Ээрик-Нийлес Кросс (Eerik-Niiles Kross). Фото: Õhtuleht.ee

Проигрыш прозападных сил на недавних выборах в Грузии неожиданно выявил не давно уже назревавший кризис в отношениях Грузия-Запад, а чахлость внешней политики Эстонии. Домашняя партизанская война началась в Эстонии в 2007 году после выборов в парламент. Напомню, что партия Реформ отвергла предложение партии Союз Отечества-Республика (СОР) предоставить место министра иностранных дел Марту Лаару. В ответ Лаар вообще отказался от участия в кабинете министров и возглавил парламентскую фракцию СОР.

В Эстонии начался длящийся и по сей день период внешней политики, который президент Ильвес охарактеризовал как плетение в хвосте СОР и содержанием которой является пассивное поддакивание и безынициативность (Ээсти Пяевалехт, 14.01.2010). Официальная политика с тих пор сосредоточилась на выяснении настроений, доминирующих в Брюсселе, на так сказать держании носа по ветру и затем  поддержке этого самого разнюханного настроения. При этом во внешней политике есть безусловно, свои предпочтения и я не спешу утверждать, что это само по себе может противоречить интересам Эстонии. 

Стремление быть самым хорошим, самым проворным, самым законопослушным и самыми политкорректным членом ЕС наверняка принесло нам имиджевую пользу. Если это не укрепило безопасность Эстонии, то на первый взгляд и не ослабило ее и разместило внешнюю политику Эстонии в Евросоюзе в зоне удобств – с нами никогда не случается никакой ерунды и мы никакой ерунды никогда не создаем.

Внешняя политика Эстонии, начиная с 2007 года, по большей части была внешнеполитическим измерением внутригосударственной политики. Юрген Лиги (министр финансов) Андрус Ансип (премьер-министр), Банк Эстонии и э-государство с международной точки зрения гораздо более сильные торговые марки, чем министерство иностранных дел Эстонии и Урмас Паэт. В этом плане наша внешняя политика была чуть ли не сверх-успешной. Эстония более или менее поддерживала в ЕС все инициативы Германии или государств Северной Европы с чувствительной экономикой. Раньше, чем Польша, Чехия и Венгрия добилась приема в еврозону, одна из немногих стран – членов ЕС выполняла и выполняет требования еврозоны по части бюджетного дефицита, кредитной нагрузки правительственного сектора и инфляции, поддерживает Европейский стабилизационный механизм и спасает евро.

Самым смелым шагом во внешней политике Эстонии (если это не квалифицировать как внутреннюю политику) за последние годы стало требование предоставить менее дискриминирующие льготы для аграриев Эстонии по сравнению со странными членами Евросоюза. Требование тихое и справедливое, чтобы никто в Берлине или Париже, ради бога, не рассердился.

В отношениях с Востоком внешняя политика Эстонии после Бронзовой ночи просто перестала существовать. Объективно оценивая, здесь по большому счету ничего не изменилось.  Ансип с апреля 2007 года для Путина перестал быть человеком, с которым разговаривают, и, в определенной мере, это будет определять рамки эстонско-российских отношений до тех пор, пока в России существует нынешний режим.

Несмотря на то, что в отношениях с Европой техники-нормировщики министерства иностранных дел и идейные однокашники Лаара придерживались различных мнений по части активности и словесных выражений, но в целом они одинаково понимали  интересы Эстонии. Зато в отношении России различия были принципиальными, хотя внешне почти неосязаемыми. Причем фронтовая линия партизанской войны между идеологами и прагматиками не совпадала с линией водораздела между двумя правящими партиями.

Прагматики из партии Реформ пытались, начиная с Бронзовой ночи, втихую найти возможности каким-либо образом помириться с русскими, но в то же время во внутренней политике не хотели оставлять СОРу монополию на национальную и идейную сферу.

Подчас можно было услышать о противоречиях публично. Когда Россия осенью 2007 года впервые попыталась получить разрешение на проведение исследований для прокладки газопровода Nord Stream в экономической зоне Эстонии, чиновники министерства иностранных дел и большая часть партии Реформ была готова предоставить разрешение. (Кстати, и автор этих строк считал тогда и считает и сейчас, что в тот раз можно было дать разрешение хотя бы для того, чтобы получить право высказываться по этому вопросу). Дело перечеркнул Лаар, который как настоящий эксперт партизанской войны потопил планы партии Реформ, обнародовав письмо СОР (которое через пару часов попало в газеты).
В этом классическом описании внешней политики Эстонии председатель СОР сказал в числе прочего: «Во внешней политике Эстонии сквозь времена стоял вопрос, есть ли у нас вообще выбор, можем ли мы оказывать влияние в современном мире или лучше удовлетвориться ролью стороннего наблюдателя… Мы  вновь должны спросить  сами себя, можем ли мы делать так, как считает правильным или считаем правильным от этого отказаться.» После этого партия Реформ не могла, а СОР не хотел проявлять никакой гибкости в российском вопросе.  

