Каждый раз при встрече с эстонской социологической мыслью на память приходят строки из стихотворения Ломоносова: «Раскрылась бездна – звезд полна, Звездам числа нет, бездне – дна». Именно современной эстонской социологии неэстонское население страны обязано статусом объекта для изучения и правоприменения. Конечно, лишение неэстонцев субъектности было придумано и реализовано другими структурами, но именно социология придала этому бесподобный наукообразный блеск.
Все, что неэстонское население сегодня знает о себе это заслуга эстонской социологии, и все, что не знает тоже ее заслуга. Режим институциональной сегрегации по национальному признаку, истребление русской элиты, недопущение единения русской общины, искоренение русской прессы, сокращение этнического воспроизводства, ассимиляционные фобии, языковой гнет и многое другое, чем мы недовольны в этой жизни получили научное обоснование благодаря непосильным трудам эстонских социологов.
Однако, как и у всякой другой медали, у этой тоже есть оборотная сторона. Эстонская социология оказала эстонскому государству дурную услугу – все, что это государство сегодня знает (и не знает тоже) о неэстонском населении, почерпнуто им не в русской общине, а в двух мутных источниках: рапортах охранного ведомства и в социологических исследованиях. И, если ведомство старалось, как ему и положено, за страх, то социология исключительно за совесть. Так старалось, что начало верить в «результаты» собственных «исследований». Логично допустить, что памятные всем нам «бронзовые события» это есть результат охранных подозрений, допускавших мелкие локальные погромы, и социологических прогнозов, не предвещавших столь масштабного бронзового противостояния в обществе с отдаленными последствиями. Кто, как не они внушили государству уверенность в том, что с нами и так можно? Жаль только, что наверняка мы узнаем об этом лет через пятьдесят, т.е. за истечением всех сроков давности.
Попутно заметим, что экономический кризис в Эстонии начался не с банковских крахов в США, а именно с «бронзовых последствий» – сокращения российского транзита, пробившего гигантскую брешь в текущем государственном бюджете. Мы этого, однако, никогда не признаем официально, да в этом и нет особенной нужды. Признать, значит потерять лицо.
Русскую общину эстонская социология относит к маргинальной части населения страны, подразумевая под этим нечто непристойно-антиобщественное. В расчет не принимается первоначальное понятие, обозначенное термином «маргинальность» – пограничное состояние между двумя культурами, между двумя цивилизациями. Кстати говоря, эстонский народ, с точки зрения европейской цивилизации, классический пример маргинальности – от восточной цивилизации оторвался, а к западной не прилепился. Только у нас это состояние идентифицируется, как состояние выгодного геополитического посредничества – «моста между Западом и Востоком». Однако Запад не рассматривает нас даже, как лимитрофа, т.е. кормильца. Для Запада мы скорее обременительный нахлебник, которому лишь по крайней необходимости определена функция санитарного кордона на границах с Россией. Только этого мы никогда официально не признаем. Это уже не просто лицо потерять, а мордой прямо в грязь.
Конгресс российских соотечественников в Москве оживил эстонскую социологию, уцепившуюся за концепцию «гуманитарного направления» российской политики в отношении русской диаспоры. Смотри, например, презентацию коллективного труда с участием помянутого в заголовке Юхана Кивиряхка «The «Humanitarian Dimension» of Russian Foreign Policy Toward Georgia, Moldova, Ukraine and Baltic States» (Гуманитарные аспекты внешней политики России в Грузии, Молдавии ,Украине и Прибалтике http://www.oef.org.ee/_repository/file/petijums_2009_ENG_18_10.pdf). В проявлениях диаспоральной самостоятельности местная «наука о России и русских» усматривает провоцирование «Кремлем» антиэстонских настроений и формирование пятой колонны, готовой в любой удобный момент выступить против эстонского суверенитета.
Эстонский социолог Юхан Кивиряхк в статье «Venelased, meil on teid siin väga vaja» (Русские вы здесь нам очень нужны) на портале ERR пишет:
«Позиция весьма значительной части эстонского общества, так же и многих политиков, такова, будто так оно и лучше, когда как можно меньшее число русских участвуют в публичной и общественной жизни Эстонии. Вместо установки «сперва выучите эстонский язык, а после этого у вас появится право соучаствовать в делах Эстонии» надо бы применять совсем другую риторику: «Вы нам очень нужны здесь, в Эстонии, но для того, чтобы вместе исправить нашу жизнь, надо, чтобы вы и эстонский язык освоили». (Перевод Олега Родионова.)
Прозрение эпохальное! Нужно было двадцать лет гнобить русских, чтобы однажды понять, что боевой дух эстонской армии держится на русских парнях, которым по большому счету и оружие-то доверять нельзя, потому что и они и их родители состоят у государства на постоянном подозрении. Вероятно, некоторые особенно образованные социологи прозрели уже и насчет «Plats puhtaks!» – одновременный отъезд из Эстонии каких-нибудь 10 процентов русскоязычных собственников квартир в Таллине повлечет за собой обвал рынка недвижимости, и далее по наклонной плоскости.
Достоевскому принадлежит мысль о том, что широту русского человека надо бы сузить. Прошло время и ситуация изменилась, сегодня следовало бы сузить понятие «российский соотечественник», исключив из него тех, кто добровольно принял гражданство страны постоянного проживания. Дарю эту простую мысль эстонскому социологу Юхану Кивиряхку.
Сколько еще должно пройти времени, чтобы наше государство поняло простую истину, что юридическая, экономическая, политическая, историческая, нравственная и прочие виды ответственности за натурализованных в гражданстве Эстонской Республики неэстонцев лежит исключительно на Эстонской Республике. Возможно, социолог Кивиряхк будет настолько любезен, что возьмет на себя труд донести в доступной форме эту истину до отцов отечества.
Да и России пора понять, что соотечественники, добровольно отказавшиеся от российского гражданства и принявшие гражданство стран постоянного проживания, автоматически переходят в разряд бывших. Интегрант, натурализованный в гражданстве Эстонской Республики, для России это отрезанный ломоть и потенциальный противник на поле боя.
Установление связей с новым отечеством – Эстонской Республикой для бывших российских соотечественников, натурализовавшихся в эстонском гражданстве, гораздо важнее, чем сохранение связей с исторической и этнической родиной. Не подлежит сомнению, что Эстонская Республика кровно заинтересована в том, чтобы связи эти крепли год от года и не пугали неофитов гадким привкусом ассимиляции.
Эту незатейливую мысль я тоже дарю Юхану Кивиряхку вместе с мыслью о том, что эстонскому языку уже завтра наступит кирдык, если все неэстонское население, заговорит на нем сегодня. Если мои доводы не выглядят убедительно, то можно справиться в языковой инспекции, сколько раз на дню эстонский язык подвергается угрозам со стороны неэстонского населения. Русский язык как язык межнационального общения нужен потому, что эстонский язык слаб и нуждается в постоянной защите.