Русский театр, едва придя в себя после весенне-летних событий, запланировал первую половину сезона 2011/12 (до января) с максимально возможным количеством премьер, при этом сбалансировав финансовые и художественные цели, и уже провел переговоры с режиссерами-постановщиками второй половины сезона.
Но может ли сейчас театр подписывать с ними договоры и планировать свою дальнейшую жизнь?
Художественное планирование предполагает собой некую свободу действий, а также стратегию, рассчитанную на несколько лет вперед. Но вот уже несколько лет это не представляется возможным, так как режим финансирования театра (с учетом того, что театру приходится отдавать долги прошлых лет) позволяет планировать жизнь максимум на сезон. Более того, планирование должно осуществляться более чем «бюджетно», и постановочные расходы на спектакли, так же как и гонорарная часть, по сравнению с 2006-м годом не увеличились, а уменьшились вдвое. Мы были бы счастливы приглашать широко известных режиссеров, но Русский театр не может позволить себе те гонорары, которые приняты в России или тем более в Европе. Сейчас мы работаем на новые, молодые имена, которые, уже зарекомендовав себя как профессионалы, готовы идти на условия театра. Мы были бы счастливы выпускать по 10-12 премьер в год, но цеха театра, на плечи которых ложатся изготовление декораций и костюмов – это семь человек, и им просто физически не под силу создавать за сезон такое количество готовых театральных «миров». Как мы выходим из этой ситуации? Во-первых, за счет сокращения количества премьер, во-вторых, сейчас перед всеми сценографами заранее ставится задача максимальной простоты и образности в решениях спектаклей.
Вообще, по большому счету, мы успешно выходим из этой ситуации. «Отсидев» на 40% и затем 15% сокращении заработной платы, пережив сложные события, мы (и я говорю за коллектив Русского театра) не утратили ни изобретательности, ни работоспособности. В театре сейчас идут репетиции трех спектаклей, скоро начнется работа над четвертым. Чем же театр заслужил комментарий о том, что «красивый дом в центре Таллинна используется не в театральных целях»?
Теперь к вопросу о находящемся в данный момент в здании театра клубе «Teater». 19 января 1990 года директор Русского театра Александр Ильин на достаточно выгодных для театра условиях заключил договор об аренде помещения с производственным кооперативом «Фокус» на пять лет. После этого договор был продлен на срок 99 лет. Затем «Фокус» перешел к другому владельцу, и директор Русского театра Марек Демьянов еще раз переделал договор: новый владелец (в отличие от старого) не должен был оплачивать все коммунальные услуги дома, а должен был платить аренду, которая сегодня весьма условна. Виноват ли Русский театр в том, что одно из его помещений арендовано на 99 лет? Теперь оно ему не принадлежит, а последний договор был составлен таким образом, что театр не может влиять на деятельность клуба ничем, кроме устной договоренности.
Пресса уже достаточно широко осветила тот факт, что громкая музыка в «Klubi Teater» помешала финалу спектакля театра «Ванемуйне», проходившего на сцене Русского театра. Точно так же музыка из клуба время от времени мешает и спектаклям Русского театра. Вероятно, пресс-службе театра надо было обратить внимание на этот факт и регулярно выпускать пресс-релизы с жалобами? Но кто несет ответственность за то, что в здании театра на 99 лет поселился клуб?
Главный редактор газеты «Sirp» Каарел Таранд, а так же все, высказывающиеся за скорейшее закрытие Русского театра (и каждый раз подобные высказывания наносят непоправимый ущерб его репутации), когда, в каком году вы в последний раз посещали спектакли Русского театра? Что это были за спектакли? Или сейчас принято судить об успехах или неуспехах театра по тем событиям, которые широко освещаются в прессе, то есть не творческой его составляющей, а раздутым проблемам – финансовым неурядицам, кадровым перестановкам и т.д.?
Я продолжила свою работу на посту худрука Русского театра для того, чтобы у него был шанс продолжать существовать в режиме полноценного репертуарного театра. Такова была моя позиция в июне 2011 года. Она не изменилась и по сей день. В том случае, если такого шанса у театра нет (сколько бы премьер мы ни выпустили, насколько бы хороши они ни были, сколько бы зрителей к нам ни пришло), то я бы не хотела участвовать в закрытии театра, перемещении его или переводе на проектную основу.
Мы бы хотели, чтобы Русский театр оценивали не по той пене, которая взбивается вокруг него в СМИ, а все-таки по творческим достижениям. Мы бы хотели, чтобы зрители судили о состоянии Русского театра не по статьям и высказываниям, а по непосредственному его назначению – по спектаклям. И мы еще раз приглашаем всех наших зрителей на открытие нового, 64-го сезона.
