15 июля 1841 г. под Пятигорском был убит Михаил Юрьевич Лермонтов. Уже более 170 лет эта драма не даёт покоя литературоведам, историкам – и криминалистам. Именно с точки зрения криминалиста, бывшего офицера милиции, взглянул на неё сегодняшний автор «АН».

Расследование

Начнём с хрестоматийных фактов. На следующий день после смерти поэта комендант Пятигорска полковник Ильяшенков назначил следственную комиссию. Единственной версией была гибель поручика Лермонтова на дуэли с отставным майором Мартыновым – давним приятелем убитого ещё по юнкерскому училищу. Мартынова препроводили в городскую тюрьму, секундантов – корнета Глебова и князя Васильчикова – на гауптвахту, потом под домашний арест. Были проведены осмотры места происшествия и квартиры, где жили Лермонтов и его родственник Столыпин, составлена опись имущества поэта, изъяты пистолеты, из которых якобы дуэлянты стрелялись. Врач Барклай-де-Толли освидетельствовал тело убитого.

Мартынова, Глебова и Васильчикова допросили через три дня. Позже – слуг и госпожу Верзилину, в доме которой, по словам обвиняемых, произошла ссора стрелявшихся. Следствие установило, что 13 июля 1841 г. на вечере у Верзилиной Лермонтов отпустил очередную остроту в адрес Мартынова. Тот вызвал поэта на дуэль, она состоялась через два дня у подножия горы Машук. Лермонтов стрелять отказался, стоял, подняв пистолет вверх. Мартынов, подойдя к барьеру, выстрелил и убил поэта наповал.

Делом поначалу занялся гражданский суд, но вскоре Николай I перенаправил его в военный (для офицеров более снисходительный). Приговор царь ещё и смягчил. Глебова и Васильчикова освободили от наказания, Мартынову присудили три месяца крепости с последующим церковным покаянием. Между прочим, по тогдашнему законодательству максимальным наказанием за убийство на дуэли была смертная казнь.

«Напиши, что ждал выстрела»

Не надо быть юристом, чтобы обратить внимание на то,  как халатно расследовалось дело.

Мартынову, Глебову и Васильчикову предоставили «вопросные листы». Письменно же, всё обдумав, они должны были отвечать. Показания, по сути, не перепроверялись – хотя с сегодняшней точки зрения вопросы возникают. Например, даже о том, как ехали к месту поединка, подследственные писали по-разному. Мартынов писал, что Лермонтов и Васильчиков – верхом, Глебов – на дрожках, сам он выехал раньше. Глебов – что Мартынов, Васильчиков и Лермонтов – верхом, Лермонтов на его, Глебова, лошади, сам Глебов – на беговых дрожках. Васильчиков написал лишь, что Лермонтов и он скакали верхом. Путались и описывая ход дуэли: на вопрос, стрелял ли Лермонтов, Мартынов не ответил; Глебов показал, что не стрелял; Васильчиков заявил, что позже он сам выстрелил из пистолета Лермонтова в воздух, чтобы разрядить оружие.

При этом содержались обвиняемые так, что имели возможность обмениваться записками. И обменивались! Вот, например. Глебов пишет в тюрьму Мартынову: «…Прочие ответы твои согласуются с нашими, исключая того, что Васильчиков поехал со мной; ты так и скажи. (…) Надеемся, что ты будешь говорить и писать, что мы тебя всеми средствами уговаривали (помириться. – Авт.). Напиши, что ждал выстрела Лермонтова».

Замечания важны. Ведь больше всего следователей волновало, были ли попытки помирить дуэлянтов. Похоже, стояла задача свести всё к тому, что Лермонтов сам не хотел мира – и нарвался.

Второй секундант

Но, допустим, Глебов – секундант Мартынова, его приятель. А что же секундант Лермонтова?

Васильчиков в этой истории – фигура странноватая. Он явился к коменданту на следующий день после ареста Глебова и Мартынова. Заявил, что был вторым секундантом (позднее объяснял, что всё вообще было условно, Глебов приятельствовал и с Лермонтовым тоже, предполагался как секундант обоих, но решили, что нужен кто-то ещё). Случайный человек, студент Дерптского университета, прикомандированный к экспедиции, проверявшей гражданские учреждения Кавказа. В Пятигорске лечился от геморроя. Более того! Накануне Лермонтов на него написал весьма едкую эпиграмму. Правда, Васильчиков – сын канцлера империи. То есть человек, которому за участие в дуэли мало что грозило. (И точно – царь простил, учитывая «заслуги отца».)

Но ведь у Лермонтова был друг, однополчанин, к тому же и родственник – Алексей Столыпин! Секундант во время давней дуэли с де Барантом, он и сейчас неофициально представлял интересы поэта после стычки с Мартыновым. Или не так? Васильчиков о роли Столыпина вспомнил лишь через много лет. По другим свидетельствам, Столыпина в те дни вообще в Пятигорске не было…

– Вообще, воспоминания очевидцев – отдельная тема. Глебов вскоре погиб в бою. Мартынов в конце жизни попытался написать письмо-исповедь, но дальше описания, каким хулиганом в юнкерской школе был Лермонтов, не пошёл. Рассказы Васильчикова с каждым десятилетием становились всё путанее и направлены на то, чтобы обелить себя и очернить Лермонтова. А Столыпин… Именно он о смерти Лермонтова не рассказывал ничего – даже родственникам. Не выполнил и дворянского обязательства (реверса) доставить имущество убитого родственника на родину к бабушке поэта (с кем-то передал). Боялся показаться ей на глаза?

