СОЮЗ 
ОБЩЕСТВО 
СОБЫТИЯ 
МНЕНИЯ 
КУЛЬТУРА 
ИСТОРИЯ 
ОБРАЗОВАНИЕ 
ПРОЕКТЫ 
КАТАЛОГ 
ФОТО 
В конце прошлой недели в Национальной
библиотеке состоялась конференция на тему «История и культура
объединяют или разъединяют народы?» Статьи о мероприятиях, на которые
были приглашены и не явились Март Лаар и близкие ему по духу историки
(например, г-да Тоомас Карьяхарм и Андрес Адамсон) уже пора объединять
в некий цикл. Потому что собираться без них – так вроде и проблем в
нашем обществе нет. И на вопрос, поставленный в названии, по мнению
руководителя проекта Рафика Григоряна, присутствующими ответ был дан
единодушный: историю нельзя политизировать и надо искать в ней факты
именно объединяющие народы.
Но есть время строить карьеру на объединении, а есть время – совсем
наоборот. После него следует длительный период поддерживания реноме и
доказательства всей жизнью, что только ты был прав. А история, как
известно, учит лишь тому, что ничему не учит. И, как считает один из
участников конференции, учитель истории Игорь Калакаускас, предмет этот
у нас – инструмент идеологический: одно дело факты и цифры, а другое –
их оценка автором учебника.
Но Лотман нас соединить, увы, не в силах
Скорее всего, именно эта музыка – оценка - навеяла то, что в названиях трех из десяти заслушанных докладов содержалось слово «мифы». А куда ж нам без них? Доктор экономических наук Владимир Вайнгорт разделил мифы на официальные и латентные. К первой группе он отнес миф о национальной бесконфликтности в СССР и братской любви всех его жителей, а ко второй – о бытовом национализме эстонцев в пору существования того же СССР. Оба эти мифа совершенно не противоречили друг другу, а реальность находилась где-то посередине. И сочетание мифов с реальностью обусловило социальную маргинальность русских жителей ЭССР по отношению к республике проживания при полной включенности в мейнстрим – «мы – русские, и мы живем в СССР».
Современные же мифы современных маргиналов (то есть нас с вами) – это культурная автономия и создание обществ типа «Соотечественников». Сценариев развития отношений между нынешними «маргиналами» и «мейнстримовцами» (то есть представителями титульной нации) может быть несколько, в том числе возможен сценарий мирный и добрый. Но лишь в том случае, если государство удалится из некоторых сфер: в частности, из языковой. Главное наследие, которое нам оставил СССР, с точки зрения Вайнгорта, – это советский человек. Причем им представлены обе стороны – как маргиналы, так и мейнстрим. Почему так? Да потому, что советскость сознания включала в себя и антисоветскость. И антисоветчики до сих пор находятся в окопах давно оконченной войны.
Профессор ТЛУ Рейн Вейдеманн был более сдержан, настаивая на том, что культурная память должна объединять. В связи с этим (и не только Вейдеманном) неоднократно упоминался профессор Лотман. Хочется заметить, что это тоже миф: Лотман может объединить лишь тех, кто как минимум в состоянии понять, о чем он, собственно, говорил, а люди как раз делятся на понимающих и, мягко выражаясь, не очень. А замечание Вейдеманна о прагматизме как неотъемлемой черте эстонца вызвало некоторое ехидство со стороны еще одного докладчика – журналиста Лейви Шера.
Мифы от комплексов
По мнению Шера, особенно актуальны мифы, связанные с нашим недавним прошлым и касающиеся событий 1939-1991 годов. Но на самом деле их начало относится к 1920 году, когда 2 февраля два не признанных никем государства и два созданных нелигитимным путем правительства заключили договор, благодаря которому Эстония первой в мире открыла дорогу признанию того государства, которое теперь проклинает. Открыла именно из прагматических интересов, предав при этом своих союзников, – Северно-западную армию Юденича. Альянсу с монархистами, никогда бы не согласившимися на независимость Эстонии, был предпочтен альянс с Советской Россией. И это несмотря на то, что судьба Брестского договора уже явила миру сущность этого государства и его верность своему слову.
