Статья четвертая: Объект и субъект

Искать ответы на вопросы, заданные в предыдущих статьях, можно в выступлениях компетентных лиц. Лиц, имеющих непосредственное отношение к создающемуся Фонду. Сложность в том, что ответы эти – разные. Никакого злого умысла тут, разумеется, нет – люди говорят то, что думают. А люди, как известно, думают по-разному.

 

Объект

Защиту каких ценностей будет финансировать Фонд? Какие социальные отношения – «его», а какие «не его»?

Президент РФ Дмитрий Медведев «уточнил, что фонд будет поддерживать российских граждан за рубежом в случае нарушения их прав и интересов, оказывать им правовую, информационную, организационную и финансовую помощь».

Министр иностранных дел РФ Сергей Лавров: «Еще одно важнейшее направление – защита политических и социально-экономических прав зарубежных соотечественников».

Директор ДРС МИД Александр Чепурин: «Нередко взятые Россией обязательства по защите этнокультурных прав соотечественников, широко применяемая загранучреждениями практика юридической и адвокатской помощи понимаются как «обязанность России» оплачивать адвокатов по семейным, имущественным делам, по нарушениям законодательства стран проживания, уголовным делам. С защитой этнокультурных прав соотечественников такой подход не очень увязывается. И это нужно учитывать».

4-5 июня 2009 года в Москве состоялась конференция «Успешные соотечественники: вклад в сохранение российского этнокультурного пространства, защита прав российской общины», организованная Правительственной комиссией по делам соотечественников за рубежом и МИД России. В качестве цели определено «сохранение этнокультурной и цивилизационной самобытности российских общин, защита прав и законных интересов соотечественников».

Комментируя подписание соглашения между Россотрудничеством и Международным советом российских соотечественников, заместитель руководителя Россотрудничества Георгий Мурадов сказал: «Речь также идет и о том, чтобы укреплять позиции наших соотечественников, и в этом Россотрудничество готово им содействовать. Одна из тем – защита гражданских прав наших людей. С гражданскими правами не все в порядке в ряде стран, если говорить о языковых правах, о праве образования на родном языке».

Выступавший на заседании ВКС в Страсбурге, которое прошло 19-20 сентября, представитель РПЦ при Совете Европы игумен Филипп (Рябых) считает, что «Настало время учиться отстаивать свои законные права на сохранение собственной цивилизационной идентичности в ее различных проявлениях. Я говорю именно о цивилизационной идентичности, а не о культурной, потому что первая гораздо шире. Она включает не только право на родной язык, культуру, но и на сохранение своей религии, связей с исторической Родиной, организацию коллективной жизни и гражданскую, экономическую, культурную активность в странах проживания».

Как широко могут быть раздвинуты границы объекта? По словам Закиры Зариповой из Ассоциации «Татары за Израиль», они «защищают права израильтян на спокойную жизнь – вне зависимости от национальности и вероисповедания». В развернутом виде – «борьба с террором» и «сотрудничество со всеми, кто не приемлет экстремизм и ксенофобию».

Эта цитата взята мной не откуда-то, а из журнала «Шире круг» - «журнала для соотечественников и о соотечественниках», то есть формально под «защиту соотечественников» может попасть и «защита права израильтян на спокойную жизнь»…

Как видно из приведенного каталога, мнения различаются очень серьезно. Теперь так же изучим подлежащий защите субъект.

 

Субъект

В Указе субъект защиты определен так: «соотечественники, проживающие за рубежом» (о тонкостях «проживания за рубежом» как-нибудь в другой раз).

Председатель Комитета Госдумы по международным делам, член Правительственной комиссии РФ по делам соотечественников за рубежом Константин Косачев: «Тема соотечественников, защиты их прав, как представляется, совершенно естественным образом оказывается в последнее время на острие отечественной внешней политики.

Во-первых, тому есть вполне объективные причины. Отличие дипломатии демократического государства от внешнеполитических установок авторитарных режимов именно в объекте и целях приложения усилий: для одних первичен человек, гражданин, для других – государство и его интересы, понимаемые порой в отрыве от конкретных людей и их нужд. И то обстоятельство, что мы сегодня больше внимания уделяем отдельным личностям – процесс, можно сказать, знаковый, в какой-то мере характеризующий смену акцентов в государственной внешней политике».

Министр иностранных дел РФ Сергей Лавров: «Помимо этого мы помогаем Советам соотечественников защищать свои права».

