Игорь Калакаускас. Фото: Александр Хмыров Моя статья «Листовкой финал не изменить», опубликованная на портале Baltija.eu, совершенно неожиданно для меня, вызвала волну комментариев. У меня нет привычки спорить с анонимными комментаторами и уж тем более, болезненно воспринимать то, что пишут «пескари», «крестеги» и «зверобои». 

С другой стороны, если человек, скрывающийся под «ником» находит необходимым высказаться, то этому можно только радоваться. И не то, чтобы я сильно переживаю за честь мундира или собственную честь, просто возникла, как мне кажется, необходимость прояснить некоторые вещи. Я об этом много, где писал, но посетители «Балтии» абсолютно не обязаны отслеживать все то, что вышло из-под моего «бойкого пера». 


Мне очень жаль, что  мои коллеги не торопятся вступить со мной в открытую дискуссию. И совсем немного жаль, что на мое официальное  предложение включить меня в состав совета по вопросам иноязычного образования при министре образования, министерство ответило молчанием (сразу остужу пыл чутко реагирующих комментаторов: мне хотелось разбавить ярко выраженный состав совета своей скромной персоной – уж по-эстонски я говорю не хуже Цыбуленко). Поэтому в какой-то степени ниже приведенное мнение можно считать непроизнесенным докладом на совете при министре образования.


Для краткости предлагаю  переход иноязычных гимназий на эстонский  язык преподавания (пропорция 60/40) называть «реформой русских школ», хотя это не совсем корректно. Сразу хочу обозначить личную позицию: реформу я считаю непродуманной, неподготовленной и слабо обоснованной - то есть, авантюрой на государственном уровне. Однако все положения реформы уже закреплены в новом Законе о школе, менять их никто не планирует. Значит, есть смысл говорить об особенностях сложившегося положения.


ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ ПЕДАГОГОВ НЕТ


Первая проблема (это  не значит, что первостепенная) заключается  в том, что в республике практически  отсутствуют учителя, обученные  методике преподавания предмета на неродном для аудитории языке. Не надо сюда примешивать педагогов, работающих по системе языкового погружения – они работают с «добровольцами», имеющих возможность в любой момент перейти в обычный класс. У нынешних гимназистов, изучающих историю, музыку, обществоведение и другие предметы на государственном языке, право выбора языка отсутствует. В качестве преподавателей выступают либо те, кто прошел ускоренные курсы, либо переквалифицировавшиеся учителя эстонского языка, либо принятые на работу   носители языка. Зачастую методику они вырабатывают в ходе процесса, если вообще на этом «заморачиваются».


В связи с этим довольно странным мне показался недавно опубликованный комментарий главы Нарвского колледжа Тартуского университета Катри Райк, которая поделилась с общественностью результатами собственного опроса обучаемых во вверенном ей учебном заведении студентов. Выяснилось, что большинство из них будет преподавать в русских школах на эстонском еще и потому, что не знакомы достаточно хорошо... с русской терминологией изучаемых предметов! То есть, рады бы и на русском, но не знают терминологии. Без комментариев.
 

МЕТОДИКИ НЕТ


Вторая проблема, на самом деле, явлется причиной первой: в Эстонии никто не озаботился созданием (не говоря уже об апробировании) методики преподавания предмета в иноязычной среде (вновь просьба не путать с языковым погружением). Отдельные наработки отдельных педагогов не в счет. И нельзя всерьез рассматривать «вкрапление» изучения эстоноязычных вариантов терминов, поскольку изучение предмета, как понимают даже далекие от педагогической науки люди, на изучении терминов не прекращается. Наверное, интересно знать, как звучит на эстонском «гражданское общество» или «могучая кучка», но это только может расширить представление учеников о предмете, но почти никак не поможет в его усвоении. Довольно часто проводимые курсы для педагогов являются площадкой для создания таких методик, но никакой серьезной литературы по этой тематике пока не вышло. Видимо, государство решило, что это не проблема чиновников, пусть школы сами экспериментируют! Что и происходит повсчеместно.


ТРЕБОВАНИЯ ПО ЗНАНИЮ ЯЗЫКА ЗАНИЖЕНЫ


На каком уровне ученики 10 класса иноязычной школы (где  уже, согласно закону, начинается преподавание на эстонском) должны знать государственный  язык? Чисто теоретически – на В1 – это тот уровень, на который они сдают экзамен в 9 классе. Я не встречал еще ни одного человека, который согласился бы с утверждением, что этого уровня ему достаточно для того, чтобы изучать предмет (не важно, какой именно). Разумеется, никто не запрещает постигать эстонский язык и на более высоком уровне, но государственная учебная программа этого от иноязычных учащихся НЕ ТРЕБУЕТ. Здесь осталось спросить, почему? Для меня  причина достаточно очевидна: за девять лет изучения эстонского языка в обычных классах русской школы удается достичь относительно немного. 

