Совет объединения «Русская Школа Эстонии» обратился к русскому омбудсмену Сергею Середенко с просьбой прокомментировать высказывания г-на Раннута на статью члена Правления Алисы Блинцовой на предмет возможных заблуждений г-на Раннута, чтобы не допустить их распространение и дальнейшее укоренение в нашем обществе.  

Мы надеемся на продолжение открытого разговора по существу и на освобождение нашего общества от груза лицемерия. Просим все официальные институты в нашей стране взглянуть на изложенные факты несоответсвия Конституции и других законов к распространяемым в обществе предубеждениям в отношении русской общины Эстонии. 

Благодарим Сергея Николаевича за проделанную работу. Далее приводим ответ русского омбудсмена на наше обращение.     

Анализ выполненный русским омбудсменом

Сергей Середенко

Русский омбудсмен

НКО Русская Школа Эстонии

Уважаемые члены правления НКО Русская Школа Эстонии!

19 июня вы обратились ко мне с просьбой «провести анализ заявлений г-на Раннута для выявления возможных заблуждений г-на Раннута и, в случае обнаружения таковых, для укрепления позиции по предотвращению их дальнейшего распространения и усиления в нашем обществе». Иными словами, просите выявить и обезвредить заразу.

Так как проект «Русский омбудсмен» обрел свой «второй срок» именно на конференции Совета русских школ, то понятно, что сотрудничество с вами является для меня приоритетным. Поэтому я с готовностью поверю националистическую гармонию г-на Раннута алгеброй эстонского законодательства, прежде всего конституционного. Так как вы не приводите в своем письме конкретных заявлений ученого Института интеграционных исследований Марта Раннута, изложенных в его статье «О тревоге противников эстоноязычной гимназии» в Õpetajate leht от 10 июня, то я разберу те, которые привлекли мое внимание. Поскольку г-н Раннут выступил в жанре газетной статьи, то некоторые его мысли «размазаны» по тексту и их пришлось собирать воедино.

Анализ также затруднен тем, что, выступая, по существу, на правовую тему, г-н Раннут не ссылается ни на один закон.

1. «Говоря о языковых правах, следует выделять два из них: праве освоить государственный язык, и праве основывать (частные) школы для своей группы».

Конституционные языковые права не имеют ничего общего с тем, что сообщает г-н Раннут.

О «праве освоить государственный язык» я ничего не знаю. Равно как и об объеме этого права. Не попадалось мне подобное право в эстонском законодательстве.

Равным образом я ничего не знаю и о «праве основывать (частные) школы для своей группы». Закон о частной школе говорит в ст. 1, что он применяется к «частно-правовым юридическим лицам», а не к «группам».

Если же г-н Раннут говорит об учебных заведениях, создаваемых на территории Закона о культурной автономии малых национальностей, то из этого закона сложно понять, кому же принадлежит это право. П. 1 ст. 4 говорит о том, что «У лица, принадлежащего к малой национальности, есть право создавать и поддерживать национальные (…) образовательные учреждения…», т.е. право принадлежит физическому лицу. В то же время п. 1 ст. 5 говорит о том, что «Основными задачами культурного самоуправления малой национальности является: организация обучения на родном языке…», т.е. является задачей культурного самоуправления, которое, согласно закону, вообще юридическим лицом не является. Полную путаницу в этом вопросе создает ст. 37 Конституции, согласно которой «Язык обучения в учебном заведении для малой национальности избирает учебное заведение». Согласно комментарию канцлера юстиции Ю.-Э.Труувяли на мой давний запрос, речь в данной конституционной статье идет именно об учебном заведении, учрежденном «в рамках» культурного самоуправления. Что, по меньшей мере, странно: почему учебное заведение, созданное, например, русским культурным самоуправлением, может само избирать, на каком языке ему учить детей, если культурное самоуправление – русское, и его законная задача - организация обучения на родном языке? Как бы то ни было, нигде более в эстонском законодательстве тема «учебного заведения для малой национальности» не раскрывается, т.е. конституционный субъект, обладающий конкретным конституционным правом, фактически так и остался мертворожденным.