Художественное планирование предполагает собой некую свободу действий, а также стратегию, рассчитанную на несколько лет вперед. Но вот уже несколько лет это не представляется возможным, так как режим финансирования театра (с учетом того, что театру приходится отдавать долги прошлых лет) позволяет планировать жизнь максимум на сезон. Более того, планирование должно осуществляться более чем «бюджетно», и постановочные расходы на спектакли, так же как и гонорарная часть, по сравнению с 2006-м годом не увеличились, а уменьшились вдвое. Мы были бы счастливы приглашать широко известных режиссеров, но Русский театр не может позволить себе те гонорары, которые приняты в России или тем более в Европе. Сейчас мы работаем на новые, молодые имена, которые, уже зарекомендовав себя как профессионалы, готовы идти на условия театра. Мы были бы счастливы выпускать по 10-12 премьер в год, но цеха театра, на плечи которых ложатся изготовление декораций и костюмов – это семь человек, и им просто физически не под силу создавать за сезон такое количество готовых театральных «миров». Как мы выходим из этой ситуации? Во-первых, за счет сокращения количества премьер, во-вторых, сейчас перед всеми сценографами заранее ставится задача максимальной простоты и образности в решениях спектаклей.
Вообще, по большому счету, мы успешно выходим из этой ситуации. «Отсидев» на 40% и затем 15% сокращении заработной платы, пережив сложные события, мы (и я говорю за коллектив Русского театра) не утратили ни изобретательности, ни работоспособности. В театре сейчас идут репетиции трех спектаклей, скоро начнется работа над четвертым. Чем же театр заслужил комментарий о том, что «красивый дом в центре Таллинна используется не в театральных целях»?
Теперь к вопросу о находящемся в данный момент в здании театра клубе «Teater». 19 января 1990 года директор Русского театра Александр Ильин на достаточно выгодных для театра условиях заключил договор об аренде помещения с производственным кооперативом «Фокус» на пять лет. После этого договор был продлен на срок 99 лет. Затем «Фокус» перешел к другому владельцу, и директор Русского театра Марек Демьянов еще раз переделал договор: новый владелец (в отличие от старого) не должен был оплачивать все коммунальные услуги дома, а должен был платить аренду, которая сегодня весьма условна. Виноват ли Русский театр в том, что одно из его помещений арендовано на 99 лет? Теперь оно ему не принадлежит, а последний договор был составлен таким образом, что театр не может влиять на деятельность клуба ничем, кроме устной договоренности.
Пресса уже достаточно широко осветила тот факт, что громкая музыка в «Klubi Teater» помешала финалу спектакля театра «Ванемуйне», проходившего на сцене Русского театра. Точно так же музыка из клуба время от времени мешает и спектаклям Русского театра. Вероятно, пресс-службе театра надо было обратить внимание на этот факт и регулярно выпускать пресс-релизы с жалобами? Но кто несет ответственность за то, что в здании театра на 99 лет поселился клуб?
Главный редактор газеты «Sirp» Каарел Таранд, а так же все, высказывающиеся за скорейшее закрытие Русского театра (и каждый раз подобные высказывания наносят непоправимый ущерб его репутации), когда, в каком году вы в последний раз посещали спектакли Русского театра? Что это были за спектакли? Или сейчас принято судить об успехах или неуспехах театра по тем событиям, которые широко освещаются в прессе, то есть не творческой его составляющей, а раздутым проблемам – финансовым неурядицам, кадровым перестановкам и т.д.?
Я продолжила свою работу на посту худрука Русского театра для того, чтобы у него был шанс продолжать существовать в режиме полноценного репертуарного театра. Такова была моя позиция в июне 2011 года. Она не изменилась и по сей день. В том случае, если такого шанса у театра нет (сколько бы премьер мы ни выпустили, насколько бы хороши они ни были, сколько бы зрителей к нам ни пришло), то я бы не хотела участвовать в закрытии театра, перемещении его или переводе на проектную основу.
Мы бы хотели, чтобы Русский театр оценивали не по той пене, которая взбивается вокруг него в СМИ, а все-таки по творческим достижениям. Мы бы хотели, чтобы зрители судили о состоянии Русского театра не по статьям и высказываниям, а по непосредственному его назначению – по спектаклям. И мы еще раз приглашаем всех наших зрителей на открытие нового, 64-го сезона.
Наталья Лапина
художественный руководитель Русского театра