Размышления о крестьянской реформе привели меня к выводу, с которого я и хочу начать: мы живем в государстве, не признающем историю, в государстве, которое обладает колоссальным историческим опытом, но постоянно его игнорирует, время от времени акцентируя внимание на отдельных событиях прошлого, переинтерпретируя другие события, отрицая и замалчивая существование третьих событий. Советско-постсоветский режим не позволяет выстроить общую и целостную картину истории потому, что не способен извлечь из нее уроки.

Как мы понимаем крепостное право.

Начну с небольшого, но существенного пояснения.

В силу ряда обстоятельств мое освоение истории происходило в порядке обратном общепринятому. То, что я изучал в советской школе относительно российской истории, осело у меня не глубоко и сводилось к «сухому остатку» про «убогую, забитую, невежественную, лапотную, дремучую» и т.д. Россию. Помнится, во время Перестройки возникло множество неформальных движений и объединений, было и Движение за возрождение России. Тогда я никак не мог понять – что же надо возрождать из отсталого царского государства? Через год после распада СССР я отошел от гражданской активности – мне казалось, что все политические вопросы решены, мы живем в свободной стране – и вернулся к научной работе, решив заняться разгадыванием тайн и смыслов российской цивилизации.

Я начал изучать историю страны с чистого листа и, слава Богу, первой попавшейся мне книгой стали «Общедоступные чтения о русской истории» С. Соловьева. Эта небольшая работа меня перевернула. Я понял, какой великой страной была историческая Россия, как чудовищно ее образ искажался и фальсифицировался ленинским обществоведением. С тех пор я прочитал множество текстов, написанных до и после рокового октября. Но все, что «написано после», для меня вторично, оно пропускается через фильтр русской науки. Многие нынешние авторы, увы, находятся в противоположном положении – и они, и их учителя воспринимают русскую государственность через ценз большевистской идеологии, фактически не устранявшейся из системы образования (в постсоветской школе, в отличие от других стран, люстрация не проводилась)…

А теперь вернусь к вопросу – как мы понимаем крепостное право? Выделю несколько типичных заблуждений.

Многие выпускники школ уверены, что доля подневольных в 1861 году составляла никак не меньше 90% населения. На самом деле их было чуть больше четверти, точнее – 28% всех жителей страны. В той или иной форме крепостное право существовало и в других европейских странах, например, в Австро-Венгрии, и Россия вовсе не была здесь каким-то исключением.

Крепостное право совершенно некорректно отождествлять с рабством, которое у нас не практиковалось. Крепостной имел свой дом, приусадебный участок, семью. Со времен Северной войны крепостные должны были платить налог в госказну (рабы налоги не платят!). Добавлю факт, который никак не хотят запомнить чернители собственной истории – рабство в Америке было отменено на два года позже, чем крепостное право в России.

Важно учитывать, что в экономическом плане крепостное право (в отличие от колхозной системы) было вполне эффективно, оно кормило и могло и дальше кормить страну. Добавлю, что крепостные крестьяне у нас, об этом пишут русские историки Вишнякова и Пичета, «были более счастливыми», чем свободные – на Западе. Ибо свободные были безземельными и превращались в бесправных батраков. В отличие от них, наши крепостные формально не имели земли в собственности, но фактически воспринимали ежегодно обрабатываемый участок как свой. Это похоже на квартиры в СССР: жилье было государственным, но на улицу никого не выселяли, и каждая семья воспринимала полученные квадратные метры как свои собственные.

Отмечу еще несколько особенностей, отличающих реально существовавшее крепостное право от советско-постсоветской мифологии. По действовавшим тогда нормам помещик в случае неурожая или иного форс-мажора обязан был кормить и содержать принадлежащих ему крестьян. Выражаясь марксовым языком, нормой был уровень эксплуатации в одну вторую, т.е. три дня в неделю крестьянин работал на хозяина, а остальные три – на себя. В каком состоянии находится нынешнее «свободное» общество, можно понять из другой пропорции – в 2008 году задекларированный Еленой Батуриной доход был равен среднегодовой зарплате 50 тыс. российских учителей.

И еще пара штрихов. Со школьной скамьи все советские дети заучивали страшный рассказ про Салтычиху. Как и все остальное в советской истории, этот сюжет препарировал и цензурировал реальные события. Если представить картину полнее, выясняется, что случай с молодой помещицей был совершенно не типичным. Дарья страдала от нервного расстройства, полученного после того, как «застукала» возлюбленного ею человека с дворовой девушкой. Беззаконие Салтыковой было пресечено сразу после того, как два крепостных крестьянина смогли добежать до полицейского участка и рассказать о происходящем. Вслед за этим Дарью привязали к позорному столбу, а затем постригли и отправили в монастырь… Можно ли представить, что сегодня кто-то примчится в милицию-полицию и срывающимся голосом сообщит, что у него на предприятии, или в вузе, или в садовом товариществе воруют? Боюсь, что результатом станет не возбуждение уголовного дела против коррумпированной дряни, а отправка странного доброхота в психушку.

