Владимир Вайнгорт |
При сегодняшних растущих ценах и при замерших на низком уровне доходах, хочешь – не хочешь, приходится соразмерять свои желания с убывающими, как шагреневая кожа, финансовыми возможностями.
Бесстрастная статистика свидетельствует, что от сентября прошлого года до сентября нынешнего, цены в среднем выросли на 5,2%. При этом продукты подорожали на 9,3%, а приводить данные о темпе увеличения стоимости по группам различных товаров и услуг нет смысла.
Все, кто имеет хоть какое-то представление о семейном бюджете, прекрасно осведомлены, что цены в евро кусаются все сильнее и сводить концы с концами все труднее даже среднеобеспеченным семьям, живущим от зарплаты до зарплаты. А к тем, кто строит свой бюджет от пенсии до пенсии или от пособия до пособия, вообще нельзя применять слово «живет», поскольку они еле-еле выживают.
Из потока статистических цифр можно выловить данные о скудной структуре потребления таких семей (число бедняков у нас перевалило за 20%), но не станем забивать голову читателя и этими цифрами, свидетельствующими о нашей горькой доле, чтобы не уподобляться герою анекдота, который на вопрос «как живешь?» начинает подробно рассказывать о своих трудностях. Думаю, читатели и без цифр знают: живем мы плохо. Значительно интереснее попытаться понять – почему?
Анатомия ценового взрыва
Среди обилия статистической информации есть парочка любопытных цифр. Оказывается, за год цены на нерегулируемые государством товары и услуги выросли на 4,3%, а на регулируемые – на 7,8%.
Во всем мире, государственное регулирование цен, как правило, является способом защиты потребительского рынка от ценового сговора или ценового диктата монополий.
Использование этого механизма для раскручивания инфляции, похоже, стало эстонским «ноу-хау». Государство регулирует цены на базовые ресурсы, и когда эти цены растут быстрее других, ясное дело – растет себестоимость всего спектра производимых в стране товаров и услуг. При этом повышение стоимости таких ресурсов – отнюдь не результат глубокого проникновения в тайны их себестоимости. Причина проста, как облупленное яйцо, - в экономическом смысле это скрытое повышение налогового бремени.
Хороший пример тому – повышение стоимости на услуги государственной энергетической монополии, у которой не так давно вся прибыль была выкачена в форме дивидендов для пополнения госбюджета. И кто знает: нынешнее повышение цен (которое, несомненно, поднимет рентабельность энергетической отрасли) сделано для обеспечения ее развития или снова создается бюджетный резерв?
Другой пример: Департамент конкуренции недавно согласовал для предприятия Tallinna Küte рост цен по нескольким районам Таллинна больше чем на треть (при немалой рентабельности концерна в прошлом году). В результате вырастет и доля поступлений в бюджет за счет налога с оборота, который возьмут с платы за тепло.
Говорить о том, что из-за роста акцизов цена бензина и дизельного топлива у нас по сравнению с зарплатами самая высокая в Евросоюзе уже неудобно – настолько это общеизвестно.
Уровень бедности растет вместе с ценами
Само по себе повышение цен в экономическом смысле трагедией не является. Инфляция – это тоже своеобразный налог, который в первую очередь платят держатели крупных денежных средств на банковских счетах. Тем более что теперь эти счета у большинства как раз в инфлируемых евро.
Мировой опыт знает примеры, когда таким механизмом активно пользовались, но, как правило, при этом выводили из-под инфляционного налога малообеспеченные слои населения.
Кто бы спорил против роста стоимости отопления в несколько раз, если бы при этом семьям, для которых она переваливает за 10-15% от общего дохода, государство подставило бы плечо в форме соответствующих дотаций.
Можно даже приветствовать повышение закупочных цен для местных производителей и переработчиков продуктов (сопровождающееся ростом цен в розничной торговле), если бы одновременно был запущен известный по опыту разных стран механизм льготных карточек на основные виды продуктов для малообеспеченных семей. При этом они в магазинную кассу платят суммы в разы меньшие, чем указано в ценнике, а разницу компенсирует государство.
Сегодня экономическая литература полна сообщениями о мерах спасения внутреннего спроса в самых разных странах мира. В Америке, например, на днях объявлена программа стимулирования спроса и соответствующего снижения безработицы (которая, к слову сказать, вдвое ниже нашей – всего 9,1%). Планируется, в частности, направить 80 млрд. долларов на ремонт и строительство школ, колледжей и дорог к ним.
В Германии вводится большая, чем была у них раньше, дифференциация налогообложения. Оппоненты скажут: у нас бедная страна, и нет у государства тумбочки, где деньги лежат. Это неправда. Государство бедно, потому что в результате его действий с каждым днем беднеет население, падает покупательский спрос, сворачивается малый бизнес и т.д. и т.п.
Безналоговый рай для богатых
Наша власть упорно рассматривает себя как представителя крупного финансового капитала, землевладельцев и других богатых слоев.
Эстония одна из немногих стран, где налогом не облагаются проценты по вкладам. Мотив, озвученный недавно работником Банка Эстонии, прост: тем самым стимулируется размещение средств в банках. Полагаю, большинство наших читателей, чьи счета наполняются зарплатами, мало волнуют банковские проценты. А те, для кого они существенны, все равно будут держать денежки в банках.
У нас не облагается налогами крупная недвижимость, не облагается наследование и мы одни из немногих, где нет ступенчатого налогообложения доходов.
Наши парламентарии не приняли закон о том, что если банк реализует залоги в связи с невозвратом кредитов, то – независимо от полученных сумм – кредитное обязательство аннулируется.
Говорят, люди должны быть ответственны за свои решения. А банки? Разве не они в результате бешенной рекламной компании завлекли наших малоискушенных сограждан в кредитную кабалу? Почему же сейчас не разделить риски? Говорят, таковы догмы либеральной экономики. Но реализация программ борьбы с бедностью отнюдь не противоречит идеям либерализма. А удушение внутреннего спроса и отсутствие какой-либо поддержки реального сектора экономики в интересах крупного финансового капитала – противоречит.
Структура экономики Эстонии сейчас такова: чуть больше 20% - промышленное производства, около 2-3% - сельское хозяйство и почти 75% - сектор услуг. А услуги не экспортируешь. Их либо потребляют в стране, либо предприниматели в этой сфере погибают. У нас как раз реализуется такой вариант. Обидно.
Гуру современной экономики, американский ученый русского происхождения Василий Леонтьев писал: «Цены – не священная корова. Они поддаются регулированию. И этот механизм действует везде, где сложились цивилизованные рыночные отношения». Знал дело Нобелевский лауреат.
Автор является научным руководителем клуба "Кардис" (www.kardis.ee).