Тартуский мирный договор открыл путь Раппальскому соглашению, а прямая дорога от Раппало была к Мюнхену. А уж от него – к пакту Молотова – Риббентропа, в соответствии с которым один бывший «друган», СССР, прикончил другого, Эстонию. Таким образом, считает Шер, Эстония косвенно несет ответственность и за раскулачивание, и за репрессии в СССР, и за все остальное – в том числе, и за собственную трагическую судьбу. А все попытки возложения мифологической ответственности на русский народ имеют под собой не историческую справедливость, а вполне конкретную цель. Этой же цели служат еще два мифа – о советской оккупации и геноциде эстонцев.
Нет никакого основания называть советский период «русским». Представители народа, являвшегося «первым среди равных», доминировали и на нарах, и на лесоповале. И депортация 1941 года не основывалась на национальном признаке, а потому не может определяться понятием геноцида: высылались «классовые враги», а не «эстонцы». «Конечно, своя боль всегда больнее, но для того человеку и дан разум, чтобы болевые эмоции не заслоняли объективную оценку. А она заключается в том, что советский период и перенесенные в то время страдания объединяют народы в скорби и гневе, а не разводят их по национальным квартирам: все народы были жертвами государства», – сказал Шер.
Еще один миф, с помощью которого нас хотят разделить – миф о Второй мировой войне как войне за независимость Эстонии. И миф о Великой Отечественной войне, принесшей народам свободу. Гитлер, Сталин, Запад – все исходили из чисто прагматических соображений, и все народы стали жертвами грандиозной политической свары. И освобождение не принесло свободы никому. «Мелкота» вроде Чехословакии, Польши или Румынии вообще не принималась в расчет, а уж трем балтийским «малькам» отводилась единственная роль – пай-лапсиков, выполняющих указания старших. И никакой самодеятельности, на которую они так и не решились. А Финляндия – решилась. У нее нашелся Маннергейм, а у других – нет.
Именно комплекс неполноценности, вызванный тогдашней нерешительностью в отстаивании своего государства и своей независимости, является причиной нынешнего мифотворчества в Балтийских странах, когда местных участников войны в немецких мундирах пытаются представить борцами за независимость.
Куда ушла лояльность?
«У меня есть традиция, – начал свое выступление председатель Нарвского горсобрания Михаил Стальнухин. – Уже пятый раз я делаю такой доклад, и год от года он становится все интереснее. Социологическое исследование в Нарве проводится по методике социолога Сергея Горохова. Обратите внимание – это важно, – что 53,5 процента респондентов – граждане Эстонии, 8,5 – эстонцы, и 27,5 – люди до 30 лет. То есть те, которые получили образование уже в независимой Эстонии».
Результаты следующие. На вопрос «Была ли в 1940 году нарушена независимость Эстонии?» положительно ответили лишь 15,2%, отрицательно – 60,1% и 24,7% затруднились ответить. С точки зрения Стальнухина, «затрудняюсь ответить» здесь следует трактовать, скорее как «нет», поскольку стоит исходить из логики: чего люди боятся. «Да» – соответствует местной официальной трактовке, поэтому ответить так нестрашно, и почему бы не сказать «да»?
А между тем, на этот же вопрос в 1990 году, когда как раз можно было без опаски отвечать «нет», 49% респондентов ответили положительно, то есть они были абсолютно лояльны по отношению к эстонской государственности. Не определился с ответом 21%, что позволяет в контексте времени отнести их скорее к первым. И только 30% считали, что нарушение независимости Эстонии места не имело.
Аналогичная картина наблюдается и при ответе на вопрос, было ли применено со стороны СССР по отношению к Эстонии насилие: в 1990 году утвердительно на этот вопрос ответило 44% (при 36% «нет» и 20% неопределившихся), а в 2009-м – всего 8% («нет» – 53%, «затрудняюсь ответить» – 40%).
Но вряд ли официальные лица возьмут на себя труд постараться объяснить этот феномен. По словам Стальнухина, когда дело касается Нарвы, ее стараются просто не замечать: «Два дня назад в Нарве, третьем по величине городе в Эстонии, был избран председатель горсобрания. Но эстонские СМИ об этом не сообщили. Зато – „вот в Раквере, вот в Пайде“... А нас как бы не существует».
