«Любое экономическое суждение справедливо только в определенном контексте, в окружении многочисленных «если», «при условии», без которых оно упрощается, опошляется, а то и превращается в полную бессмыслицу», - написал недавно Сергей Гуриев – ректор самого престижного университета России – Высшей школы экономики.

Экономические страшилки

Только за один день – 25 июня – в разных СМИ я прочел статьи с заглавиями: «Дефолт Греции означает конец Евросоюза»; «Евросоюз – прерванный полет»; «Двери национальных квартир в общежитии ЕС запираются навсегда». Все эти перевозбужденные восклицания ни к экономике, ни к реальности не имеют никакого отношения.

Экономическая ситуация не только во многих странах Евросоюза, но и в мире сложная. Государственные долги не в одной Греции или Португалии выше их реальной платежеспособности. В пропорции к ВВП и к любым иным макроэкономическим показателям хуже всего дела обстоят у США.

А угрожающим ей айсбергом, скорее всего, являются не столько невозвратные госдолги, сколько продолжающаяся возгонка стоимости банковских и биржевых деривативов (различных финансовых инструментов, позволяющих быстро зарабатывать деньги, в полном смысле слова, на пустом месте, как – впрочем – и терять их).

Стоимость этих самых деривативов многократно превышает объем мирового ВВП. И ничего с этой алчной банковской гонкой все вместе взятые лидеры ведущих стран не смогли (скорее, не посмели) сделать. То есть продолжают действовать те же причины, что вызвали недавний кризис. Обязательно ли эта мина еще раз сработает? Не факт. И тем более не факт, что это случится скоро. Слишком многое должно совпасть, хотя бесконечно разгонять денежную систему не возможно. И многие вполне серьезные экономисты предрекают в перспективе новый виток кризиса. Но вернемся в наш Европейский дом.

С чего переполох?

Евросоюз в нынешнем виде – эксперимент не менее значимый для судеб мира, чем в свое время создание СССР. И в том, и в другом случаях реализовывались не только гигантские социальные и экономические проекты. Речь идет о цивилизационных прорывах. Самая рисковая часть проекта: валютный союз стран с разной структурой экономики, находящихся в разных фазах экономического цикла, без установления общей фискальной и бюджетной политики.

Понятно, что все существующие в мире технологии управления большими финансовыми системами требуют единого регулирующего центра, и такие попытки в еврозоне были сделаны, но создать из ЕС государство не дали референдумы во Франции и Нидерландах, особая позиция Великобритании и всеобщая боязнь потери экономического суверенитета.

Иными словами, большую часть долга потребуется списать за счет финансово крепких государств. Многие экономисты полагают, что если за Грецией этим путем пойдут несколько других стран, то неизбежно появятся единые гособлигации еврозоны и они позволят выйти всему Евросоюзу из кризиса, но откроют новый виток глобальной госзадолженности.

С другой стороны, государства-доноры в рамках Евросоюза начнут диктовать государствам, зависящим от Европомощи, жесткие условия (в случае Греции: ускоренная приватизация, повышение налогов, реформирование банковской системы, перереструктуризация рынка труда). То есть перераспределение суверенитетов произойдет не политическими средствами (через конституцию ЕС), а через экономическую практику.

Одновременно с этим в повестку дня встали вопросы о механизмах выхода из зоны евро и Шенгена. Но «хлопнуть дверью» в ответ на экономический диктат будет нелегко. Скажем, та же Греция, живя при собственной валюте, быстренько объявила бы дефолт, уронила курс драхмы ниже европейского плинтуса и за счет выросшей конкурентоспособности рванула бы вверх. Однако оставшийся Евросоюз тут же закрыл бы для греческих товаров свои рынки для защиты южных своих производителей.

Разберутся ли европейцы?

Ни те, кто рассчитывает на помощь ЕС, ни те, на чью помощь рассчитывают, не высказывают желания ликвидировать Евросоюз. Другое дело, что ни налогоплательщики стран-доноров, ни их руководители не желают передавать контроль над их деньгами чиновникам Брюсселя. И, как всегда,

А из этих интересов, как и 50 лет назад (при создании ЕС), вытекает приоритет единого огромного Европейского рынка, создавшего эффект нового экономического масштаба для всех стран Европы.

В этом смысле было абсолютно позитивным расширение ЕС за пределы центральноевропейского ядра. Тем более что это расширение дало Европе, может быть, последний исторический шанс остановить ее мусульманизацию за счет притока новой дешевой рабочей силы одной с европейской цивилизационной ментальности. Мы, литовцы, латыши, поляки заменили на несколько десятков лет турок в Германии или африканцев во Франции. Эти преимущества с лихвой перекрывают недостатки интеграции.

Другое дело, что некоторые принципы, заложенные в идею Евросоюза, не прошли испытания кризисом. Явно выделяется группа стран-лидеров, среди которых все заметнее роль Германии. Но и эта опасность сильно мифологизирована. Скорее всего, в рамках ЕС образуются несколько социально-экономических пространств, среди которых наше будет образовано вокруг Швеции и Финляндии в качестве центров северного региона.

XX век дал две модели построения суперпространств: Советского-гиперцентрализованного и Евросоюзовского – абсолютно автономизированного. Но обе крайности оказались не хороши. Например, выясняется, что рост отдельно взятой германской экономики не двигает вперед экономику ЕС в целом, поскольку работает в большой мере на экспорт, не способствуя росту спроса на внутреннем рынке Евросоюза, чтобы из той же Греции или Португалии, из Латвии и Эстонии рос товаропоток в Германию, Францию и т.д.

Но это уже иная тема. А что до «закрытия» Евросоюза – то летом всегда острый дефицит сенсаций. И очень кстати оказался посткризисный экономический синдром населения. Не вечно же писать о всеобщем потеплении или даже грядущем конце света. Сгодился для испуга читателей и ожидаемый конец Евросоюза.