Уточнение г-на Раннута – «(частные)», - тоже вызывает недоумение. «Логика» его понятна: хотите учиться на родном языке – платите за это сами. Однако эта логика тоже не имеет законного подтверждения. Как уже было показано, Закон о частной школе распространяется исключительно на частно-правовые юридические лица, а культурное самоуправление вообще юридическим лицом не является. Притом, что по смыслу своему, а также согласно ранее существовавшим законам оно является публично-правовым, а не частно-правовым юридическим лицом. Поэтому культурное самоуправление создать частную школу просто не в праве. Да и не должно.

Та же ст. 37 Конституции гласит, что «С целью сделать образование доступным государство и местные самоуправления содержат необходимое количество учебных заведений. В соответствии с законом разрешается также открывать и содержать иные учебные заведения, в том числе частные».

Как видно из приведенного фрагмента, законодатель и тут не справился со своей конституционной задачей. Государственные и муниципальные основные школы и гимназии регулируются Законом об основной школе, гимназии, частные учебные заведения – Законом о частной школе, а вот где Закон об иных учебных заведениях, частным случаем которых являются частные школы? Такого закона нет, хотя Конституция прямо предписывает его существование – «в соответствии с законом».

Проведенный мной пару лет назад обширный анализ Закона о культурной автономии малых национальностей позволил сделать вывод о том, что в эстонских правовых реалиях под «иными» следует как раз иметь в виду «учебные заведения для малой национальности», которые как раз создаются для «группы», о которой пишет г-н Раннут. Они как раз и есть «иные» - не государственные, не муниципальные и не частные. В силу чего примечание г-на Раннута «(частные)» не имеет никакого законного обоснования.

Исключением здесь может являться ст. 13 Рамочной конвенции о защите национальных меньшинств, гласящая, что «В рамках своих систем образования Участники признают, что лица, принадлежащие к национальному меньшинству, имеют право учреждать и организовывать свои собственные частные заведения для целей образования и профессиональной подготовки». Однако, как уже было показано, «рамки своей системы образования», указанные в Конституции, по-прежнему остаются частично непрописанными на законном уровне. И наоборот, далеко не все конституции содержат в себе положения о культурной автономии национального меньшинства.

Нет смысла, видимо, добавлять к сказанному, что все попытки создания русского культурного самоуправления, «в рамках» которого, при известном напряжении фантазии, можно было бы создать «школы для своей группы», были министерством культуры пресечены, так что неприкрытый упрек г-на Раннута в том, что «это последнее право русское сообщество использовало не в достаточной мере» - явно не по адресу.

Заканчивая данную часть анализа, следует отметить, что из всех языковых прав г-н Раннут «выделил»… два несуществующих. Любопытно, что этот абзац своей статьи г-н Раннут назвал «Ложное представление о своих правах».

2. «Вне прав меньшинства в случае русской общины говорить (о языковых правах – С.С.) не имеет смысла, поскольку речь идёт, в основном, о группе иммигрантов, на которых эти права не распространяются. А именно: языковые права не транспортабельны, и не перемещаются вместе с носителем языка через границы территории исконного места проживания».

Продолжая раскрытие темы «ложного представления о своих правах», г-н Раннут ненароком сбивается на эстонское know-how, при помощи которого Эстония фактически саботировала все права национальных меньшинств, в том числе языковые. Речь идет о конституционном термине «малые национальности» (vähemusrahvus), который традиционно неверно переводится как «национальное меньшинство» (rahvusvähemus, national minority). Определение «малой национальности», данное в Законе о культурной автономии малой национальности, намеренно привязано к гражданству ЭР и фактору «исконного места проживания». После кражи в 1991 году гражданства ЭР у всех жителей ЭР, кто не имел сомнительного счастья родиться в ЭР образца 1940 года, русская «малая национальность» фактически стала правовой химерой. Русской «малой национальностью» эстонцы готовы признавать лишь причудских русских, а русским «национальным меньшинством» - никого. Анализ этого безобразия я представил в своем меморандуме Рийгикогу, с которым можно ознакомиться здесь:

