Анализировать российские официальные документы мне приходится крайне редко, и опыт тут у меня небольшой. Однако, как мне кажется, уже в само название Фонда вкралась некоторая формальная ошибка. Дело в том, что у «соотечественников, проживающих за рубежом», нет «прав». Тем более – «законных интересов». Нет потому, что в Эстонии нет, например, Закона о российских соотечественниках, проживающих в Эстонии. Соответственно, нет и законных прав и интересов. При «защите» предстоит прежде всего опираться на универсальные права, затем на права, установленные законами стран проживания, но не на «права соотечественников». Понятно, что ошибка эта возникла из-за определенной инерции правозащитного дискурса.

Вторая проблема связана с «двуглавостью» целей Фонда – «поддержкой и защитой». Если «защита» имеет в виду гонения на соотечественников в странах их проживания, то «поддержка» - соучастие в их начинаниях, которые совершенно не обязательно должны сопровождаться гонениями. Российских учреждений «поддержки» соотечественников – много, а вот защитного учреждения (Фонда) доселе не было ни одного. Поэтому «поддержка» в названии Фонда сразу ставит вопрос о распределении внимания между «поддержкой» и «защитой». Тот же Фонд Русский мир, например, совершенно сознательно дистанцируется от правозащитной деятельности. Поэтому, как мне кажется, «поддержка» в названии Фонда совершенно избыточна, и отказ от нее позволит впредь сосредоточиться на правозащитной деятельности, а это достаточно специальная сфера.

Как результат этих размышлений, я предложил бы сократить название до Фонда защиты соотечественников, проживающих за рубежом. Так, кстати, это название уже разошлось по СМИ.

(Название – дело серьезное. «Как вы яхту назовете…» В частности, у меня были и вопросы к названию Международного правозащитного движения «Мир без нацизма». Почему «правозащитного»? С защитой прав мы имеем дело тогда, когда само зло почитается неискоренимым – например, дискриминация, которая будет везде и всегда. Или национализм. Или преступность. Органы, которые противостоят ей, так и называются – правоохранительные. Должны ли мы полагать, вынося в название слово «правозащитное», что и нацизм неискореним? Что задача движения – защита жертв нацизма? Но название-то – «Мир без нацизма»! Конечно, у обществоведов могут быть свои соображения по поводу принципиальной искоренимости нацизма, но зачем уже в самом названии переходить к обороне?)

Цели

Второй аспект, на который бы хотелось обратить внимание – это целеполагание. Указ в п. а) ст. 3 поручает учредителям предусмотреть «обеспечение соблюдения целей, для достижения которых Фонд создается, определение приоритетных направлений его деятельности». О самих же целях, а также «приоритетных направлениях» в тексте Указа – ничего. Президент РФ по этому поводу высказался так: «Его функции вытекают из его названия. Он (…) будет заниматься, естественно, поддержкой всех наших соотечественников, которые живут в других странах, будет заниматься правовой, организационной работой, будет заниматься оказанием помощи соотечественникам в случае нарушения их прав и законных интересов, естественно, руководствуясь при этом нашим законодательством, международными конвенциями и в необходимых случаях законодательством того государства, где проживает наш соотечественник».

Однако одного названия Фонда для определения целей, как мне кажется, мало. Потому что еще до появления Указа заинтересованная общественность уже набросала список целей, которого хватит на пять фондов. И некоторые из них, вполне адекватные, явно выпадают из «вытекают из его названия». Например, защита прав соотечественников-переселенцев (тут мы точно можем говорить о «правах соотечественников», ибо они определены соответствующим российским законом). Потому что российская бюрократия – жива, и трения переселенцев с ней неизбежны. Но из названия вытекает, что Фонд защищает права соотечественников, «проживающих за рубежом». Недавно переселившийся в Россию соотечественник, однако, за рубежом уже не проживает. Входит ли решение его проблем в компетенцию Фонда? Непонятно.

Заканчивая тему целей, укажу на явную сложность стоящей перед учредителями задачи: с одной стороны «обеспечить соблюдение целей», с другой – определить «приоритетные направления». Как можно обеспечить соблюдение того, что еще не определено?

Объект

Весь текст Указа говорит о том, что его объект – проживающие за рубежом соотечественники. И они – никак не субъект. Указ не предусматривает никаких понятных обратных связей с соотечественниками. Это видно, в частности, из того, что надзор за деятельностью Фонда поручен попечительскому совету, состав которого определен в п. д) ст. 3. Он формируется из лиц, рекомендованных «заинтересованными федеральными органами исполнительной власти», Государственной Думой и Советом Федерации  РФ, Общественной палатой РФ, «общественными организациями, а также из представителей средств массовой информации». И ни слова о Всемирном координационном совете российских соотечественников – органе, «законном» только на территории РФ и, без сомнения, самом заинтересованном в защите соотечественников. «Защита соотечественников» в Указе никак и нигде не пересекается с «движением соотечественников», что, на мой взгляд, глубоко неверно. Проблемы, которые можно легко предсказать, собственно, уже начались. Как я уже говорил, заинтересованная общественность уже сгенерировала портфель заказов, и деятельность эта не прекращается. Кто обрабатывает поступающие предложения? Как и в какой мере они влияют на выработку решений?

