Ситуация для данного региона на самом деле не оригинальная. Некоторую новизну придает ей лишь появление в лингвистическом ряду, именно на оговариваемом месте, английского языка вследствие вхождения Эстонии в Евросоюз и, соответственно, расширение возможностей для трудовой и социальной миграции в западном направлении.

Вообще-то, на мой взгляд, не вполне корректен изначальный посыл рассуждений именитого филолога, когда в качестве объекта фигурирует весь уезд. Ида-Вирумаа в языковом отношении далеко не столь однороден, как это видится из Таллинна или из Тарту. Небольшие поселки, не говоря уже о хуторах, здесь как минимум двуязычны (эстонский и русский), а то и вовсе преимущест­венно эстоноязычны.

Общую картину необратимо портят крупные города – Кохтла-Ярве, Силламяэ и особенно Нар­ва. И если в первом из них русскоговорящие жители составляют хотя и большинство, но все-таки не подавляющее, то два последних, в восприятии сторонников моноязычного государства, являют собой картину катастрофическую: удельный вес носителей эстонского языка среди здешнего населения не превышает пяти-семи процентов…

Без эстонского – никуда?

Рассматривая пути решения проб­лемы, Март Раннут для начала предлагает сомневающимся в необходимости изучать эстонский язык «в первую очередь изменить свое мышление». Аргумент: «без знания эстонского языка нет возможности получить образование и сделать карьеру».

Постулат достаточно сомнительный. Образование (читай – специальное, главным образом высшее) на эстонском языке необходимо, если человек решает окончательно и бесповоротно связать свою жизнь именно и только с Эстонией. Однако сегодня, когда перед молодыми людьми открыты в равной степени пути и на Запад, и на Восток, мало кто захочет столь жестко ограничивать себя географическими рамками, независимо от того, какой язык для человека родной.

Если же принять за аксиому фактическое распределение мест в языковой триаде «русский – английский – эстонский» (а у нас нет оснований сомневаться в правильности этих сведений Марта Раннута), то придется согласиться, что у жителей данного региона возможностей получить образование даже больше, чем у других эстоноземельцев (разве что за исключением таллиннцев и тартусцев).

Наверное, не меньше половины молодых нарвитян и их силламяэских и кохтла-ярвеских сверстников чаяниями эстонского государства имеют либо российское гражданство, либо «серые» паспорта. Это дает им возможность беспрепятственно ехать в Россию, где количество вузов, от соседних Пскова и Санкт-Петербурга вплоть «до самых до окраин», делает проблему получения образования скорее умозрительной: было бы желание... А уж останутся ли они там жить или захотят вернуться в Эстонию – зависит от дальнейшего стечения обстоятельств.

При достаточном владении английским языком такими же доступными становятся университеты Старого и Нового Света – даже при наличии российского гражданства или вовсе отсутствии такового, но с постоянным видом на жительство в Евросоюзе.

Обеими этими возможностями молодежь Ида-Вирумаа, надо сказать, активно пользуется.

Ломай стереотипы!

Вторую причину возникновения языкового парадокса на северо-востоке Эстонии Март Раннут видит в родителях, «по мнению которых владение эстонским языком не является важным». И подсказывает решение: «Если мы сломаем такой подход, то в конце концов Ида-Вирумаа станет эстоноязычным регионом».

Сам по себе метод ломки чего бы то ни было, мягко говоря, вызывает сомнения. Слишком свежи в памяти последствия реализации лозунга «разрушим до основанья, а затем…». Но сделаем скидку на эмоции автора, действительно всерьез озабоченного положением дел. Хотя и пословицу «ломать – не строить» забывать не станем.

Проблема «вымывания» эстонского языка из обихода в этом регионе, безусловно, существует. За последние два с лишним десятилетия решить ее пытались неоднократно, но всякий раз – без­успешно. Главная причина таких неудач, на мой взгляд, кроется в нежелании считаться с реалиями, в стремлении во что бы то ни стало «сломать стереотипы» и любой ценой заставить здешнее население учить эстонский язык. Я много лет прожил в Нарве и не могу себе представить (хотя с воображением у меня все в порядке), чтобы 90 с лишним процентов горожан, для которых родной язык – русский, стали бы общаться друг с другом на каком-либо ином языке.

Мне кажется, что эта ситуация типична не только для Нар­вы. Вряд ли, скажем, коренные жители входящей в состав Российской Федерации Чечни разговаривают между собой по-русски. Да никто от них этого и не требует, хотя русский язык является на территории РФ государственным. Да, они, по крайней мере в своем большинстве, знают русский и могут им пользоваться, но там, где без него не обойтись.

Не вызывает сомнений, что нарвитянам и их соседям по региону, живущим в Эстонии, СЛЕДОВАЛО БЫ ЗНАТЬ эстонский язык. А вот как этого добиться – это и должно стать предметом обсуждения. Единственное, в чем с Мартом Раннутом можно согласиться без колебаний, так это то, что «изучению эстонского языка в Ида-Вирумаа мешает отсутствие мотивации, а не образовательных методик». Однако мотивация должна формироваться не только у русскоязычных жителей уезда.

How are you, kallis sõber?

Помнится, где-то на рубеже прошлого и нынешнего столетий была предпринята попытка стимулировать молодых специалистов к переезду в Нарву на постоянное жительство. Выпускникам вузов – эстонцам – даже выплачивались «подъемные» и предоставлялись другие финансовые и социальные льготы, включая новое жилье  практически бесплатно. Однако эта инициатива вскоре заглохла, потому что молодые эстонцы не желали оседать в городе с непривычным для них жизненным укладом.

А без носителей эстонского языка создать благоприятную языковую среду, в которой общение на нем стало бы нормой, невозможно. И если уж говорить о ломке стереотипов, то она должна происходить как минимум в обеих языковых общинах. Или в обозримом будущем эстонцы, приезжая в Нарву, будут вынуждены говорить здесь по-английски.