Недавно один европейский дипломат сказал мне с изумлением, что когда на одной из встреч высокопоставленных внешнеполитических чиновников Евросоюза спросили у эстонца, что он думает о своем российском коллеге, эстонец гордо ответил, что понятия не имеет, так как никогда не беседовал с ним. Во внутренней политике Эстонии т.н. угроза России постоянно играет столь доминирующую роль, что и во внешней политике из-за российской угрозы сформировалась политика, предпочитающая  или вообще не возиться с Россией или же делать это сквозь призму угрозы безопасности. В результате отсутствие практичной внешней политики.

Единственный сектор внешней политики Эстонии, имеющий в условиях партизанской войны хоть какой-то внешнеполитический облик, это третьи государства, где у Эстонии есть интересы безопасности. Кстати, партизанская война обрела серьезные масштабы в 2011 году, когда Лаар во второй раз остался без кресла министра иностранных дел, но занял позиции министра обороны на улице Сакала.

С той поры происходящее во внешней политике Эстонии можно назвать войной Рявала (улица, где расположен МИД Эстонии – прим.перевод.)-Сакала, где является постоянным вопросом casus belli является: должна ли у Эстонии быть своя точка зрения по какому-либо внешнеполитическому вопросу или она должна дождаться точки зрения Европы и после этого поддержать ее? И модуляция этого вопроса: должна ли Эстония избирать чью-либо сторону или оставаться нейтральной? Эстонии полезно  быть видимой или невидимой? Что важнее: что думают об Эстонии или что думает Эстония?

Это геополитическая неизбежность: активная позиция по некоторым важным для нас третьим государствам и высказывание своей точки зрения, например, по чувствительному в ЕС вопросу безопасности зачастую означает противостояние интересам России. Имея это в виду, прагматики (чтобы не тревожить Россию) и евроотличники (чтобы сохранить образ пай-мальчика) взяли на вооружение убийственный аргумент «опасность превратиться государством одной темы», лишь бы избежать активной позиции по политике безопасности. 

На языке простонародья это означает, что Эстония должна избегать разговоров о российской угрозе, а если возможно, то и на тему России вообще. Мы якобы  становимся из-за этого смешными, а интересам Эстонии якобы не отвечает постоянное рассмотрение неудобных тем. Когда Россия нападает на нас, например, утверждая, что мы прославляем фашизм, то мы или молчим, или реагируем по-европейски, примерно как Швеция, когда ее критикует Дания. (Кстати, в случае с данным примером подобная реакция и может быть подходящей).

Другое обычное оружие для обеих сторон - это постановка под сомнение деятельности или бездеятельности противной стороны, обсуждение на сути дела, а мотивов.  О сомнительных мотивах говорят во время доверительных бесед, возбужденного шушуканья или через слухи в СМИ, очень редко публично. 

Банальная классика здесь примерно такова: Ильвес ведь на содержании американцев, Ансип делает то, что приказывает Сели, Лаар получает бабки от банкиров Швеции, Паэт хочет стать премьер-министром, Рейнсалу находится под влиянием Кена-Марти. Короче, что бы кто ни делал, он делает это по иным соображениям, но только не ради пользы дела.  Далее уже можно просто обсуждать мотивы и отбрасывать содержание в сторону.

Третье оружие в партизанской войне  исходит от средневекового образа мышления, опирается по своей сути на  традиции устройства гильдий, и в отличие от предыдущих является оборонительным. По мере необходимости им пользуются все ведомства, занимающиеся внешней политикой и политикой безопасности, главным образом министерство иностранных дел. Здесь главное заявить, что конкретными вопросами внешней политики должны заниматься только специалисты.

Один эстонский дипломат пояснил мне, что внешняя политика – это область, которую невозможно разъяснить народу или которую народ вряд ли понял бы. В идеале такая внешняя политика являлась бы нешумной активной деятельностью профессионалов высокой дипломатической сферы. Общественность оповещалась бы при посредстве сообщений для прессы через интернет или через многозначительное мычание аналитиков во внешнеполитических передачах.  Короче, публичные внешнеполитические дебаты бессмысленны. В крайнем случае, можно было бы ответить на вопрос, что сделано, а обсуждение вопроса, почему так сделали, ни к чему.
Но, как показывают некоторые битвы партизанской войны, эти методы начинают мешать способности Эстонии принимать вменяемые точки зрения и по важным для нас вопросам.

Типичный пример. Во время визита далай-ламы отличники избрали путь однозначного дистанцирования от него и при каждой  возможности подчеркивали следование «единой политике Китая». Ильвес и Лаар встречались с далай-ламой в частном порядке, отражая атаки партизанской войны. Из них наиболее красочной была совместная операция министерства иностранных дел и Таллинской городской управы, чтобы помешать политикам от СОР вывесить на время выступления ламы флаг Тибета на площади Свободы. Премьер-министр был в отпуске и правильно сделал. Потому что в итоге от позиции Эстонии в отношении тибетского вопроса осталось впечатление, что у нас нет позиции. Разумеется, вопрос сложный, так как целью внешней политики Эстонии является как «прочность и неделимость безопасности, стабильность и предсказуемость международных отношений», так и «развитие пространства ценностей демократии, прав человека, принципов правового государства, экономических свобод».