http://riigikogu.ee/?page=en_etapid&op=ems&eid=1147471&u=20101129181709

Но даже тут г-н Раннут умудряется войти в противоречие с Конституцией, предоставляющей языковые права (в том числе) и «вне прав меньшинства». В частности, речь может идти о ч. 2 ст. 52 Конституции, устанавливающей, что «В регионах, где эстонский язык не является языком большинства населения, местные самоуправления могут в установленных в законе объеме и порядке вести внутреннее делопроизводство на языке большинства постоянного населения этого региона». Как видно, тут речь не идет о «малой национальности», как в ч. 2 ст. 51 Конституции.

Непонятно также, в каком контексте г-н Раннут использует термин «иммигранты», «на которых эти права не распространяются». Если речь идет о негражданах ЭР, т.е. гражданах иностранных государств и лицах без гражданства, то на них, согласно ст. 9 Конституции, «права, свободы и обязанности каждого, перечисленные в Конституции, распространяются в равной степени». Уникальная конституционная конструкция – без т.н. «оговорки закона», т.е. фразы «если законом не установлено иное». Подробнее эта тема раскрыта в моей книге «Русская правда об эстонской конституции», глава из которой «Гражданин и народ» опубликована здесь:

http://slavia.ee/index.php?option=com_content&view=article&id=5688%3A-q-q&catid=174%3A2011-01-18-14-02-38&Itemid=223

Так что заявление г-на Раннута о том, что языковые права на «иммигрантов» не распространяются – ложно. И Рамочная конвенция о защите национальных меньшинств оперирует двумя определениями: «в районах традиционного проживания большого числа лиц, принадлежащего к национальному меньшинству» («исконные» территории – ч. 3 ст. 11) и «в районах, где традиционно или в значительном количестве проживают лица, принадлежащие к национальным меньшинствам» (ч. 2 ст. 14).

3. «Одно из ложных пониманий, выросших на такой почве, является т.н. право на русскоязычное образование в Эстонии, согласно которому Эстонское государство якобы обязано обеспечить сохранение русскоязычного образования. На самом деле Эстония не должна предоставлять его даже в части основного образования».

«Говоря о языковых правах, следует выделять два из них: праве освоить государственный язык, и праве основывать (частные) школы для своей группы. Это последнее право русское сообщество использовало не в достаточной мере, поскольку Эстония и так заботилась о реализации соответствующего права».

«Включить логику» после этих двух заявлений у меня не получается. Из второй фразы следует, что «Эстония и так заботилась о реализации соответствующего права» на «школы для своей группы», т.е. русскоязычные школы. Из чего следует, что у русских в Эстонии есть право на русскоязычные школы, а у государства есть обязанность их обеспечить. Связка понятна: русские – имеют право, государство – обязано. Все четко: право корреспондирует с обязанностью. Но как тогда понимать первую фразу г-на Раннута о том, что государство обязано лишь «якобы», а «на самом деле» Эстония «не должна предоставлять его даже в части основного образования»?

Сразу отметим и некорректное использование «Эстонии» в тексте г-на Раннута. Эстония – название страны, в которой все мы проживаем. А «Эстонское государство» - публично-правовое юридическое лицо, имеющее права и обязанности перед своим населением. И свои образовательные проблемы русская община решает именно с государством, как с юридическим лицом, а не как со страной. Говоря «Эстония не должна», г-н Раннут явственно разделяет нас с Эстонией.

Если же пытаться разобраться по существу с проблемой, в которой очевидно запутался г-н Раннут, то предстоит прямо ответить на вопрос – а есть ли у русских право на русскоязычное образование? Бесплатное русскоязычное образование в основной школе и гимназии?