По всей видимости, обрабатывать эти предложения должны указанные в п. а) ст. 2 учредители Фонда – МИД РФ и Федеральное агентство по делам СНГ, соотечественников, проживающих за рубежом, и по международному гуманитарному сотрудничеству. Но от данных глубокоуважаемых учреждений обратной связи пока, если я не ошибаюсь, не поступало.

Фонд: что и как?

Известная неопределенность с целями Фонда и формами его работы вдохновляет креативные предложения, призванные заполнить пустоты. Поэтому вместо того, чтобы заполнять и без того уже набитый портфель, подчеркну, что портфель уже набит и с его содержимым настала пора разбираться.

Не менее, а то и более важным мне представляется вопрос о том, как будет работать Фонд. Для меня совершенно очевидно, что грантовая система для подобного рода Фонда неприемлема. Прежде всего – в силу своей неразворотливости.

Я делаю свою общественную работу русского омбудсмена вот уже восьмой год и, смею полагать, накопил определенный опыт. Три года у меня ушло на решение проблемы селекции – а именно, за какие дела браться? Потому что ищущих помощи гораздо больше, чем оказывающих ее. А бесплатной помощи – тем более. Ответ на этот вопрос не сразу, но сложился: я помогаю в первую очередь тем, кто помогает другим. То есть моя целевая группа – деятельная соотечественная элита «страны проживания». Во-вторых, это strategic litigation, сиречь прецедентные дела, причем в последнее время даже больше административные, нежели судебные. Тут уже, казалось бы, все равно, кто является «героем» дела. Но опыт показывает, что часто из подобного рода «героев» вырастают герои без кавычек. Примеров тому – много.

Помощь же деятельной элите, в том числе правовая, зачастую должна оказываться моментально. Например, коллегам из Ночного Дозора отказали в проведении пикета против эсэсовского мероприятия в Синимяэ. Жалобу в суд нужно подготовить за ночь. Понятно, что писать заявку на грант – себе, да и делу дороже. Все это подводит к тому, что «защита» должна быть где-то неподалеку. Кому ее можно доверить? Мысли по этому поводу высказываются разные. Например, российским адвокатам. Но, при всем огромном уважении к российскому адвокатскому корпусу, они не знают ни эстонского судебного процесса, ни законодательства, ни языка. Эстонским адвокатам? Они знают первое, второе и третье, но вот доверить им защиту российских соотечественников я бы не решился. Примеров же тому, что доверять нельзя, к сожалению, достаточно. «Соотечественным» правозащитникам из «страны проживания»? Но нас в Эстонии можно пересчитать по пальцам одной руки – Елена Каржецкая, Мстислав Русаков да я. Был еще Андрей Арюпин, но он уехал работать на ООН. И за последние 10 лет нас как-то больше не стало… Оно и понятно – зачем идти в «бизнес», в котором не платят? И наоборот – Эстонское государство выписывает себе «правозащитников» аж из-за рубежа, назначает их «профессорами» или «директорами институтов», только вот «защищают» они само Эстонское государство от… российских соотечественников.

В той же Эстонии правозащитная деятельность расценивается строго как антигосударственная, особенно после «бронзовой ночи». Политическое и профессиональное преследование правозащитников – неизбежные «издержки профессии». Как и различного рода провокации. Некоторые наши общественные деятели уже просто вынуждены были покинуть Эстонию, потому что с таким «волчьим билетом» не прокормить ни себя, ни семью. Это – реальные риски тех, кто занимается защитой соотечественников в Эстонии. В Китае же, предполагаю, ситуация другая. В Узбекистане – третья. Это я к тому, что единую модель работы с разными странами Фонд вряд ли сможет выработать. Мной уже предлагалась рассредоточенная модель Фонда, работающего через наместников-омбудсменов, обеспечивающих как моментальные реакции, селекцию, так и мониторинг. Потому что понятно, что объем финансирования на страну должен быть привязан не к численности населения и не к доле российских соотечественников в нем, а к уровню опасности для соотечественников – а эти данные по сути своей имеют аналитический характер. Соответственно, само руководство Фонда тоже переключается в преимущественно аналитический режим. А это – новый разворот в деятельности руководства Фонда. Или, выражаясь языком Указа, «приоритетное направление».

"РУССКИЙ ВЕК"

Обсуждение закрыто