О кукловодах и героях
Доклад журналиста Александра Шегедина был озаглавлен «Эстония: мост или бастион? История через призму СМИ». По мнению автора, помимо средств массовой информации проводником идеи «бастиона на пути восточного варварства» является и школа. Особое внимание уделяется школам с преподаванием на русском языке, где пытаются реализовать идею манкуртизации. Главный ее инструмент – «кукольные» молодежные организации, которые создают праворадикальные политики.
На поддержку этого процесса тратятся немалые ресурсы Партии реформ и IRL, а в вышеупомянутые организации вступает та часть молодежи, которая при советской власти подалась бы в комсомольские функционеры. Специфическим образом при обработке молодежи используется проблема «отцов и детей». Социальный статус местных русских невысок, детишки начинают поглядывать на родителей сверху вниз, а в школе, часто при активном участии школьных самоуправлений, подпитывается идея об «отсталости» учителей.
С точки зрения Шегедина, процесс манкуртизации достаточно успешен. Через общественные науки детей пытаются зомбировать. Их учат, что главное содержание Второй мировой войны – битва демократических держав – США и Эстонии со сталинской Россией и гитлеровской Германией, первым человеком в космосе был Микки Маус (как вариант – Мики Рурк), а первой женщиной на земле – Барби Гламур. На практике осуждение преступлений против человечности в Эстонии носит однобокий характер: преследованиям подвергаются люди, служившие в госаппарате СССР, но не в гитлеровской армии.
О некоторой однобокости говорил и профессор ТУ Ааду Муст: сейчас как-то стараются забыть, что первая Эстонская республика была создана петербургскими эстонцами, то есть, по сути, людьми русской культуры. Ну как тут снова не вспомнить генерал-лейтенанта Русской Императорской армии Густава Маннергейма! К слову, выпускника Николаевского кавалерийского училища (Санкт-Петербург)... Может, все-таки есть что-то такое в «варварских» культуре и образовании?
А завершить сие писание мне хотелось бы не мифом, а притчей, рассказанной на том же мероприятии Рафиком Григоряном. Старый индеец говорит внуку о том, что внутри каждого человека живут и борются два волка – добро и зло. «И какой волк победит?» – спросил мальчик. «Тот, которого ты кормишь», – улыбнулся старик.
И хотя русская поговорка утверждает, что сколько волка ни корми, он все равно смотрит в лес, какая нам разница, куда глядит животное? Лишь бы победило то, на которое мы делаем ставку. А на что ставить – дело не только совести, но и пресловутого прагматизма. Хотелось бы, чтобы для нас эти понятия совпадали.
Но Лотман нас соединить, увы, не в силах
Скорее всего, именно эта музыка – оценка - навеяла то, что в названиях трех из десяти заслушанных докладов содержалось слово «мифы». А куда ж нам без них? Доктор экономических наук Владимир Вайнгорт разделил мифы на официальные и латентные. К первой группе он отнес миф о национальной бесконфликтности в СССР и братской любви всех его жителей, а ко второй – о бытовом национализме эстонцев в пору существования того же СССР. Оба эти мифа совершенно не противоречили друг другу, а реальность находилась где-то посередине. И сочетание мифов с реальностью обусловило социальную маргинальность русских жителей ЭССР по отношению к республике проживания при полной включенности в мейнстрим – «мы – русские, и мы живем в СССР».
Современные же мифы современных маргиналов (то есть нас с вами) – это культурная автономия и создание обществ типа «Соотечественников». Сценариев развития отношений между нынешними «маргиналами» и «мейнстримовцами» (то есть представителями титульной нации) может быть несколько, в том числе возможен сценарий мирный и добрый. Но лишь в том случае, если государство удалится из некоторых сфер: в частности, из языковой. Главное наследие, которое нам оставил СССР, с точки зрения Вайнгорта, – это советский человек. Причем им представлены обе стороны – как маргиналы, так и мейнстрим. Почему так? Да потому, что советскость сознания включала в себя и антисоветскость. И антисоветчики до сих пор находятся в окопах давно оконченной войны.
