— Интервью обещала — значит, дам. Но вы видите, что творится, так что времени у нас — сколько до Таллинна ехать. Успеете?

Кивнув, я включаю диктофон, но тут раздается сто сорок пятый за сегодня звонок, и Жданок, извинившись, в сто сорок пятый раз проговаривает ответ на вопрос невидимого журналиста: «Если уже они боятся меня, женщину, которая собиралась не более чем провести пресс-конференцию и участвовать в митинге, очевидно, что тем самым власти выказывают свою слабость. Кстати говоря, мой предыдущий приезд в Эстонию также был связан с контактами с полицией. Когда мы уезжали после суда над дозоровцами, нашу машину остановили и около часа «проверяли документы». Этот случай я описала в письме к председателю Европейского парламента, и тот, в свою очередь, направил письмо эстонскому премьеру с протестом против таких действий. Но все повторилось сегодня в еще более безобразном и неприличном виде. Я абсолютно уверена, что такие действия позорят государство, которое демонстрирует свой авторитаризм и нежелание идти по пути демократии, развития свободы и уважения прав человека».

Пока Жданок озвучивает свой текст, я нахально включаю диктофон «на все готовенькое» (надо экономить время!) и, лишь дождавшись финальной фразы, спрашиваю, как Татьяна Аркадьевна относится к тому, что стала одним из главных действующих лиц ежегодника КаПо?

Оказывается, с иронией (и это чертовски приятно — по моим наблю­дениям, некоторые из тех, кого полиция безопасности осчастливила нынче своим вниманием, до такой степени возгордились, что невольно возникает мысль, не имеем ли мы дело с платной рекламой).

— Правозащитник Алексей Семенов отказался баллотироваться в Европарламент в результате дрязг, возникших вокруг этих выборов в русской политической среде. Как вы к этому относитесь?

— Меня очень огорчило, что русские политические силы Эстонии в очередной раз не смогли договориться. И к сожалению, из-за личных амбиций других людей Алексей Семенов, которого я всячески рекомендовала и поддержала бы как кандидата от русских политических сил Эстонии, был вынужден обратиться с заявлением, что он не участвует в выборах.

— На прошлых выборах в Европарламент мы не могли похвалиться высокой активностью избирателей — явка была всего- 27%. Скептики говорят, что и в этом году оживления ожидать не приходится. Есть ли вам что сказать по этому поводу русскому избирателю?

— На выборы надо идти непременно! В своей предвыборной кампании я использую такой лозунг: ты можешь изменить все. Ведь известно, что народ имеет тех правителей, которых сам выбирал и которых заслуживает.

— Но вы же знаете, что каждый четвертый неэстонец (я имею в виду неграждан) лишен права голоса  на евровыборах. 

— Тем большая ответственность ложится на тех, кто такое право имеет. И отговорки типа «я их не выбирал, я не участвую в выборах» только подтверждают, что ты заслужил именно тех, кто якобы выступает от твоего имени.

— Эксперты очень пессимистичны в отношении самостоятельной русской политики в Эстонии.  Семенов, например, считает, что возродить ее уже невозможно. Как заметил политолог Александр Астров, у русских политиков Эстонии телега постоянно стоит впереди лошади, и выборы воспринимаются не как средство достижения цели, а как повод организоваться. Мы наблюдаем это почти 20 лет, и картина действительно становится все более удручающей. Почему в Латвии этого не происходит?

— Может быть, потому что наши власти действуют более топорным способом, а ведь русские, как известно, крестятся, только когда грянул гром. Просто в Латвии мы услышали гром раньше. Я говорю, прежде всего, о попытке властей Латвии ликвидировать — полностью! — среднее образование на русском языке.
Но накануне реформы поднялось очень сильное массовое сопротивление, причем участвовали в нем в первую очередь школьники.  В результате закон все же был изменен, и сегодня мы уже говорим не о стопроцентном преподавании на латышском языке.

— А о чем?

— Была введена норма 60 на 40, то есть на латышском преподается 60% предметов. Причем через Конституционный суд мы добились разъяснения, что означает это «на латышском», и разъяснение это таково, что фактически позволяет преподавать на двух языках. А это значит, что сейчас мы как бы остановили эту неминуемую насильственную ассимиляцию через уничтожение образования на родном языке. Но, конечно, угроза не снята, потому что многое еще зависит от того, насколько будут смелы директора школ, насколько они не побоятся воспользоваться теми лазейками, которые оставляет закон.