 

Подозреваю, что дело не только в методиках, но и в том, что, образно выражаясь, русские и эстонские дети играют в разных песочницах, смотрят разные телеканалы и практически лишены возможности общаться на равных в неформальной обстановке. Осознавая это, в государстве решили пойти самым примитивным путем: добавить эстонский язык на других предметах. Отдельные русские школы охотно подхватили идею, начав переводить на эстонский язык преподавания дополнительные предметы уже в младших классах. Несложно предположить, как глубоко изучат природоведение, учение о человеке (и что там еще?), например, в шестом классе основной школы, если большинство в классе способно на эстонском коротко рассказать о себе и досчитать до ста. И здесь мы подобрались к проблеме номер четыре.


НИКТО НИЧЕГО НЕ КОНТРОЛИРУЕТ


Администрация русских  школ, с одной стороны, поставлена в жесткие условия: каждый год в гимназии переводится на эстонский язык преподавания еще один предмет. И в то же время, невыполнимых условий для самого факта перехода не выдвигается. Формально, если ученик сдал эстонский язык на категорию В1 и  зачислен в гимназический класс, если есть преподаватель с языковой категорией не ниже С1 (или окончивший эстонский вуз),то это считается достаточным для того, чтобы ни о чем больше не беспокоиться. С таким пристрастием, с которым языковые инспекторы проверяют языкознание учителей русских школ (оговорюсь сразу, что среди проверяемых педагогов – как правило, те, кто не обладает требуемыми удостоверениями на знание эстонского), преподающих на эстонском учителей не проверяют. Что уж говорить о «сверхплановых» показателях. 

 

Пока нет никакой достоверной информации о том, насколько успешно усвоен учениками изучаемый на неродном языке предмет. Госэкзамены в русских гимназиях пока проводятся на русском (хотя в перспективе их останется только три: эстонский, английский и математика) и пока официально неизвестно, выбирают ли выпускники в качестве госэкзамена те предметы, которые они изучали на эстонском (если да, то на каком языке они эти предметы сдают?).


Иначе говоря, ни администрация  школы, ни учитель не несут никакой  ответственности за качество преподавания, поскольку внутренний и внешний контроль  качества знаний отсутствует. Единовременный визит инспектора на урок не стоит рассматривать всерьез.
 

КТО, С КЕМ И В  ЧЕМ КОНКУРИРУЕТ?


Известно, что спустя несколько лет после начала реформы  русских школ министр образования потрудился объяснить, воимя чего это делается: для повышения конкурентоспособности русской молодежи. Расшифровывать эту магическую задачу министр не торопится, и для общественности остается пока непонятным, какую же конкретную цель преследует государство? Повысить уровень знания  государственного языка? Поднять средний балл госэкзаменов (почему-то принято считать, что у русских выпускников с этим большая проблема, хотя, если сравнить цифры, то они не выглядят столь уж драматичными)? Повысить процент русских студентов на бюджетных вузовских местах? Или (чем черт не шутит?) увеличить число неэстонцев среди государственных чиновников и депутатов? Или может государству просто надоело содержать русские школы, в которых некоторые национально озабоченные чиновники и политики видят неподъемную ношу для скудного государственного бюджета и не находят причин для продолжения их существования?
 

СОВЕТ РУССКИХ ШКОЛ


Готов признать, что немного погорячился, давая оценку созданному не так давно Совету русских школ. В момент, когда шла подготовительная работа по организации учредительной конференции, я не исключал возможности включиться в работу вновь созданного общественного органа. Но как только увидел среди кандидатов имена Кленского и Ревы, понял, что делать в этом совете мне нечего. Поверьте, здесь нет ничего личного, меня просто не устраивает их бескомпромиссность (хотя Кленский, как известно, Совет позднее покинул). 

 

Я с самого начала рассматривал создаваемую организацию как способ повлиять на ход реформы русских школ, прекрасно понимая, что отказываться от самой затеи никто не намерен. Деятельность СРШ для меня на данный момент не понятна. К тому же, я не считаю возможным вступать в организацию, которая ставит под сомнение компетентность моего работодателя – министерства образования. Зачем мне пилить сук, на котором сижу? Именно поэтому я обратился в министерство с предложением включить меня в состав консультативного совета по вопросам иноязычного образования, чтобы получить ответ на те вопросы, которые я поставил в данной статье.
 

По всей видимости, читатель ждет от меня каких-то советов. Совет я дал в прошлой статье. Могу добавить лишь то, что родители учащихся имеют право потребовать  от школ, где учатся их дети, от департаментов образования и самого министерства ответы на волнующие их вопросы или те вопросы, которые я выделил. Школы сейчас выступают в качестве исполнителей Закона о школе, который практически не оставил никому пространства для маневра. Ничто не указывает на то, что пропорция 60/40 будет отменена в обозримом будущем.

baltija.eu

Обсуждение закрыто

ТОП-5 материалов раздела за месяц

ТОП-10 материалов сайта за месяц

Вход на сайт