Что запомнилось за прошедший год? Прежде всего – убийство Карэна Драмбяна и гибель Юрия Мишина. С Карэном мы приятельствовали, с Мишиным – нет. Просто не сложилось. Наверное, правильно было бы присоединиться ко всем официальным и полуофициальным соболезнованиям его родственникам и друзьям, но я не мастер протокольных речей. Отмечу лишь, что на фоне планктона наших многочисленных «общественных деятелей» Мишин был «делателем», востребованным, а в чем-то и незаменимым.

 Год для меня разделился пополам, и вторую его половину я мало работал на Эстонию – был «сдан в аренду» порталу «Русский век» для проектирования Фонда поддержки и защиты соотечественников, проживающих за рубежом, а с конца ноября пришлось заниматься «гарантийным обслуживанием» Южной Осетии, куда ездил наблюдателем на выборы, и где после выборов разгорелся колоссальный скандал.

«Черное рождество русской школы», о котором написала Яна Тоом, меня врасплох не застало. Тут хотелось бы остановиться подробнее. Я не вступал в Совет русских школ (видимо, все-таки сделаю это), но исправно выполнял все их просьбы и поручения. Почему не вступал? С самого начала их деятельности было понятно, что они будут находиться в рамках аналитической стратегии. Нужен определенный опыт, чтобы понять, что в Эстонии (и, шире – в Прибалтике) аналитическая стратегия не работает вовсе. Когда Кленский (или СРШ) говорит, что будут «действовать в рамках закона», то я обычно помалкиваю. Потому как достаточно хорошо представляю себе эти «рамки» и знаю, что они суть недобрые прихоти реформистов и IRL, а действовать в рамках прихотей врагов мне не хочется.

И требование извиниться Палаты национальных меньшинств к Ильвесу я поддерживать не стал. Потому что целью письма был круглый стол, а я не понимаю, о чем мне сидеть с Ильвесом за круглым столом. Другое дело, что я свое частное мнение никак не противопоставляю мнению тех, кто хоть что-то делает (даже если мне кажется, что неправильно), и в этом смысле СРШ могу поставить крепкую пятерку за прошедший год, а Палате – четверку. Не знаю, что ставить КСРСЭ. Если двойку, то они «останутся на второй (третий, четвертый…) год», а это – их единственная цель… Может, потому ничего и не делают?

То, что «в рамках закона» ничего сделать нельзя, понимаю не только я. Только в прошедшем году Эстонию окончательно покинули Максим Рева, Александр Коробов и Дмитрий Линтер. Я позвонил знакомому эстонскому журналисту и предложил написать статью на тему «Стала ли жизнь лучше?». Он не понял, о чем это я. Я повторил – стала ли жизнь лучше? Ведь Линтер и Рева уехали! Посмеялись. Но жизнь лучше не стала.

Конечно, «ушел из жизни» и «уехал из Эстонии» - не одно и то же, но как-то нас стремительно становится меньше. Эстония стала «местом смерти» для многих, для меня в том числе. Надо делать выбор. И – как-то выбираться.

Все мои попытки упросить современных гениев «поиграть за Эстонию» начинались с их вопроса – «А что у вас есть?». В смысле – с чем играть-то? А ничего нет, кроме мирового значения запасов спеси. И на этом разговор заканчивался.

«Ничего» - это ничего. Ансипу нравится называть это «стабильностью». Стабильность чиновничьих зарплат, стабильная безработица и бесправие для меня и моих друзей. На кой такая стабильность? Как из нее выбираться, как сменить застой-стабильность на развитие? Хотя бы для тех, кто в состоянии развиваться?

Петр Щедровицкий считает развитие одним из самых дефицитных ресурсов современности. В Эстонии развитие имитируется «реформами», дошедшими уже до идиотского уровня. «А давайте перетащим мебель в министерстве с пятого этажа на второй?!» - «Давайте! Классная идея!». И побежали таскать… Точнее – нанимать таскальщиков.

Не буду повторять, что в Эстонии парадигма развития общества отрицается уже на конституционном уровне – эстонскую национальность, язык и культуру следует исключительно сохранять. Развивать же следует государство, не общество. Вот Ансип и развивает.

В основе развития – либо конфликты, либо идеи. Идей у правительства нет (даже Петров объявил следующий год «годом без публицистики»), а все конфликты тщательно затрамбовываются. Известно, что суды могут играть в обществе либо интегративную, либо репрессивную роль. В случае с Эстонией даже гадать не надо. Поэтому, как практик, в аналитическую стратегию больше не верю. Надо переходить к стратегии риска. Нужны значимые перемены. Не «в рамках закона» - от этого эвфемизма следует отказаться. Мирные – да (пока гигАнсип рубится с гигХалонен), «законные» - вряд ли.