В Эстонии школьная реформа с самого начала была запланирована на более длительный период, причем окончательная дата была назначена на более поздний срок. И это, конечно, более коварный подход, потому что он как раз учитывает русскую ментальность — вот это самое «пока гром не грянет». Но тот, кто знает физику, понимает, что чем сильнее сжимать пружину, тем сильнее будет удар, когда она разожмется. Кстати, выброс именно этой протестной энергии произошел два года назад, и энергия эта никуда не исчезла, она накапливается. И если власти в конце концов не сделают правильных выводов и не перестанут давить на эту пружину, вместо того чтобы дать ей нормально развиваться и быть составной частью этого общества, надо быть готовыми к тому, что пружина разожмется. Следует отдавать себе отчет в том, что в XXI веке мононациональные государства уходят в прошлое.

— Есть мнение, что протестная энергия местной русской общины становится все более разрушительной — просто потому, что община становится все менее… интеллектуальной.

— Да, маргинализация — это большая проблема, против которой как раз и борются мудрые политики и мудрые стратеги. Не далее как в прошлом году я была в Европарламенте докладчиком по такой резолюции — стратегии ЕС в области дискриминации. Кстати (нет худа без добра!) — в работе мне помог известный бунт пригородов, начавшийся на севере Парижа и потом перекинувшийся на другие города Франции. Хотя даже с учетом этих печальных событий, свидетелем которых была вся Европа, для некоторых политиков стало шоком, что я ввела в свой доклад такие понятия как «положительные меры» или «положительная дискриминация» в отношении тех групп населения, которые де факто находятся в маргинализированном состоянии…

 — Вы имеете в виду квотирование?

— Не только. Во-первых, надо выявить наличие таких групп. И уже на этом этапе возникает ряд проблем. К примеру, защита личных данных — в той же Франции не разрешено фиксировать религиозную и этническую принадлежность, и все как бы граждане Франции. (Кстати, в Эстонии мы сталкиваемся с похожей проблемой — Ред.). Правда, при этом граждане Франции, скажем так, нефранцузского происхождения (пусть даже с родным французским языком), прекрасно отдают себе отчет, что они не представлены в престижных профессиях, что им нет места в престижных вузах и в местных органах власти, не говоря уже о том же парламенте.

Квоты — это самая жесткая мера. Помимо этого существует целый набор инструментов, при помощи которых можно выправить ситуацию. Мы назвали эти инструменты «положительными мерами», и большинство Европейского парламента за это проголосовало.

— Что конкретно имеется в виду?

— Самый простой пример — анонимные анкеты при приеме на работу. Зачем они нужны? Чтобы при выборе из двух равных кандидатов отдать предпочтение тому, который представляет маргинализированную группу — то есть это своего рода дискриминация наоборот.
Специальные квоты в престижных высших учебных заведениях.

Создание каких-то рабочих мест и воспитание собственной элиты этнических или религиозных меньшинств. И все эти меры, кстати, проводятся сегодня даже правыми правительствами, такими, как правительство Саркози во Франции, не говоря уже о тех странах, где у власти левые или, скажем, большая коалиция, как в Германии.

Разумные правительства понимают, какую опасность таит в себе маргинализация определенных групп населения. Вспомните хотя бы взрывы в лондонском метро, в организации которых участвовали молодые мусульмане, британские граждане во втором, третьем поколении… Но, тем не менее, в них созрела ненависть к своим согражданам. Вот для того, чтобы это предотвратить, особенно в молодежной среде, люди должны ощущать, что у них есть равные шансы, что они не будут подвержены дискриминации при реализации своих возможностей.

— А что вы скажете про Эстонию? Про Латвию?

— Я убеждена, что и в Латвии, и в Эстонии также должны быть приняты специальные меры для того, чтобы использовать потенциал русскоязычной общины. И, в частности, чтобы дать возможность более сильным и более образованным ее представителям как бы обеспечить воспроизводство элиты, воспроизводство образованных людей.

И еще — мне очень хочется надеяться, что сейчас, во время кризиса (который, кстати, наиболее жестко отразился на Латвии), люди все вместе поймут, что одна из причин кризиса, извините за выражение, низкое качество чиновников. И их вседозволенность. Ведь ни для кого не секрет, что именно в наших странах чиновничество оказалось в тепличной ситуации, ведь часть населения просто-напросто выпала из конкуренции за занятие этих чиновничьих должностей. Что в конечном итоге пошло государству во вред.

Недаром тот же Израиль борется против того, чтобы палестинское население было вытолкнуто только в обслуживающие и рабочие профессии. И старается сохранить нормальную социальную структуру палестинской общины. Однако для этого нужны специальная политика и какие-то специальные программы.

Я думаю, в этом должна помочь и Европа, но и сами русскоязычные люди должны продемонстрировать свое несогласие с тем, что происходит, и свое желание изменить ситуацию. Никто вам не принесет победу на блюдечке, если вы сами не будете за нее бороться. Вам могут помочь, но дело за вас не сделает никто, кроме вас самих.