То, что в повседневной эстонской жизни присутствует слишком много истории, замечать стали даже первые лица государства, однако вместо того, чтобы приветствовать порыв, мы по привычке продолжаем хамить. "Какое убогое племя смердов, — пишет один из комментаторов, — даже в своей русофобии не могут не проституировать". "Но чуется мне, что это прибалто-пистонское миролюбие до тех пор, пока жрать нечего, — добавляет другой комментатор, — а чуть получше станет, исконная ненависть к русским воспрянет… но читать пингуса всегда смешно". Читая подобного рода комментарии, понимаешь и Павла Иванова, ратующего за облегчающую общение персонификацию комментаторов, и поклонника анонимности Виктора Фантанова.

Иванов и Фантанов

Редактор Linnaleht на русском языке Виктор Фантанов высказался с истинно спортивной прямотой:

"А то некоторые писаки удивляются — вот она моя мордочка на фотографии, вот моя фамилия — почему ж ты, народ, не любуешься мной? А ты или послушай, что тебе народ сказать хочет, для которого якобы работаешь, или вон из профессии!" (Err novosti.)

Сказал, как отрезал: вон из профессии! Однако в сети не нашлось ничего, принадлежащего лично Фантанову, что можно было бы прокомментировать с нелицеприятной к "мордочке автора" прямотой. В самом деле, не комментировать же фантановский Linnaleht в формате PDF? Так что недемократичный Павел Иванов был несколько убедительнее.

Иванов и Фантанов — ловцы человеков, хотя и выступающие в разных весовых категориях. Обоим полезно знать, что анонимность — это основа демократического понимания свободы слова. И в этой связи на память приходит шведский опыт.

В стране, где еще в конце XVIII столетия даже эпитафии в обязательном порядке подвергались цензуре, ныне действует акт о свободе прессы, гарантирующий соблюдение конфиденциальности (анонимности) любому лицу, распространяющему информацию. А в современной Швеции существует мнение, что любое даже самое сумасшедшее мнение имеет право на публикацию и не может быть подвергнуто предварительной цензуре, потому что это нарушило бы основные права человека, в том числе право на свободу слова.

Применительно к "нашим баранам" это означает, что и авторы и комментаторы имеют право на некоторую, скажем так, неадекватность суждений, разумеется, в рамках допускаемого обществом приличия. И если авторы в целом держатся в рамках приличий, то комментаторы, пользуясь относительной анонимностью, порой выходят далеко за рамки приличий. Мы живем в маленькой стране, в которой все всех знают. Именно поэтому боязнь разоблачения настоящего имени подстегивает отчаянное, с точки зрения приличий, поведение анонимов. Боязнь разоблачения гарантирует адреналин в крови.

Шведский пастор Андерс Хюдениус еще в 1766 году задавался вопросом пределов свободы слова:

"Но на чем следует основывать эту свободу, чтобы с одной стороны, ее нельзя было подавить, а с другой, — чтобы она сама не взбесилась".

На пути в Дамаск

Так, в недавнем заявлении президента Эстонской Республики Тоомаса Хендрика Ильвеса анонимные комментаторы увидели всего лишь повод для очередного зубоскальства. Между тем заявление Ильвеса касательно отношения к истории следовало воспринять со всей серьезностью:

"На сегодня пакт Молотова-Риббентропа — история. Историю надо знать, но не более. В истории нельзя жить. Сегодняшний мир невозможно сравнивать с миром тридцатых годов прошлого века. Жить надо сегодня и думать о завтрашнем дне".

Конечно, чтобы свершилось чудесное превращение из Савла в Павла, таких признаний явно не достаточно, тем не менее, подобные заявления из уст первого лица в государстве требуют осмысления. Прежде всего, они свидетельствую об отходе от действующей политической доктрины, перекликающейся в этом отношении с воззрениями Адольфа Гитлера, полагавшего, что тот, у кого нет чувства истории, "подобен глухому или уроду — жить может, но разве это жизнь? Судить о прошлом подобает лишь тому, кто своими достижениями завоевал на это право". (См. Генри Пикер, "Застольные разговоры Гитлера".) В "Mein Kampf" об этом сказано с предельной откровенностью:

"Люди должны учиться истории не для того, чтобы забыть её уроки как раз тогда, когда нужно их практически применять <…>. Изучать историю надо именно для того, чтобы уметь применить уроки её к текущей современности. Кто этого не умеет делать, тот пусть не считает себя политическим вождем, тот в действительности только человек с пустым самомнением. Его практическую неспособность ни капельки не извиняет наличие доброй воли".