Обосновывая сюжет о советской мифологизации крепостного права (сама эта фальшивка оказалась особенно востребованной во времена коллективизации и т.н. борьбы с кулачеством), необходимо учитывать еще одно важное обстоятельство. Отмена крепости – это не какое-то разовое, эпохально-уникальное событие. В России еще с конца XVIII века начался процесс освобождения сословий. Закрепощенными были сами помещики, само дворянство. Офицерский корпус Русской армии состоял из дворян, они обязаны были служить, пока не получали тяжелое ранение, или до того возраста, когда уже физически были не в состоянии нести воинскую нагрузку. Несколько иными были обязанности дворян – штатских чиновников, но и они не могли отказаться от службы по собственному желанию. Лишь после Жалованной грамоты о вольности дворянства 1785 года, принятой Екатериной Великой, ситуация радикально изменилась. Вслед за этим и другие сословия русского общества, в частности, мещанство и купечество обретали новые права и свободы (а казаки были свободными изначально). В результате, в те неспешные времена менее чем за 80 лет российское общество освободилось.

Почему крепостное право отменили (Кто учится и кто не учится на уроках истории)

Пока хранители советской мифологии размышляют над своей картиной реальности, я представлю другой сюжет на тему: была ли история тогда и есть ли история сейчас? Вернусь к вопросу – а почему, собственно, крепостное право было отменено? Вопрос тем более уместен, что чуть раньше я писал об его экономической эффективности. Да, сословия раскрепощались, но почему крестьян освободили в 61-м, а не в 81-м или не в 31-м году? Хронологическая привязанность столь важного решения становится понятной, если видеть его реальный исторический контекст.

А контекст состоял в том, что с начала XVIII столетия на протяжении почти полутора веков Русская армия оставалась самой мощной армией Европы. Но после блистательной победы в 1709 году под Полтавой над Карлом ХП, вслед за победой над Наполеоном и парадом русских в Париже в 1814 году, спустя 40 лет наша страна потерпела неожиданное поражение в Крымской войне. Конечно, это поражение не было и отдаленно похоже на победу в Великой Отечественной войне 41-45-го годов, враг не блокировал Питер, не дошел до Москвы и Волги, но англо-франко-турецкий десант все же высадился в Крыму и обстреливал Севастополь. Добавлю, что в ходе войны русская эскадра адмирала Нахимова (по другим источникам Нахимсона), потопила трехкратно превосходивший ее турецкий флот в Синопском заливе. Причем авторитет Нахимова был непререкаем не только потому, что он всегда, когда это требовалось, проявлял личное мужество и геройство. Были и другие причины, младшие чины тогда не строили дачи старшим, напротив, Нахимов почти все свое жалованье раздавал матросам.

И все же, несмотря на все эти детали, поражение в Крымской войне было очевидным – в 1856 году России пришлось подписать невыгодный для нее Парижский мир. А после смерти императора, за год до окончания войны, в обществе поползли слухи – якобы Николай I не умер, а отравился ядом, выпрошенным у лейб-медика Мандта. Причем Николай заблаговременно распорядился не вскрывать и не бальзамировать свое тело. Здесь важно не то, что историки сомневаются в достоверности изложенной версии, важно, что общественное мнение ХIХ века, получая вести о поражениях, не могло допустить, что помазанник Божий на них не реагирует.

А как в действительности реагировала власть на серьезные просчеты русской политики? Ответом и стала серия реформ Александра П. Не прошло и пяти лет после окончания войны, как крестьяне получили волю, была проведена военная реформа, правовая реформа, университетская реформа. Словом, у России была история, и не только в виде книг Карамзина, Соловьева а затем и Ключевского, переиздаваемых на протяжении полутора веков (ни один советский учебник истории сегодня не представляет никакого интереса), но и как реальная основа для принятия стратегических, государственных решений. (Заодно хочу похоронить постыдный постсоветский миф «про неуспешность всех российских реформ» – начиная с Ивана Ш и Петра Великого до Сергея Витте и Петра Столыпина – сколько их было – великих социальных преобразований! Когда же мы избавимся не только от советской топонимики, но и от советской мифологии?!)

А вот сегодня отсутствие истории почти очевидно. 20 лет не существует СССР, в «облако в штанах» превратилось СНГ, но на телеканалах торжествует агрессивная кургиняновщина. Нам постоянно доказывают, что СССР распался в силу чьих-то неведомых происков, и едва ли не все прогрессивное человечество спит и мечтает его возродить. Делать выводы из Великой Отечественной, в отличие от Крымской войны, известный президентский указ вообще не позволяет!

