Андрей Лобов. Фото из личного архива

Каждая неделя приносит нам  новые заявления, призывы, мнения и указания.

Если говорить о Русской Школе Эстонии, то здесь это явление приходится наблюдать особенно близко. Например, как некоторую попытку ввести в гипноз, можно воспринимать следующие «утверждения» :

1.  «страх русских родителей перед языковым погружением отступает» или

2. «полный переход на эстонский язык в основной школе может быть только по желанию родителей».

Интересно, что автор первой мысли директор школы, а второй – чиновница министерства образования, другими словами представители административного аппарата.

В обоих этих случаях информация проводится на эмоциональном уровне. В первом -есть указание на некий страх, что подводит читателя к идее его преодоления, потому как, в принципе, страх – эмоция негативная и поэтому должна быть побеждена. «Победа» по замыслу автора мысли невольно состоит в языковом погружении. Однако образование является не той областью, где следует брать «на слабо», чтобы убедить сделать «выбор». Во втором случае также интересна форма мысли об основной школе – фактически её эстонизируют через языковое погружение. Но здесь разговор во-первых уводится от гимназий, где те же самые родители имеют полное право выбирать язык обучения. Во-вторых из уст г-жи Кяосаар выходит странная связь языка обучения с местным самоуправлением, принимающим решение по основной школе. Странность заключается в том, что если в случае с гимназиями в настоящий решения (не) принимает (затягивает) правительство, а в случае с основной школой решения приняли некоторые муниципалитеты, то почему одни (муниципалитеты) должны считаться с волей родителей («есть спрос» и «только по желанию родителей» - И. К.), а другие (правительство) как-будто освобождают себя от этого, тогда как есть заявления попечительских советов, та же воля родителей? Хотя тема о том как некоторые муниципалитеты не считаются с волей родителей заслуживает отдельного рассмотрения, но не здесь.

Сама же формулировка также может создать иллюзию, что в каком-то объёме переход в основной школе быть должен (см. «полный») и о гимназии думать не следует. Однако это, как минимум, противоречит 2 и 3 пунктам 21 статьи Закона об основной школе и гимназии, которые указывают на процедуру утверждения языка обучения отличного от эстонского. Ни о каких процентах в этих пунктах статьи Закона речь не идёт. Также 37 статья Конституции говорит о том, что язык обучения в школе национального меньшинства выбирает учебное заведение, а на этой неделе у всех жителей нашей страны также появилось право выступить в защиту конституционных прав (Подробнее, см. здесь).

С языковым погружением в нашей стране вообще интересно получается. Из уст тех же чиновников министерства образования можно было неоднократно слышать о «международности» и «признанности» методик языкового погружения. Например, идут ссылки на Канаду и Финляндию. После изучения данных случаев, я с удивлением обнаружил, что в Канаде в Квебеке добровольно погружали англоязычных детей во французский язык, а в Финляндии в городе Вааса добровольно погружали финоговорящих детей в шведский язык. (Внимание – возможно различие между словами «добравольно» в зависимости от страны употребления этого слова, в данном случае слово может отличаться от эстонского аналога). Другими словами в обоих случаях «погружали» представителей большинства в язык меньшинства. У нас же это ноу-хау поставили с ног на голову.

Все рассуждения о том, что «надо» учиться на эстонском языке обычно преподносятся как необходимость изучения языка, то есть подменяются понятия изучения языка и обучения на языке. Звучит слово «интеграция». Так иногда разворачивающуюся вокруг торговли за проценты дискуссию пытаются выставить через необходимую «плату» за «интеграцию».  Я согласен с тем, что для полноценного государственного руководства в нашей стране нужно знать эстонский язык. Однако, здесь также важно не утратить сами интересы, выступая в качестве объекта для экспериментов.

В торговле процентами можно услышать мысль о том, что 60% якобы не представляют угрозы. Во-первых предлагаю взглянуть на документ из Тапаской Русской Гимназии, за подписью директора Наймы Силд, удостоверяющий, что из предметов на русском языке в гимназии остаются русский язык, литература и биология. Где эти «добровольные» оставшиеся 40%? Во-вторых см. выше на попытку чиновницы министерства перевести дискуссию на основные школы.

В принципе, конечно, дело не в процентах, а в наличии выбора, его реализации и в добровольности.

В настоящий момент решения по нарвским и таллинским гимназиям затягиваются. Таллин подал жалобу в административный суд, чтобы обязать правительство вынести решение. В решении суда было указано,  «что принятие решения на эту тему затрагивает большое количество людей и, таким образом, эти решения поспешно принимать нельзя.» Также суд отметил, что всё таки должны быть «разумные» сроки принятия решения. Но никто ни к чему не был обязан. Хорошо, однако, что прозвучала мысль о том, что решение правительства затронет большое количество людей и это в вопросе, где, как утверждается уже представителями госаппарата, так много «добровольцев».

В целом же все остальные слова о исключении, отсрочках, страхе, добровольности и пр. можно уместить в одно слово «политизация». Во время стадии политизированности общественного спора стороны формируют свой словарь и им пытаются закрыть неопределённость. Иногда неопределённость пытаются закрыть другими способами – например давлением и поддержанием атмосферы страха – рейды языковых инспекторов, чиновников, вызовы на ковёр. Подчинить, сломав волю, навязать одностороннюю «интерпритацию», игнорируя мнение другой стороны.

 «Интеграция» это дорога с двусторонним движением. Нельзя опускать руки, относится к этой теме по типу «ну тут уже ничего не поделаешь», особенно когда эту болезненную «терпимость» пытаются внедрить в наше общество по какому-либо ярковыраженному признаку – например, национальному. Где предел у такой терпимости я не хочу знать. Прививание обществу подавленности ведёт к его деградации и слабости.

Обсуждение закрыто