Вместо того, чтобы сформировать величественную позицию, учитывающую безопасность Эстонии, но при этом не отрицающую нашего основополагающего принципа права на самоопределение и свободу, точка зрения Эстония ограничилась сообщением, что вопросам прав человека с Китаем занимается ЕС. Основной пар арсенала партизанской войны ушел на междусобои Сакала и Рявала.

В последнее время наиболее громкие фронтовые сводки были связаны с выборами в Грузии. У Эстонии, наверное одно из самых лучших в Евросоюзе представлений о внутриполитической положении в Грузии и одна из самых неопределенных точек зрения на значение выборов. Единственная статья с четким позиционированием и раскрывающая широкий контекст происходящего в Грузии была написана Урмасом Рейнсалу, который перенял управление людьми с Сакала (после инсульта у Марта Лаара в феврале он стал министром обороны Эстонии – прим. перевод.)

К огорчению людей с Рявала, Рейнсалу нарушил правила партизанской войны, начав по сути публичные дебаты, да еще в «иностранной газете». Как когда-то сказал президент Ильвес, «когда какой-нибудь эстонец  что-то сделает или скажет за границей, то СМИ зачастую не знают, что с этим делать. Не стараясь охватить более широкий контекст, стремятся выделить какую-нибудь отдельную фразу или мысль». Более того, официальная Эстония поспешила заявить о намерении «поддерживать хорошие отношения» с победившим олигархом и судорожно воздерживалась давать произошедшему в Грузии достойную оценку.

Очевидно, ожидают точки зрения ЕС. Однако мы могли бы через ЕС, при помощи аргументов, опирающихся на наши знания, как минимум замедлить начинающуюся путинизацию внутренней политики Грузии. Возможно, это будут делать, но так осторожно, чтобы никто этого не заметил.   

Внешняя политика Эстонии заключается в том, чтобы не создавать никогда и не из-за чего проблем. Она может быть успешной и даже дееспособной в удобный мирный период, когда нашим главным вызовом является недостаточный рост пособий на сельское хозяйство. По моему мнению, этот период завершился с одной стороны из-за еврокризиса и возникшего в связи с этим внутриполитического кризиса Европы, а с другой стороны в связи с возвращением Путина.   

В последнем номере Foreign Affairs Тимоти Картон Эш предсказывает, что если европейцы не способны будут создать динамичный, смотрящий вовне Евросоюз, пользующийся активной поддержкой граждан, то ЕС сможет сохраниться как прекрасный дворец договоров и институтов, но на деле деградирует как бывшая Священная Римская империя.  За границей Эстонии бушует Россия Путина, цель которой – мягкими (а если нужно, и другими) средствами восстановить нечто наподобие Советского союза и расширить свою сферу влияния.

Единственная надежда на сохранение Эстонии – активная, когерентная и оказывающая влияние на ЕС, а не подражательная внешняя политика. В 1996 году Леннарт Мери ответил на вопрос, выйдет ли Эстония на «спокойный берег» политики безопасности после вступления в НАТО и ЕС: «Я бы посоветовал НАТО и ЕС накрепко запереть все двери и окна перед государством с таким образом мышления. Такое государство впускать нельзя. Это образ мышления секретаря обкома: ввалимся и начнем принимать солнечные ванны безопасности».

Или как сказал в 2010 году Ильвес: «То, насколько успешна внешняя политика и дипломатия Эстонии, определяет на очень долгое время наше будущее… В число принимающих решение попадает только тот, у кого есть свое мнение и свои интересы и кто осмеливается их предъявлять и что самое важное – защищать».

С тактикой партизанской войны мы в число принимающих решение не попадем. Явления партизанской войны доказывают только, что в положении неопределенности национальных интересов внешняя политика легко превращается в довесок внутренней политики. Во-вторых, придерживающаяся торгашества дипломатия, держащая нос по ветру и предпочитающая ценностям «поддержание хороших отношений» свидетельствует не о силе государства, а его слабости. В-третьих, малость малого государства не должна создавать комплекс неполноценности, когда в опасении ошибок избегают четких позиций и избирают пытающийся понравиться всем конформизм.

Внешняя политика Эстонии неизбежно выходит из зоны удобств и становится вопросом выживания. Наступила пора объявить перемирие в партизанской войне  и обратить оружие вовне. Кстати, о возможности такого перемирия свидетельствует неожиданный успех, который сопровождает Марко Михкельсона и Урмаса Паэта в возобновлении эстонско-российского пограничного договора. Возможно, партизаны смогут удивить нас на сей раз.

Перевод: Алесей Архипов.

Обсуждение закрыто