Тем, кто по любому поводу обвиняет Эстонию в поощрении фашизма и неонацизма, нужно повнимательнее относиться к высказываниям первых лиц государства. Например, к словам президента о том, что жить следует в настоящем, а не в прошлом, что думать надо о дне завтрашнем, а не о дне вчерашнем. Тоомас Хендрик Ильвес и по должности и по недавнему журналистскому цеху, несомненно, относится к ловцам человеков. Его парадные речи и даже случайные на первый взгляд высказывания имеют в смысле нейролингвистического программирования нации решающее значение.

Сегодня есть все основания предполагать, что две парадные речи нашего президента в предстоящем феврале, скорее всего, будут менее подвержены воинственным интенциям, чем это бывало в предыдущие годы, и это будет хороший знак.

Русская община и ловцы человеков

Многострадальная русская община в Эстонии испытывает очередное нашествие "ловцов".

После известных событий 2007 года в деле "уловления" активизировалось государство и даже учредило для национальных меньшинств нечто вроде потешного парламента — палату национальных меньшинств. По сути, палата нацменьшинств представляет собой говорильню, единственной разумной целью существования которой является выпуск интеллигентского пара, а неразумной — попытка навязать русским психологию меньшинства. Сеть, используемая "палаткой", имеет ячейки среднего размера, рассчитанные на среднестатистического русскоязычного инородца — мелкие проскакивают, крупных выкидывают за борт.

Русская культурная автономия, о которой так много говорят правопреемные интеллигенты, представляет собой еще одну попытку расколоть русскую общину. За красивыми разговорами о самоуправлении скрывается стремление обособить местных русских (балторуссов или балтороссов) от пришлых оккупантов, мигрантов, колонистов и их многочисленных потомков. Это и есть та причина, по которой активисты РКА не спешат предъявлять нам идеологические основы автономии — сеть крупноячеистая, на своих! Тем не менее "ловцы" из РКА, по крайней мере, на словах, рассчитывают уловить не только правопреемных, но и членов их семей.

Третью компанию "ловцов" составляет альянс местных "лидеров" российских соотечественников и "антифашистов". В отличие от "палатки" и "автономии" сеть используется мелкоячеистая, рассчитанная на то, что сквозь нее не ускользнет даже самая мелкая рыбешка. В отличие от аполитичных "палатки" и "автономии", "соотечественники" не мыслят себя вне политики. Масса им нужна для того, чтобы "делать политику", которую через специальные фонды поддержат "Кремль" и "Москва". Постоянный уход от публичной дискуссии по заявленным проблемам свидетельствует о том, что местные "соотечественники", мягко говоря, искажают российскую соотечественную политику порой до неузнаваемости.

Биомасса

Надо честно признать, что старшие поколения русской общины представляют собой биомассу, живущую от одного заработка до другого. Они обустроились внутри оскорбительного политического ярлыка "инородцы". Эта часть общины не пойдет ни за официальной "палаткой", ни за балторусской "автономией", ни за российской "соотечественностью" в ее местном издании. На русскую молодежь тоже рассчитывать не приходится, потому что "стариков-политиков" она не знает, а если и знает, то, мягко говоря, не уважает.

Не заглядывая в социологические святцы, давайте честно признаем, что русская община в Эстонии представляет собой довольно пеструю компанию из граждан, неграждан и лиц без гражданства, из местных и мигрантов, из богатых и нищих, образованных, не очень образованных и вовсе малограмотных, связывающих свою дальнейшую судьбу с Эстонией и не связывающих, et cetera.

Раскачать эту инертную (вялую и безынициативную!) массу идеями "меньшинственности", "автономизации" или "соотечественности" не представляется возможным. Вот, обломалось же (привет Ивану Александровичу!) наше правительство с "интеграционными" идеями. Это при том, что процесс натурализации (адаптации) не прекращался даже в самые неподходящие для этого времена.

И в этом я нахожу силу русской общины в Эстонии, которая, даже погрузившись в предложенные неблагоприятные для этнического воспроизводства обстоятельства, не утратила чувства реальности, а значит, не утратила своей судьбы и будущего.

 

Обсуждение закрыто