Мой ответ на этот вопрос – да, есть. В обоснование своей позиции приведу три аргумента.

1) Согласно ст. 37 Конституции «Каждый имеет право учиться на эстонском языке». «Право» - многогранное понятие, но для нас важно, что оно включает в себя как право требования, так и право выбора. Согласно этому конституционному определению государство обязано обеспечить каждому желающему возможность учиться на эстонском языке. Соответственно, государство должно считаться с тем, что отнюдь не все русские дети желают учиться на эстонском языке. В связи с чем государство должно обеспечить им право выбора, т.е. содержать бесплатные русскоязычные школы. В «необходимом количестве» - так гласит Конституция.

Если бы ситуация была иной, и обучение в школах на эстонском языке было бы обязательным, то Конституция так бы это и определяла – «Обучение в общеобразовательных школах ведется на эстонском языке». Так, допустим, как она определяет в ст. 52, что «Делопроизводство в государственных учреждениях и местных самоуправлениях ведется на эстонском языке». Но Конституция не устанавливает обязательного языка преподавания в школах, а устанавливает лишь право каждого на обучение на эстонском языке. Более того, государство и не может вмешиваться в этот выбор языка обучения, т.к. ст. 37 Конституции не содержит оговорки закона в части языка обучения. Соответственно, Рийгикогу, вмешавшись в определение языка обучения в общеобразовательных школах, нарушил Конституцию, так как последняя явно не дает ему на это права.

Отмечу также, что положение о неконституционности «перевода школ на эстонский язык» внесено в резолюции обоих Конгрессов национальных меньшинств Эстонии.

2) Следует помнить, в какой правовой обстановке принималась Конституция. Во время ее принятия действовал Закон о национальных правах граждан Эстонской ССР, принятый 15 декабря 1989 года. Согласно ст. 4 этого закона

«У граждан всех национальностей есть право:

получать общее образование на эстонском, русском или ином языке в государственных учебных заведениях или в культурных обществах;

получать среднее специальное или высшее образование, а также дополнительное образование на эстонском, русском или ином языке, которое государство обеспечивает согласно потребностям Эстонской ССР»;»

Закон это не был признан неконституционным, и был отменен в 1993 году Законом о культурной автономии малой национальности. Из Закона о национальных правах граждан Эстонской ССР видно, что образование всех уровней на русском языке было государством гарантировано. Тем не менее, даже после преступного присвоения власти ультранационалистами, эстонский язык не стал в Конституции обязательным языком обучения, а конструкция «у граждан всех национальностей есть право» сменилась на  «каждый имеет право», т.е. язык обучения по-прежнему остался вопросом личного выбора, а не выбора государства.

3) Отмечу тут еще один конституционный аспект, на который редко обращают внимание. Речь идет о цели содержания государством и муниципалитетами учебных заведений. Эта цель, изложенная в той же ст. 37 – «сделать образование доступным». Подчеркну, что «доступность образования» является единственнойконституционной целью образовательной системы. Поэтому любые изменения в образовательной системе, в том числе языковые, должны прежде всего проходить проверку на то, увеличивают ли они доступ к образованию, или уменьшают. Совершенно очевидно, что обучение на чужом (эстонском) языке резко снижает доступность образования, в связи с чем «перевод на эстонский язык» также следует счесть неконституционным.

4. «А то, что говорящий на своём родном языке платит Эстонскому государству налоги, или нет, на языковые права не влияет (хотя это и выставляют в качестве аргумента)».

Сложнее всего, как известно, доказывать очевидное. Однако то, с какой легкостью г-н Раннут отмахивается от денег (что эстонцам совершенно не свойственно), внушает тревогу. Прямо показать связь уплаты налогов с участием в их распределении мне, по всей видимости, не удастся, потому что ни один нормальный закон этого не регулирует – слишком уж это очевидно. Однако роль количественного вклада национальных меньшинств показать можно на примере п. 17 Гаагских Рекомендаций в Отношении Прав на Образование для Национальных Меньшинств, составленных в 1996 году по заказу Верховного Комиссара ОБСЕ по национальным меньшинствам Макса Ван дер Стула.

