Недавно в эстонском ежемесячнике «Дипломатия» чиновник МИДа заявила, что
российская политика поддержки соотечественников имеет противоположную
направленность устремлениям эстонской политики интеграции.
По словам автора, эта политика стоит на трех основах: поддержке русского языка и культуры; борьбе против фальсификации истории; защите прав соотечественников.
Причем первый пункт используется только в качестве фигового листа для укрепления двух последних, истинных целей.
Автор
призвала читателя трижды задуматься, прежде чем принимать участие в
любых проектах, цель которых - содействие политике российских
соотечественников в Эстонии.
Мне кажется, что в подобной постановке
вопроса сквозит некоторая параноидальность в отношении к соседу. Но
задуматься о целях и средствах политики соотечественников стоит.
Почти
20 лет отношения между Россией и Эстонией на точке замерзания. Но
когда-то же должно наступить время для изменения вектора движения. Необходимо снова начать движение навстречу друг другу, и это чувствуют
многие деятели культуры, предприниматели, простые люди среди эстонцев,
не говоря о местных русских, которым никак не хочется все время
доказывать, что они не троянский конь России. Структура неэстонского
населения (390 000) Эстонии весьма сложна, чем во многом объясняется и
противоречивое разнообразие интересов русскоговорящих.
Социологически
важными являются различия между русскоговорящими по продолжительности
проживания в Эстонии и степени владения эстонским языком. Большая часть
русских оказалась в Эстонии в результате политики индустриализации 50-80
годов, а также в связи со службой в советской армии. В основном это
промышленные рабочие, проживающие в городах с преобладанием русского
населения: Нарва, Кохтла-Ярве, Силламяэ на Северо-Востоке, отдельные
районы Таллинна, где русскоговорящее население сотавляет 47 процентов.
Сегодня русское население – наиболее социально и экономически уязвимая
часть эстонского общества: более высокая безработица и более низкие
доходы – у русских. У них более низкая продолжительность жизни и более
высокая преступность, наркомания, алкоголизм. Но главное обстоятельство,
которое действительно угрожает сохранению русской культуры, а в итоге и
национального идентитета русскиx в Эстонии, это то, что сегодня
русскоговорящее население почти не имеет собственной интеллигенции. Доля
интеллигенции, особенно гуманитарной, среди этой группы была
незначительной и в советское время, но поскольку возможности получения
высшего образования на русском языке и рынок труда для русскоязычных
специалистов в Эстонии крайне ограничен, то многие способные
представители молодого поколения уже уехали и будут уезжать в западном
направлении.
Я думаю, что главной целью российской политики
поддержки соотечественников должна стать помощь в сохранении и
воспроизводстве русской интеллигенции в Эстонии. Для решения этой задачи
у русских в Эстонии собственных материальных и духовных средств уже не
хватает, а у эстонского правительства не хватает ума, чтобы понять
приоритетность этой цели для сохранения межнационального мира в Эстонии.
Что
касается защиты прав соотечественников, то в этом вопросе я бы
советовал не увлекаться общими лозунгами, а решать на государственном
или, если потребуется, на международном уровне конкретные случаи, где
эти права нарушаются.
Борьбу против фальсификации истории также лучше
деполитизировать, оставив ее для дискуссий между историками. Из Эстонии
трудно понять, почему нынешняя официальная Россия не хочет
дистанцироваться от ответственности за преступления сталинского режима и
признать насильственный характер инкорпорирования государств Балтии в
состав Советского Союза. C другой стороны, и утверждения некоторых
эстонских политиков о том, что за свободу Эстонии можно было бороться в
составе гитлеровской армии, естественно, раздражают Россию и также
далеки от истины.
Если вернуться к возможной и благородной цели
политики соотечественников – поддерже сохранения и воссоздания русской
интеллигенции в Эстонии, то для ее достижения можно найти очень разные
формы и методы. В этом плане одной из острейших проблем является
подготовка учителей для русской школы. Эстонское государство участвует
только в подготовке учителей русского языка для эстонских школ и
эстонского для русских. Учительский корпус становится все старше, а его
омоложение происходит стихийным образом. Решению вопроса могло бы помочь
межправительственное соглашение о сотрудничестве в подготовке учителей
для русских школ: либо в России, куда направлялись бы выпускиники
русских гимназий из Эстонии, либо в Эстонии, где можно было бы наладить
такую подготовку силами русскоязычных частных вузов при методическом,
научном и организационном содействии России.
Очень трудный период
переживает частное высшее образование на русском языке в Эстонии. Ряд
частных вузов прекратил деятельность по демографическим и экономическим
причинам, у других уход с рынка образования впереди. Годами не удается
наладить между частными вузами элементарных форм сотрудничества,
кооперации. Помощь со стороны России в этом вопросе может быть вполне
ожидаемой, как минимум, по следующим направлениям: целевой прием в
аспирантуры и докторантуры молодых преподавателей и исследователей из
Эстонии; совместные семинары, конференции с учеными из России, работа по
единым исследовательским программам, содействие в создании центра
социально-экономического и культурологического мониторинга положения
русскоговорящего населения стран Балтии и привлечение к его работе
ученых из России; обмен студентами и преподавателями.
Кардинальное
решение проблемы подготовки интеллигенции, в том числе учительства, для
русскоговорящей части общества не может, конечно, состояться без доброй
воли эстонского государства и согласования политики Эстонии и России по
данному вопросу. Базой для решения вопроса могли бы стать уже созданные
три колледжа при Тартуском, Таллиннском и Таллиннском техническом
университетах, работа которых ориентирована на русскоговорящих
студентов. Учебные программы в колледжах построены таким образом, что
предполагают постепенный переход с русского на эстонский язык обучения.
