Foto: Ilmar Saabas

Недавние конфликты на тему Русского театра, в которые вмешался и театрал-министр культуры Рейн Ланг с позиции владельца здания, это лишь рябь на поверхности воды, симптом тяжелой болезни.

Когда говорят, что Русского театра не существует как института, это правильно. Его не существует потому, что театр не вмешивается в важные для своих зрителей общественные проблемы, не ищет ответов на вопросы, не будоражит и не требует/предлагает решений. Русский театр не социален. Даже в условиях притеснений 80-х эстонский театр был более социален, нежели русский театр в Эстонии сегодня. Умение читать между строк было для зрителей второй грамотой, которую умело использовал театр. И если эстонцам это умение уже не нужно, то, надо думать, живущим здесь русским — даже очень.

Но почему же в Русском театре не горят идеи и свечи? Если где-то и есть масса огнеопасного материала для общественных тем, то именно в Русском театре, который должен был бы заниматься историей, бедами, идентитетом, страхами и надеждами живущих в Эстонии русскоязычных людей. Я уверен, что подобные яростные постановки привлекли бы внимание всех, кому интересна культура, и спровоцировали бы захватывающие дебаты.

Почему Русский театр этим не занимается? Если Эдуард Томан смог сыграть в детской, в стиле "давайте-жить-дружно" мыльной опере "Эстонец и русский", то почему он не может заниматься темой межнациональных отношений в драматическом ключе? Ну, например, в моноспектакле о практически не владеющем языком человеке, который проводил депортации и который теперь вспоминает и оценивает свой жизненный путь.

Одна из причин, может быть, в том, что театр боится? Боится, прежде всего, неприятностей с властями, если будет подвергать критике официальную трактовку истории или положение русскоязычных жителей; боится, что вследствие этих неприятностей будут уменьшены государственные дотации или созданы еще какие-то препоны.

На высшем уровне это, однако, не только вина театра. Театр должен ловить дух времени, дыхание эпохи, чтобы донести его до зрителя. Какая тема может быть самой важной для живущего в Эстонии русскоязычного человека? Конечно, это стратегия выживания. Эстонцы выжили, потому что их стратегия была — выжить любой ценой. А русскоязычные? Что станет с ними в Эстонии через сто, двести, пятьсот лет? Каковы их пути, между которыми нужно выбрать свой?

А если причина в слабом знании эстонского языка, что нас отделяет и отчуждает, то речь идет о неспособности (или нежелании) адаптироваться в Эстонии, приспособиться к изменившимся условиям. И если это так, то следует спросить, почему это так и что делать дальше. Сколько можно жить, стоя на коленях?

 

Обсуждение закрыто