«Русская премия», результаты которой стали известны на прошлой неделе, — награда своеобразная. У нее по большому счету нет ни жанровых, ни стилистических критериев отбора — ключевым параметром, позволяющим претендовать на лавры и сопутствующие им пять тысяч долларов, служит место проживания соискателя. Вернее, место его НЕпроживания: писатель или поэт должен жить за пределами России.

В этом году результаты оказались одновременно предсказуемыми и разочаровывающими. Гран-при за большую прозу достался «американцу» Юзу Алешковскому — живому классику, интегрированному в русскую словесность дальше некуда. То же самое можно сказать и о других лауреатах — и о недавней москвичке, а ныне американке Марии Рыбаковой, и о «литовке» Лене Элтанг, и о еще одном живом классике (и еще одном «американце») — поэте Алексее Цветкове.

Как всякая сгинувшая империя, Советский Союз оставил после себя множество обломков — и уродливых, и весьма живописных. К числу живописных относится многоликая, но объединенная единой константой — русским языком — постсоветская литература. На русском выпускают свои причудливые романы Андрей Курков из Киева и Мариам Петросян из Еревана. На русском пишут подчеркнуто западную прозу уже упомянутая Лена Элтанг из Вильнюса и Андрей Иванов из Таллина. Поэтические традиции Иосифа Бродского продолжает одессит Борис Херсонский. А еще по-русски пишут в Средней Азии, в Азербайджане, в Германии, в Израиле, в Америке...

Эмигранты, русскоязычные жители бывших советских республик, бродяги-космополиты, скитающиеся из страны в страну по разным, преимущественно академическим надобностям, — всех их объединяет принадлежность к единой общности — русской литературе. Ну или, если угодно, литературе русского зарубежья.

При взгляде из культурной метрополии — из Москвы или Питера — вся эта структура выглядит нарядно и монолитно — как огромная разбегающаяся в разные стороны галактика, каждая следующая звездочка в которой приветливо подмигивает предыдущей. Однако с противоположного конца, с далекой космической окраины, она смотрится совершенно иначе. Думаю, что никто из живущих и пишущих в России не может понять одиночество прозаика, сочиняющего рассказы в Фергане, — разве что поэт, сочиняющий верлибры в Даугавпилсе. По большей части эти люди живут в Интернете, в России не бывают, а потому не имеют никакой подпитки от российской культурной среды и не понимают, насколько то, что они пишут, актуально, нужно, интересно. Чаще всего они не знают, к кому обратиться за критикой, где искать издателя, у кого спросить совета. И это чертовски обидно: их проза, поэзия, эссеистика, критика могли бы очень многое дать «большой», мейнстримовой русской литературе — обогатить ее новыми языковыми нюансами, темами, смыслами, интонацией...

Именно этих людей — одиноких, разобщенных «русских иностранцев» — и призвана, по идее, отыскивать, поддерживать и включать в общероссийский культурный контекст «Русская премия». Больше все равно некому: в нашей стране ни издательства, ни толстые журналы, ни культурные институты, ни другие литературные награды не работают в этой области целенаправленно. Если кому-то из зарубежных жителей удастся до них достучаться, их не станут злонамеренно отсеивать — но и не поддержат специально. По большей части «Русская премия» с этой своей задачей справляется — помогает новичкам, обнаруживает феномены, фиксирует заслуги. Однако часто происходят сбои — и нынешний год, к несчастью, не из числа удачных. Наградив Алешковского, Цветкова и Элтанг, «Русская премия», бесспорно, выполнила свой эстетический долг. Но как-то совершенно забыла о долге гуманитарном и этическом. Который, на мой взгляд, существенно важнее.