Это важно для овладения государственным языком на необходимом для работы
уровне, но должно быть согласовано с качеством преподавания и поэтому
дополнено принципом, который действует в эстонских вузах, когда к работе
привлекаются преподаватели-иностранцы, работающие на английском языке.
Если будет признано необходимым, что для положительной интеграции
эстонского общества требуется остановить уход мыслящей части
русскоговорящей молодежи на Запад, то, я уверен, не будет никакого
криминала, если подготовка таких специалистов будет вестись в
государственных вузах Эстонии отчасти и на русском языке, с привлечением
специалистов из России. Но ждать особой активности в подобной
постановке вопроса от эстонской стороны сегодня, разумеется, не
приходится.
В области культуры между нашими государствами уже с 1996
года действует межправительственное соглашение о культурном обмене и
сотрудничестве. Но это сглашение направлено на сотрудничество и обмен
между коллективами так называемых титульных наций. Эстония, конечно,
помогает и деятельности культурных учреждений и коллективов национальных
меньшинств, но этой помощи явно недостаточно. Государственный Русский
театр в Таллинне поддерживается в равном объеме с такими же эстонскими
театрами, но именно по прчине нехватки русской интеллигенции театр имеет
постоянные проблемы с посещаемостью его спектаклей. Недавняя попытка
готовить актеров для театра с помощью школы-студии МХАТа, к сожалению,
желаемого итога не дала. Ясно, что эту проблему можно решать лишь в
Таллинне в сотрудничестве с преподавателями из России.
Еще больше
нуждаются в разносторонней российской помощи профессиональные
театральные коллективы в городах Нарва и Йыхви. Существование Нарвского
театра, в котором мне довелось в течение двух месяцев работать,
буквально висит на волоске.
Полагаю, что Россия могла бы активно
помочь, а в некоторых случаях и спасти, отдельные творческие коллективы,
выделяя гранты под их проекты, поддерживая писателей (и переводчиков),
художников, журналистов, своим творчеством сохраняющих и приумножающих
русскую культуру в Эстонии. Здесь следует указать и на то, что в Эстонии
уже нет ни одной русскоязычной ежедневной газеты, а
литературно-художественные журналы «Таллинн» и «Вышгород» превратились
практически в ежеквартальные альманахи без постоянных средств к
существованию.
Продуманная и целенаправленная поддержка именно
русскоязычной интеллигенции, а не маргинальных политических группировок,
со стороны России могла бы стать серьезным вызовом для эстонских
властей. Системная помощь русскоговорящей интеллигенции не только спасет
русскую общину Эстонии от деградации, но и могла бы стать аргументом
против политики ассимиляции русскоязычного меньшинства. Еще один
серьезный резерв помощи русскоговорящим жителям Эстонии - внимательное
отношение к этническим эстонцам и финно-угорским народам, живущим в
России. Насколько бы убедительнее выглядела Россия, помогай она более
целенаправленно своим финноугорским согражданам поддерживать свои языки
и культуру, а также развивать контакты с Эстонией.
Очень
действенным каналом помощи соотечественникам может быть и заход как бы с
обратной стороны – поддержка и развитие тесного сотрудничества с
мастерами искусства Эстонии, а также с молодым поколением эстонской
интеллигенции, для многих из которых Россия представляется мистической
страной, притягивающей их интересы, но в которой они никогда не бывали.
Вот
факты самого последнего времени: дирижер Эри Клас, который много лет
руководил Московской Новой Оперой, только что был награжден Орденом
Дружбы, режиссер Эльмо Нюганен, получивший Госпремию России за
постановку «Аркадии» в БДТ им. Товстоногова, являются в хорошем смысле
слова агентами влияния России в Эстонии и наоборот. Такими же агентами,
не сомневаюсь, является и дирижер Николай Алексеев, который 10 лет
руководил Эстонским Государственным Симфоническим оркестром, и
руководитель фестивального центра Балтийский дом Сергей Шуб, оба,
кстати, орденоносцы Эстонии. Хорошо бы иметь таких агентов побольше.
Отрадно,
что пространство таких контактов снова расширяется. В последние годы
возрастает интерес к изучению русского языка среди эстонских школьников.
Если в 1999 г. только 28 процентов эстонских школьников изучали русский
язык, то сегодня он вырос до 38. Человеческие контакты в любых формах
всегда делают доброе дело. Поэтому высокой оценки заслуживает и
приглашение молодежных организаций эстонских партий участвовать в
работе лагеря на озере Селигер минувшим летом. Несмотря на
противоречивый характер происходившего и на резкие атаки в эстонской
печати на молодых политиков, принявших это приглашение, я убежден, что
такие контакты следует продолжать и расширять.
Зачем мне, эстонскому политику, обо всем этом заботиться? Moлодым в Эстонии, и эстонцам, и русским, в общем-то уже почти все равно, почему поссорились Россия и Эстония и что они вместе и порознь теряют от этого экономически и политически. Но нам не может быть безразличным, если это обернется уходом России с культурного, человеческого пространства Эстонии. Если серьезно, то без российской нефти как-то просуществовать можно, но очень трудно жить без русской культуры, тех ценностей, которые создавались в ее недрах, получили распространение и признание во всем мире и стали частью самосознания очень многих людей, причем не только русских, за пределами России.