Директор ДРС МИД РФ Александр Чепурин: «Поправки содержат положения, которые будут содействовать консолидации зарубежной общины. Это ключевая вещь. Если община не консолидирована, она не в состоянии ни понять, ни защищать свои законные интересы и права».

На уже упоминавшейся конференции в Москве 4-5 июня 2009 года защите подлежали, напомню, права «российской общины».

Как видно, и в субъектах защиты недостатка нет: это и «человек», и «отдельные личности», и «российские граждане», и «российские соотечественники», и «российские общины» (кто бы еще объяснил, что это такое), и «зарубежная община», и «Советы соотечественников»… При этом в Указе определено: «соотечественникам, проживающим за рубежом». «Российская община» - это ведь и есть «соотечественники, проживающие за рубежом»? Или нет?

Вопрос приходится ставить жестко: Фонд будет оказывать поддержку, необходимую для защиты индивидуальных (субъективных) или коллективных прав соотечественников? Мое «или» совсем не случайно, поскольку в случае защиты коллективных прав мы имеем дело с огромной концептуальной дырой, но защищать-то надо прежде всего их!

В чем проблема? В том, что и «Советы соотечественников», и «российские общины», и «зарубежная община» не обладают правосубъектностью. И здесь юридический дискурс категорическим образом отличается от общественно-политического.

В ходе разбора «портфеля» мне довелось ознакомиться с пояснительной запиской к законопроекту «Об основах государственной национальной политики в Российской Федерации». А говорится там следующее:

«Предложенная Концепция направлена на преодоление представлений об этнических общностях как субъектах права и связываемую с такого рода правосубъектностью концепцию «прав народов», элементы которой присутствовали в некоторых законопроектах в сфере национальной политики в 2000 гг.

Объединяющиеся на основе языковой или культурной идентификации общности или их части не могут выступать субъектами правовых отношений – это делают их представительные органы или выступающие от их имени организации.

Неспособность общностей по самосознанию быть правовыми субъектами и нести ответственность за поступки своих членов вытекает из трактовки дееспособности (…).

Таким образом, рассуждения о народах (этнических общностях) и национальных меньшинствах как агентах коллективного действия не имеют под собой реальных оснований и являются областью политического дискурса. Такие представления по изложенным выше обстоятельствам не могут использоваться в нормативных правовых актах. В связи с этим международное право в области защиты культурных, языковых, религиозных и расовых меньшинств опирается, главным образом, на индивидуальные права членов этнических общностей и национальных меньшинств, а включаемые в его корпус коллективные права носят пассивный характер (то есть не требуют специальной организационной активности), либо опираются на осуществление прав и свобод индивидуально или совместно с другими лицами».

Как юрист, готов подписаться под каждым словом. А вот как омбудсмен…

Рассмотрим проблему на примере конкретной ситуации. Городское собрание Тарту закрывает Тартускую Пушкинскую гимназию. Русская община Тарту… взволнована. Почти две тысячи подписей за отмену решения о закрытии гимназии собираются практически моментально. Параллельно готовится жалоба в суд. Цель – отмена решения городского собрания. А вот теперь вопрос: кто идет в суд? Чьи конкретно права нарушены? Права какого «индивидуального члена этнической общности»? И какое именно (охраняемое законом) право? В ходе этого судебного процесса мне пришлось заниматься воистину юридической акробатикой, чтобы жалобу вообще приняли в производство – а все потому, что ни у одного жителя Тарту нет права на Тартускую Пушкинскую гимназию. «Индивидуальные права» пришлось практически притягивать за уши.

Причем это еще относительно простой коллективный конфликт. А драма вокруг Бронзового солдата? Там вообще был целый каскад проблем по переводу общественного конфликта в юридическую плоскость. Если в случае с гимназией вопрос о собственности как-то понятен, то вот вопрос о том, чей Бронзовый солдат, до конца конфликта оставался нерешенным. Города Таллина? Департамента защиты памятников, то есть Эстонской Республики? Ночного Дозора? Русской общины? Ветеранских организаций? Теперь прибавим к этому, что памятник этот был устроен при могиле советских воинов. России, как правопреемнице СССР, в чьих войсках они служили? Или их потомков? Еврейской общины (одна из захороненных – еврейка)?