И потому приходится повторять – конечно, мы победили в этой войне, но так и не поняли – в какой именно – ведь СССР начал войну 17 сентября 1939 года, в союзе с Гитлером напав на Польшу, а закончил в 1945-м, в союзе с Польшей (уничтожив сначала польских офицеров в Катыни, а затем и бойцов Армии Крайовой?!) и другими помогавшими ей странами коалиции, разгромив Гитлера?
– Да, мы победили, но почему Сталин признавал, что «без помощи США и Англии Советский Союз не выдержал бы напор Третьего Рейха и проиграл бы в войне»? Повторю, это не мои слова, это слова Сталина.
– Да, Сталин победил, причем не только в Великой Отечественной, но и в проходившей одновременно войне гражданской. Впервые в одиннадцативековой истории Отечества в ходе войны один миллион человек (а не какой-то одинокий Власов) взял оружие, чтобы воевать с собственной властью. В эту третью силу входили и русские, и представители всех народов, проживавших на территории СССР. Партизанское сопротивление большевизму закончилось у нас не в 45-м, а в начале 50-х, причем проходило оно не только в Балтии и на западе Украины, но и в исконно российских областях.
– Да, Сталин победил, правда, в этой войне мы потеряли больше людей, чем все наши союзники, наши противники и досоветская Россия за всю свою историю вместе взятые. И это вовсе не помешало скромнице-вождю присвоить себе звание генералиссимуса.
– Да, народ выдержал нечеловеческие испытания и победил, но чтобы у него не оставалось иллюзий и возможности сопротивляться тоталитарной власти, сразу после войны Сталин организовал искусственную нехватку продуктов – дабы победители не взбунтовались, и в 46-м, 47-м годах в стране умерли от голода один миллион человек.

Великие и величайшие победы были в истории России, но был ли победоносным СССР, если через 46 лет после водружения флага над рейхстагом советское государство рухнуло, мировой социалистический лагерь исчез, мировое коммунистическое движение прекратило существование и сама победоносная советско-коммунистическая идея умерла?

Ни через 5, ни через 65 лет после окончания войны мы не получили честные и ясные ответы на эти вопросы. Но когда мы их все-таки получим, России потребуются трансформации более глубокие, чем преобразования Александра П!

В заключении еще один сюжет: История – это результирующая от желаний существующих социальных групп или узкая проекция намерений правящего политического класса?

Поищем ответ, сопоставляя три ряда событий – крестьянскую реформу, сталинскую коллективизацию и современное фермерство.

Известно, что Манифест 1861 года был итогом общественного компромисса. Дворянство – господствующее сословие исторической России – добровольно уступило часть своих привилегий и собственности, а крестьянство обрело личную свободу, соглашаясь с тем, что получаемые земли предстоит постепенно и поэтапно выкупать. Преобразования носили сугубо правовой характер, избранная стратегия укрепляла чувство социальной справедливости, создавала лучшие условия для экономического и политического развития.

Теперь о коллективизации. Сталин загнал десятки миллионов самостоятельных крестьян в несколько сотен тысяч колхозов, чтобы было легче их контролировать и эксплуатировать. Об общественном компромиссе речь не шла, а экономический контрэффект был очевиден. Чтобы заставить единоличников вступать в колхозы по всей стране, а не только в Украине, был организован Голодомор, унесший более 7 миллионов жизней. Тот, кто пережил зиму 32-33-го годов, весной пополз записываться в коллективные хозяйства. ВКПб, как горько шутили в народе – второе крепостное право большевиков – одержало победу.

А что происходит в агросфере сейчас? Обладая огромным сельхозпотенциалом, Россия способна кормить и себя, и еще миллиарды жителей планеты, но на самом деле половина необходимого нам продовольствия закупается за рубежом, а о качестве продуктов говорить просто не приходится. Почему так происходит? Чего не хватает для организации 5-6 миллионов эффективных фермерских хозяйств? Ответ, увы, прост. Если в стране действительно появится необходимое число фермеров, они станут не только реальными собственниками и полноценными участниками экономического рынка. Экономический интерес неизбежно дополнится политическим, и, значит, номенклатуре придется делить узурпированные ею полномочия с крестьянством. Как говорил Ельцин, «когда меньше хозяев – с ними работать удобнее, а все станут хозяевами – начнут власти приказывать. Какой тогда угол искать?» (М. Полторанин «Власть в тротиловом эквиваленте». М., 2011, с. 170).

Однако абсолютное нежелание политического класса – современного коллективного Сталина – делиться властью делает невозможным существование в России ни полноценного фермерства, ни малого, ни среднего бизнеса. Наш народ исключен из экономической и политической жизни, а деиндустриализацию и деаграризацию страны компенсирует хищническая добыча и распродажа дарованных природой и переданных бюрократией подручным олигархам нефтегазовых ресурсов.

Широкая ткань русской истории, прикрытая клише «самодержавие», в действительности сплеталась из прочных нитей общественного согласия и компромисса. А нынешняя система, выступая под маской «суверенной демократии», в действительности является гримированным тоталитаризмом. За официальную «историю» она выдает усеченную, тонкую паутину корыстных, антипатриотических целей и деяний кучки правителей.

Вернем России историю!