Профессор ТЛУ Рейн Вейдеманн был более сдержан, настаивая на том, что культурная память должна объединять. В связи с этим (и не только Вейдеманном) неоднократно упоминался профессор Лотман. Хочется заметить, что это тоже миф: Лотман может объединить лишь тех, кто как минимум в состоянии понять, о чем он, собственно, говорил, а люди как раз делятся на понимающих и, мягко выражаясь, не очень. А замечание Вейдеманна о прагматизме как неотъемлемой черте эстонца вызвало некоторое ехидство со стороны еще одного докладчика – журналиста Лейви Шера.
Мифы от комплексов
По мнению Шера, особенно актуальны мифы, связанные с нашим недавним прошлым и касающиеся событий 1939-1991 годов. Но на самом деле их начало относится к 1920 году, когда 2 февраля два не признанных никем государства и два созданных нелигитимным путем правительства заключили договор, благодаря которому Эстония первой в мире открыла дорогу признанию того государства, которое теперь проклинает. Открыла именно из прагматических интересов, предав при этом своих союзников, – Северно-западную армию Юденича. Альянсу с монархистами, никогда бы не согласившимися на независимость Эстонии, был предпочтен альянс с Советской Россией. И это несмотря на то, что судьба Брестского договора уже явила миру сущность этого государства и его верность своему слову.
Тартуский мирный договор открыл путь Раппальскому соглашению, а прямая дорога от Раппало была к Мюнхену. А уж от него – к пакту Молотова – Риббентропа, в соответствии с которым один бывший «друган», СССР, прикончил другого, Эстонию. Таким образом, считает Шер, Эстония косвенно несет ответственность и за раскулачивание, и за репрессии в СССР, и за все остальное – в том числе, и за собственную трагическую судьбу. А все попытки возложения мифологической ответственности на русский народ имеют под собой не историческую справедливость, а вполне конкретную цель. Этой же цели служат еще два мифа – о советской оккупации и геноциде эстонцев.
Нет никакого основания называть советский период «русским». Представители народа, являвшегося «первым среди равных», доминировали и на нарах, и на лесоповале. И депортация 1941 года не основывалась на национальном признаке, а потому не может определяться понятием геноцида: высылались «классовые враги», а не «эстонцы». «Конечно, своя боль всегда больнее, но для того человеку и дан разум, чтобы болевые эмоции не заслоняли объективную оценку. А она заключается в том, что советский период и перенесенные в то время страдания объединяют народы в скорби и гневе, а не разводят их по национальным квартирам: все народы были жертвами государства», – сказал Шер.
Еще один миф, с помощью которого нас хотят разделить – миф о Второй мировой войне как войне за независимость Эстонии. И миф о Великой Отечественной войне, принесшей народам свободу. Гитлер, Сталин, Запад – все исходили из чисто прагматических соображений, и все народы стали жертвами грандиозной политической свары. И освобождение не принесло свободы никому. «Мелкота» вроде Чехословакии, Польши или Румынии вообще не принималась в расчет, а уж трем балтийским «малькам» отводилась единственная роль – пай-лапсиков, выполняющих указания старших. И никакой самодеятельности, на которую они так и не решились. А Финляндия – решилась. У нее нашелся Маннергейм, а у других – нет.
Именно комплекс неполноценности, вызванный тогдашней нерешительностью в отстаивании своего государства и своей независимости, является причиной нынешнего мифотворчества в Балтийских странах, когда местных участников войны в немецких мундирах пытаются представить борцами за независимость.
Куда ушла лояльность?
«У меня есть традиция, – начал свое выступление председатель Нарвского горсобрания Михаил Стальнухин. – Уже пятый раз я делаю такой доклад, и год от года он становится все интереснее. Социологическое исследование в Нарве проводится по методике социолога Сергея Горохова. Обратите внимание – это важно, – что 53,5 процента респондентов – граждане Эстонии, 8,5 – эстонцы, и 27,5 – люди до 30 лет. То есть те, которые получили образование уже в независимой Эстонии».
