Визиты комиссаров, экспертов и прочих чиновников ЕС, всевозможных комиссий и просто праздно интересующихся стали для Эстонии делом весьма обыденным. Недавний визит комиссара ОБСЕ по нацменьшинствам Кнута Воллебека был обречен посеять недовольство в стане, как минимум, одной из сторон.
Инспектирующие различные сферы нашей общественной и экономической жизни «засланцы оттуда», как правило, стараются изучить интересующую их тему досконально и дать максимально объективный взгляд. Но всякий раз их высказывания находят, что называется, неоднозначную оценку среди тех, чьи интересы этими инспектированиями оказываются задетыми. Всем хочется найти поддержку высокопоставленных гостей и их, если не благословение, то хотя бы благосклонность.
Недавний визит комиссара ОБСЕ по нацменьшинствам Кнута Воллебека был обречен посеять недовольство в стане, как минимум, одной из сторон, поскольку в нашей стране принято на темы политики гражданства и образования для нацменьшинств иметь две точки зрения: одну – государственную, другую – «неправильную». Настала очередь наших министров и сторонников мононационального характера государства торжествовать маленькую победу: европейский комиссар не увидел в Эстонии «ни одного человека, который был бы в принципе против перевода русскоязычных гимназий на эстонский язык преподавания».
Дьявол, как известно, кроется в деталях: в принципе у нас никто, вроде, и не против. Вот только на деле получается, что в детали пробуксовки этого перехода никто из государственных мужей вникать не хочет, как не хочет слушать аргументы стороны, которая «в принципе не против». А вялые недовольства отдельных попечительских советов, как выяснилось, лишь являются поиском возможностей отсрочек часа «Х».
До сих пор не могу понять, зачем нужно было нашему Рийгикогу оставлять в новой редакции Закона о школе статью 21 (3), которая гласит следующее: «в муниципальной гимназии или ее отдельных классах языком обучения может быть и иной язык». Нет в законе ни слова об «отсрочке» перехода – только о разрешении вести преподавание на эстонском языке в отдельных гимназиях и классах в иных пропорциях. К чему было вносить эту сумятицу, раз только эстоноязычное гимназическое образование способно обеспечить русскую молодежь конкурентоспособностью?
И почему попытки некоторых учебных заведений воспользоваться дарованным им правом обучения на родном языке истолковываются всякий раз как прошение об отсрочке? В связи с визитом Кнута Урмас Паэт обмолвился, что «обеспечение защиты нацменьшинств и развитие их культуры является важным приоритетом правительства Эстонии». Но министр не вспомнил о том, что мнением самого нацменьшинства никто особо не интересуется.
Нельзя сказать, что господин еврокомиссар совсем не нашел у нас проблем. Вот и большое количество неграждан его беспокоит. Хотя здесь у нас ответ готов заранее: происки восточного соседа. Вообще, у меня давно уже сложилось мнение, что нам не страшны ни какие инспекторы. Их удовлетворение от увиденного воспринимается официальными властями как знак горячего одобрения проводимой у нас политики. Если же нам указывают на недостатки, то на поверку выясняется, что эти недостатки таковыми, вообще, не являются, поскольку ставится под сомнение компетентность самих иностранных посланников.
Такая позиция государства – мы здесь, кстати, исключением не являемся – говорит, скорее, о том, что уверенность чиновников в собственной непогрешимости имеет глубокие социальные корни. У нас все охотно подменяют понятия и предпочитают уходить от ответов на прямые вопросы. Конфронтация – которая проявляется пусть и в «мягкой» форме – давно стала тем мотором, который запускает политические процессы в стране и отвлекает избирателей от реальных проблем.