Данный пункт определяет, что «Лица, принадлежащие к национальным меньшинствам, должны иметь доступ к образованию третьей ступени (высшему образованию – С.С.) на их языке, когда они покажут необходимость в этом и их численность обосновывает это.

5. «Также государство не обязано обеспечивать всем бесплатные языковые курсы».

Посмотрим, так ли это. Преамбула Конституции говорит нам о том, что «…государство (…) призвано обеспечить сохранность эстонской национальности, языка и культуры на века», из чего прямо следует, что сохранение эстонского языка является прямой обязанностью государства. А не «иммигрантов». Поэтому любое изучение эстонского языка «инородцами» должно восприниматься государством как верх лояльности, и всячески им стимулироваться, так как «инородцы» непосредственно помогают государству исполнять его обязанность. Изучение же эстонского языка «инородцами» за свой счет должно быть расценено как отказ государства от выполнения своих обязанностей и безответственное отношение к своим конституционным поручениям.

6. «Образование не является само по себе целью, но оно является подготовкой к самостоятельной жизни. Оно должно обеспечивать то, чтобы люди не уезжали из Эстонии, а смогли бы устраиваться в своей жизни здесь, и чтобы здесь создавались высокооплачиваемые места, и люди были бы удовлетворены своей жизнью».

Среди всех возможных законных целей образования такой цели нет.

Согласно ч. 3 ст. 2 Закона об образовании «целью образования является:

1] создание подходящих условий для развития личности, семьи, эстонской национальности и национальных меньшинств (закон 1992 года, поэтому «национальные меньшинства»), а также экономической, политической и культурной общества Эстонии, а также охраны природы в контексте мировой экономики и культуры;

2] формирование законопослушных людей;

3] создание для каждого предпосылок к постоянному обучению».

Как видно, задача «чтобы люди не уезжали из Эстонии» перед образованием не ставится. Понятно, что это личная реакция г-на Раннута на последние тренды в демографии. Не ставилась эта задача и в начале 90-х, когда Эстонию покинули свыше 120 000 неэстонцев. Почему Раннут ставит ее сейчас? Потому, что стали уезжать эстонцы. Но образование эту проблему не решит. Если решать ее через конституционную задачу «сохранения эстонской национальности», то государству следует прежде всего запретить выезд за рубеж этническим эстонцам – мы, русские, эту задачу за них никак не решим. Странно, что Правительство Республики, обычно столь решительное по части репрессивных мер, воздерживается от этого очевидного шага.

7. «Таким образом, нынешняя цель языкового переупорядочения образования Эстонии является недостаточной для интеграции. Недавно, год назад (!) введённая в русских основных школах учебная программа производит людей, которые не принадлежат к общественному мейн-стриму, а зачастую и не хотят этого, поскольку живут в сегрегационной культуре. Вместе с учебной программой они приобретают мировоззрение, которое позднее трудно изменить на Эстонско-ориентированное».

То есть г-н Раннут прямо признает, что задача образования – формирование проэстонского мировоззрения. Задача, противоречащая как Конституции, так и международному праву. Мировоззрение человека – результат осуществления им автономии воли, результат сделанных в жизни выборов. Этим я хочу подчеркнуть, что незаконны попытки любого изменения мировоззрения, а не только изменения его на проэстонское.

Об этом прямо говорит ст. 41 Конституции – «Каждый вправе сохранять верность своим мнениям и убеждениям. Никого нельзя принуждать изменить их».

Засим позвольте пожелать НКО «Русская Школа Эстонии» удач и побед на ее нелегком пути.

С уважением,

Сергей Середенко