Результаты следующие. На вопрос «Была ли в 1940 году нарушена независимость Эстонии?» положительно ответили лишь 15,2%, отрицательно – 60,1% и 24,7% затруднились ответить. С точки зрения Стальнухина, «затрудняюсь ответить» здесь следует трактовать, скорее как «нет», поскольку стоит исходить из логики: чего люди боятся. «Да» – соответствует местной официальной трактовке, поэтому ответить так нестрашно, и почему бы не сказать «да»?
А между тем, на этот же вопрос в 1990 году, когда как раз можно было без опаски отвечать «нет», 49% респондентов ответили положительно, то есть они были абсолютно лояльны по отношению к эстонской государственности. Не определился с ответом 21%, что позволяет в контексте времени отнести их скорее к первым. И только 30% считали, что нарушение независимости Эстонии места не имело.
Аналогичная картина наблюдается и при ответе на вопрос, было ли применено со стороны СССР по отношению к Эстонии насилие: в 1990 году утвердительно на этот вопрос ответило 44% (при 36% «нет» и 20% неопределившихся), а в 2009-м – всего 8% («нет» – 53%, «затрудняюсь ответить» – 40%).
Но вряд ли официальные лица возьмут на себя труд постараться объяснить этот феномен. По словам Стальнухина, когда дело касается Нарвы, ее стараются просто не замечать: «Два дня назад в Нарве, третьем по величине городе в Эстонии, был избран председатель горсобрания. Но эстонские СМИ об этом не сообщили. Зато – „вот в Раквере, вот в Пайде“... А нас как бы не существует».
О кукловодах и героях
Доклад журналиста Александра Шегедина был озаглавлен «Эстония: мост или бастион? История через призму СМИ». По мнению автора, помимо средств массовой информации проводником идеи «бастиона на пути восточного варварства» является и школа. Особое внимание уделяется школам с преподаванием на русском языке, где пытаются реализовать идею манкуртизации. Главный ее инструмент – «кукольные» молодежные организации, которые создают праворадикальные политики.
На поддержку этого процесса тратятся немалые ресурсы Партии реформ и IRL, а в вышеупомянутые организации вступает та часть молодежи, которая при советской власти подалась бы в комсомольские функционеры. Специфическим образом при обработке молодежи используется проблема «отцов и детей». Социальный статус местных русских невысок, детишки начинают поглядывать на родителей сверху вниз, а в школе, часто при активном участии школьных самоуправлений, подпитывается идея об «отсталости» учителей.
С точки зрения Шегедина, процесс манкуртизации достаточно успешен. Через общественные науки детей пытаются зомбировать. Их учат, что главное содержание Второй мировой войны – битва демократических держав – США и Эстонии со сталинской Россией и гитлеровской Германией, первым человеком в космосе был Микки Маус (как вариант – Мики Рурк), а первой женщиной на земле – Барби Гламур. На практике осуждение преступлений против человечности в Эстонии носит однобокий характер: преследованиям подвергаются люди, служившие в госаппарате СССР, но не в гитлеровской армии.
О некоторой однобокости говорил и профессор ТУ Ааду Муст: сейчас как-то стараются забыть, что первая Эстонская республика была создана петербургскими эстонцами, то есть, по сути, людьми русской культуры. Ну как тут снова не вспомнить генерал-лейтенанта Русской Императорской армии Густава Маннергейма! К слову, выпускника Николаевского кавалерийского училища (Санкт-Петербург)... Может, все-таки есть что-то такое в «варварских» культуре и образовании?
А завершить сие писание мне хотелось бы не мифом, а притчей, рассказанной на том же мероприятии Рафиком Григоряном. Старый индеец говорит внуку о том, что внутри каждого человека живут и борются два волка – добро и зло. «И какой волк победит?» – спросил мальчик. «Тот, которого ты кормишь», – улыбнулся старик.
И хотя русская поговорка утверждает, что сколько волка ни корми, он все равно смотрит в лес, какая нам разница, куда глядит животное? Лишь бы победило то, на которое мы делаем ставку. А на что ставить – дело не только совести, но и пресловутого прагматизма. Хотелось бы, чтобы для нас эти понятия совпадали.
Фото: AGF