Права не следует выпрашивать, за них (уже) нет смысла «бороться». Их нужно брать. На конкретном примере: не надо было просить у правительства разрешения на русский язык в гимназиях. Потому как испрашивание такого разрешения – неконституционно. Муниципалитетам следовало «оставлять» русский язык своими решениями – и пусть потом правительство доказывает, что муниципалитеты что-то нарушили. Не мы теряем годы в судах, а они. Темп – за нами. Но такого уровня русских политиков в Эстонии не осталось. Нельзя хотеть от Кленского всего, а мы зачастую хотим.

Позицию центристов по русской школе я сумел довести до четырех букв – «да, но…». Лучше всех ее озвучивает Михаил Кылварт.

Между тем, нашим главным ресурсом на ближайшие годы становится русский язык. Потому что у нас есть общий прибалтийский язык, а у эстонцев, латышей и литовцев – нет. Русские латвийцы уже не первый год смотрят на нас свысока, и с этим придется смириться. Ближайшая перспектива – встроиться в кильватер русским латвийским инициативам (тоже, к сожалению, аналитическим, но хотя бы силовым), создать по-настоящему общее медийное пространство. Чем будем расплачиваться? Например, местом в Европарламенте – пусть присылают варяга. Даже русские Литвы через Томашевского имеют в Европарламенте своего представителя, мы – нет. Неловко.

Пора расширить ту работу, которой я занимаюсь здесь вот уже больше десяти лет – компаративный анализ происходящего на постсоветском поле. Потому что тут есть решения. Почему, например, русские жители Валга должны осваивать eestlus, а русские жители Валки – латышство? Почему любая национальная (с упором на национальность) идея объявляется чуть ли не философией и идеологией? А в Азербайджане – без «чуть ли»; из указа президента Азербайджана от 29 декабря 2006 года: «Основоположник независимой азербайджанской государственности Гейдар Алиев, подарив нам столь глубокую философскую концепцию, как азербайджанство, неоднократно завещал беречь азербайджанский язык, историю Азербайджана, азербайджанскую культуру и национальные духовные ценности. В нашей стране ведется огромная работа в рамках идеологии азербайджанства, однако ощущается необходимость в системной координации этой работы из единого центра». Как видно, единственной артикулированной «национальной духовной ценностью» всех «национальных учений» является национальный язык. Каждый раз в связи с этим вспоминаешь Юргена Хабермаса: «Язык – это власть».

Если брать «справедливость» как функцию распределения общественного богатства, то «национальная справедливость» может предложить только два критерия – кровь и язык. «Кровь» не артикулирует никто – зачем?

Возможно ли у «национальных учений» иное содержание, кроме крови и языка? В «Дневнике уехавших» Игорь Иртеньев и Алла Боссарт дают такое определение: «Но счастье от обретения этой земли доступно только еврею. И если душа твоя резонирует с Израилем — ты становишься евреем. Вот и все». Резонанс с территорией? Эстония не как «место смерти», а как «территория резонанса»? Да, пожалуй, в этом смысле я тоже эстонец. Потому что еще жив. Но если я занимаю позицию «эстонец», то эстонцу без кавычек надо как-то реагировать – введено понятие «õige eestlane». Обратите внимание на рекламу Farmi – на эстонском языке она адресована «правильным эстонцам», на русском – «жителям Эстонии».

И – снова новогоднее. Речь Ильвеса смотрел вместе со своими московскими родственниками. Те, несмотря на наличие титров, ничего не поняли. Я – тоже. Что-то попытался разъяснить мне Стальнухин, ежегодно толкующий речи президента для непонятливых. Я же расслышал и запомнил только одну фразу: «Мы не виноваты в том, что свободны».

Лучшей формулировки безответственности за свою страну предложить не могу. Это – талантливо! И – наконец-то, - честно. Петров долгие годы говорил нам о том, что истинные эстонцы за нас не в ответе. Пора делать выводы. Я-то как раз виновен в том, что свободен. Поскольку очень дорого за эту свободу плачу. В частности, потерей настоящего.

Ильвес затеял новую мульку и предложил назвать 100 причин, по которым в Эстонии жить хорошо. Свое обращение предварил словами о том, что верит, что в Эстонии жить хорошо. Я тоже поучаствовал. Написал, что воспитанные люди вопросы веры не обсуждают.

"День за днем"