На одном из совещаний Ночного Дозора, которое прошло за месяц до сноса памятника, было принято решение начать хоть какой-то судебный процесс с тем, чтобы иметь возможность в его рамках заявить ходатайство об остановке «работ» по сносу. Перебрав всех возможных субъектов, мы остановились на родственниках захороненных. Как их найти? Помогли журналисты. Как получить от них доверенность? Нас принял посол РФ в Эстонии Николай Успенский, внимательно выслушал, и уже через десять дней доверенность от дочери капитана Ивана Сысоева Эзмиральды Меньшиковой была в Эстонии. Эстонский суд жалобу вернул для доработки, найдя в ней с десяток «ошибок». Для исправления одной из таких «ошибок» следовало разъяснить суду, какое отношение дочь имеет к могиле отца… Остальные «ошибки» были такого же плана… А через неделю, пока я «ошибки» исправлял, памятник снесли.

Теперь давайте разбираться.

 

Синтез

Что объединяет эти два конфликта? Первое – это посягательство на коллективные ценности. В одном случае это «гимназия», в другом – «памятник». Это не конфликты «отдельных личностей», о которых говорил Константин Косачев.

Второе: можно было четко вычленить те группы людей, чувства которых были задеты совершенной несправедливостью. Потому что эти группы себя проявили. Например, говорить о том, что в случае с Тартуской Пушкинской гимназией такой группой была «русская община Тарту» - не точно, так как четко обозначилась и такая группа, как «выпускники», многие из которых не живут в Тарту.

Третье: в обоих случаях были обозначены «выступающие от их имени организации». В случае с гимназией это было НКО «Русская школа Эстонии», в случае с памятником – движение Ночной Дозор.

Четвертое: в обоих случаях для суда «отдельных личностей» пришлось искать. Потому как из «людей, чьи чувства задеты несправедливостью» предстояло сделать «людей, чьи охраняемые законом права нарушены». Необходимость подобного рода «кастинга» - прямое следствие упоминавшейся выше концептуальной дыры. Такая судебная техника называется strategic litigation, и ничего криминального в ней нет. Но в любом случае мы имеем дело не с реальными конфликтами «отдельных личностей», а с судебными процессами, сконструированными под «отдельных личностей». Причем эти люди – отнюдь не актеры и не статисты. Я их сам, когда есть такая возможность, отбираю из многих желающих, и испытываю к своим доверителям громадное уважение. Так как вместе делаем общее дело. Как правило, отношения, зародившиеся в ходе судебных баталий и подготовке к ним, перерастают в деловые, а то и в дружеские. Не всегда, конечно – люди разные.

Какие промежуточные выводы можно сделать?

Во-первых, можно подумать о том, чтобы вообще отказаться от объектного и субъектного подхода вообще, и заменить его ценностным. Например, в случае с Бронзовым солдатом у России в лице посла Николая Успенского не возникло никаких сомнений в том, что нужно заняться «семейным делом» Эзмиральды Меньшиковой. А уголовное дело «бронзовой четверки», обвиняемой в «организации массовых беспорядков»? А дело Альгирдаса Палецкиса, судимого нынче в уголовном порядке по обвинению в (упрощенно) «отрицании оккупации»? А если Литву накроет волна явок с «повинной»? «Я, имярек, сообщаю, что 15 сентября в беседе с имярек-2 отрицал оккупацию Литовской Республики со стороны СССР в 1940 году…». С последующими уголовными процессами?

Второе: если совершить указанную замену подхода, то о каких ценностях можно вести речь? О ценностях Русского мира. Год назад я проделал соответствующую работу и вычислил эти ценности – результат был опубликован в журнале «Стратегия России». Опуская здесь весь процесс «вычислений», скажу, что таковыми генеральными ценностями стали «человек», «русский язык», «святость жизни» и «Победа». Все явные и неявные апелляции к Фонду «Русский мир» становятся сразу понятными, если мы допустим, что в случае с Фондом поддержки и защиты прав соотечественников, проживающих за рубежом, мы по сути имеем дело с Фондом защиты Русского мира. Такая вот китайская парная ваза получается. Один обеспечивает выход на новые рынки, второй – защиту имеющихся. Логично.

Ценностный подход к конфликтам позволяет не относиться к приведенным выше разночтениям компетентных лиц как к противоречиям. «Отдельная личность» Константина Косачева, или конституционный «человек» - высшая ценность Российского государства, а посему и высшая ценность Русского мира. Но – не основной субъект защиты. За конкретным судебным делом конкретного человека должно стоять нечто большее, нечто значимое для Русского мира. Как было показано, в одном случае «семейное дело» может иметь отношение к Бронзовому солдату («Победе»), в другом – к обычному разводу.

Решение вопроса о том, как перепрыгнуть концептуальную дыру доминанты защиты субъективных прав в ущерб коллективным, зарезервируем для следующих разборов.

ruvek.ru

Обсуждение закрыто

Вход на сайт