Экспертизы

Отдельная тема – оружие стрелявшихся. Сначала в деле фигурируют пистолеты, изъятые в доме поэта и Столыпина («одноствольные с фестонами с серебряными скобами и с серебряною насечкою, из коих один без шомпола и без серебряной трубочки»). Потом выясняется, что это ошибка, – пистолеты Столыпина. Появляются другие – якобы принадлежавшие Лермонтову пистолеты Кухенрейтера. Они и объявляются оружием дуэли. Но ведь в описи имущества поэта значится лишь «пистолет черкесский с золотою насечкою в чехле азиатском» – и никаких других.

Кухенрейтеровские пистолеты – интересная деталь. Они более мощные и дальнобойные. Запомним это.

Медицинское освидетельствование тела также проведено поразительно небрежно. «Наставление врачам при судебном осмотре и вскрытии тел» 1829 г. предписывало «определить род повреждения… описать величину, вид, длину и ширину самого повреждения и сличить с орудиями, коими оное причинено…» Не сделано! Мы знаем лишь, что пуля пробила грудь навылет. Согласно современным исследованиям – справа налево, снизу вверх, под углом 60 градусов. Возникает вопрос о позе, в которой погибший мог быть во время дуэли.

Представляем автора

Александр Владимирович Карпенко много лет проработал в уголовном розыске, участвовал в раскрытии ряда сложных преступлений, в том числе заказных убийств. На пенсию ушёл с должности замначальника Тверского УБОП. Юрист, выпускник Тверского государственного университета. Загадкой смерти Лермонтова занимается более десяти лет.

«Полицмейстер на тебя зол»

Почему тело Лермонтова лежало под проливным дождём ещё более трёх часов? (Кстати, один из слуг уверял, что поэт умер не сразу, везли потом ещё живого.) Участники дуэли объясняли – мы отправились искать врача. Но почему не погрузить тело в дрожки, просто не перекинуть поперёк седла? Почему следствие не уточняло элементарные подробности? Почему то? Почему это? «Почему» нет конца.

И тут, думаю, надо обратить внимание на фразу в одной из записок Глебова Мартынову: «Полицмейстер на тебя зол». Убийство Лермонтова расследовали военные. Но ведь была ещё одна сторона, которая этим делом могла заняться профессионально, – полиция.

А она тогда работала вполне квалифицированно. Сошлюсь на забытое ныне «дело Клейста» (1843 г.). В лесу нашли труп молодого человека – Юлиуса Клейста. Огнестрельная рана в грудь, в кармане записка о самоубийстве, рядом пистолет… Но полицию насторожила расстёгнутая одежда, а доктор определил, что пулевое отверстие не соответствует калибру найденного пистолета. Быстро и грамотно проведённое следствие установило: Клейст на балу поссорился с бароном Остен-Сакеном. Оба тут же, чтобы отвести подозрения, написали предсмертные записки и выехали на поединок. Остен-Сакен выстрелил первым. Убитого Клейста бросили в лесу.

И убийство Лермонтова тоже можно было раскрыть!

Без дуэли?

Я подчёркиваю: убийство. Может, участникам дуэли и тем, кто занимался расследованием, было что скрывать – оттого и возникают вопросы?

Выскажу версию. Что в Пятигорске имелась целая группа влиятельных врагов Лермонтова (во главе с генеральшей Мерлини) – факт. Они действительно интриговали, пытались стравить с поэтом других офицеров (например, молодого Лисаневича). В конце концов болезненно самолюбивого, комплексующего Мартынова завести удалось.

После вызова тот понял: проигрывает в любом случае. Откажешься от дуэли – станешь посмешищем в глазах общества (трус!). Выйдешь к барьеру – всё равно моральная победа за Лермонтовым: он стрелять не станет, однако раздражённого, суетящегося «Мартышку» при других так припечатает!

Что произошло потом у подножия Машука, кто и когда туда приехал, ход самой дуэли – всё это мы знаем из путаных показаний людей, заведомо симпатизировавших Мартынову. Но события могли происходить и иначе. Например: Мартынов и Лермонтов просто договорились о встрече. Уже на месте Мартынов (после резкого разговора?) с близкого расстояния выстрелил в сидящего на лошади поэта (потому такой угол проникновения пули в тело). После чего бросился к Глебову: выручай, была дуэль с Лермонтовым без секундантов, я его убил! Придумывается «сценарий» (но спешно, с массой нестыковок). Тогда понятно, почему лежало под дождём три часа тело Лермонтова (пока за ним не приехали). Почему возникла необходимость в появлении пистолетов Кухенрейтера (раз была дуэль – нужны более мощные). Остаётся гадать, отчего молчал Столыпин. Но, может, оттого и молчал, что чувствовал вину: не предотвратил смерть друга! А раскручивать историю до конца, задевать влиятельных в Пятигорске лиц, уличать людей с репутацией достойных офицеров – нужно ли это было коменданту Ильяшенкову?

«Уж не жду от жизни ничего я» – писал незадолго до смерти Михаил Юрьевич Лермонтов…