Более того, сами понятия «театральный эксперимент» и «театральная традиция» - пустые, несостоятельные и не обеспеченные какими-либо конкретными смыслами мифы, неизвестно кем и когда созданные; мифы, в контексте которых мы существуем скорее по привычке, чем по доброй воле и решению разума.

Эксперимент — это наблюдение за некоторым явлением в управляемых условиях. Совершенно любой репетиционный процесс подходит под данное определение; создавая спектакль, режиссер всякий раз работает с конкретной драматургией, конкретными исполнителями, в конкретном театре. Постановка, таким образом, всегда создается в уникальных, неповторимых условиях. Именно поэтому зачастую просто необходимо изобретать новые приемы, и всегда — особые, специфические способы работы с артистами. Всякий, кто занимается театром, подтвердит мои слова; художнику честному и пытливому каждое новое произведение дается с огромным трудом; каждый спектакль — это новые, уникальные задачи, которые требуют, соответственно, новых, уникальных решений. Только тогда может родиться честное произведение, только тогда спектакль получится искренний, «выстраданный».

Традиция — это некий опыт, который переходит или перешел от одного поколения к другому. Но где черта, за которой кончается мудрость мастеров прошлого и начинается безжизненная косная догма? Как определить, какую часть наследства следует хранить в неприкосновенности, а какая не имеет реальной ценности? В прикладном, в практическом смысле традиция выражается в ряде непреложных законов, и следовать традиции - значит пользоваться уже изобретенным велосипедом, а не конструировать свой собственный. Но ведь искать такие законы разумно не только в системе Станиславского (она существует всего-то сто с небольшим лет), а обратиться к многовековому опыту мирового театра. И кроме того: непреложные, истинные законы театра невозможно уничтожить, обойти — на то они и непреложные. Как гравитация: она на всех нас действует вне зависимости от нашего желания; с ней можно спорить и бороться: изобретать самолеты и даже космические корабли, - но никто же не станет отрицать её существование? Всякий хороший спектакль будет по необходимости соответствовать законам театра. Попрать традиции, на мой взгляд, просто невозможно; можно только сделать плохой спектакль. Но если происходящее на сцене заставляет зрителя переживать, постановка автоматически оказывается в русле самой главной и древней театральной традиции.

Ведь суть театра не в том, чтобы быть новым или старым; суть его, на мой взгляд, в том, чтобы трогать сердца и умы человеческие. А решая эту задачу, невозможно обойтись ни без традиций, ни без экспериментов; такова природа нашего дела.

Глупое деление на «эксперимент» и «классику»

Проблема в том, что часто происходит несчастная подмена понятий; «экспериментальный театр» его противники (равно как, в ряде случаев, и сторонники; к сожалению) опознают по ряду формальных признаков. Один из них — наличие шоковой терапии, будь то использование обсценной лексики, демонстрация обнаженных тел артистов или беспардонное вторжение в пространство зрителя. Но ведь и спектакли мастеров содержат перечисленные элементы; у Льва Додина голые мужчины и выражение «говно повыдавлю» (да ещё пара выражений похуже) в «Лире»; у Полунина в «Снежном шоу» клоуны выходят в зал и делают со зрителями все, что хотят. Уверен, и самой консервативной публике понравятся упомянутые постановки. И уж во всяком случае, Додина и Полунина никак не назвать экспериментаторами. Они великие мастера своего дела.

Таким образом, ни обнаженка, ни обсценная лексика сами по себе не являются признаками экспериментального театра. Другой признак — «современная драматургия». Но что считать за «современность»? Ведь это тоже не подтвержденное никаким смыслом, пустое понятие, ибо не найти той грани, где кончается классика и начинается современность. Петрушевская — это современная драматургия? А недавно ушедшие Розов, Володин? Если классик ещё не умер, он — современный драматург? А если современный драматург умрет, он, при условии художественной ценности своих творений, автоматически станет классиком? Глупое, глупое, трижды глупое разделение. К тому же, есть примеры, когда по современным пьесам ставят вполне классические спектакли, а по классическим — «экспериментальные». Драматургию тоже вычеркнем из ряда признаков; что же останется? Ярлык «эксперимент» подразумевает право художника на ошибку; но художники, с правом или без, ошибаются время от времени и так. «Эксперимент» - просто красивое слово, за которым ничего не стоит. И часто этим словом подменяется выражение «аляповатый, сырой, но неприятно претенциозный спектакль».

Спасут ли традиции?

Что же мы считаем своими корнями? Традициями, которые должны спасти нас от произвола псевдоноваторов? Систему Станиславского? Но русская режиссура — не только Станиславский; Мейерхольд, Вахтангов и Таиров тоже создали системы, которые являются классикой русского театра, и если говорить о традициях, не след забывать и о них, да и об опыте дорежиссерского театра тоже стоило бы иногда задумываться; ведь сам по себе психологический театр в контексте мировой истории - концепция преступно юная. Традиции следует подробно изучать, они не столь простая и прочная материя, как может показаться. Словом «традиция» на деле часто подменяется выражение «советский театр, к которому мы так привыкли».

Мне кажется, что если называть вещи своими именами, то театр бывает только хороший и плохой, а не старый и новый. Хороший театр работает; он пробивается к душе зрителя. Плохому это не по силам. Спектакль подобен родам, где актер — роженица, а зритель — отец ребенка. Режиссеру же отводится роль акушера. Он должен сделать все, чтобы ребеночек родился здоровым и полноценным. Если акушер говорит будущим родителям: «Рожать дама будет через рот. Я учился у величайших акушеров в Великобритании и во Франции и спешу вас уверить, мы станем рожать так, как никто до нас не рожал», - вряд ли его подпустят к роженице. Но если он скажет: «Рожать будем в хлеву. Мы держимся традиций, не беспокойтесь, ещё Мария так Иисуса рожала,» - доверия ему тоже не добиться. Акушер должен быть опытным и знать, как устроено женское тело, как происходят роды и какие проблемы могут возникнуть. В этом профессионализм и верность традициям. С другой стороны, у одних женщин бедра узкие, у других — широкие, одним потребуется кесарево сечение, другие рожают легко; врач должен подходить к каждому пациенту индивидуально, и это всегда эксперимент, просто тщательно продуманный и спланированный. И главное: акушер не должен забывать, что его задача — это помочь родиться здоровому ребенку. Зрители должны получать впечатление от спектакля, актерам должно нравиться играть.

Мне кажется, что некорректно переносить неудачи одних спектаклей на все остальные, сходные с ними эстетически; некорректно клеймить «экспериментальный театр», судя о нем по не самым лучшим его проявлениям. Корректно, на мой взгляд, оценивать каждый спектакль и каждого режиссера в отдельности, анализировать каждый конкретный опыт, не ставя на постановке крест только потому, что она «экспериментальная». Ведь и «экспериментальный» спектакль можно поставить хорошо, а классический — плохо.