Елена Юрьевна, к числу наиболее злостных фактов фальсификации истории у нас относят утверждение о том, что, заключив пакт Молотова - Риббентропа, СССР развязал Вторую мировую войну. Вы что по этому поводу думаете?

- Вопрос о том, как произошло сползание к величайшей катастрофе ХХ столетия, столь же неизбежно влечет за собой и вопрос об ответственности за свершившееся - коллективной и индивидуальной. Советско-германский договор 1939 года стал последним звеном в цепи решений, приведших к войне. Это так же очевидно, как и то, что пакт был вовсе не единственным звеном в той роковой цепи.

- Какие цели преследовал Сталин, заключив сделку с Гитлером и поделив таким образом пол-­Европы?

- Во всяком случае, не для того чтобы ввязаться в большую войну, а тем более развязать ее. В отличие, например, от вполне прозрачных намерений на этот счет Гитлера. Сталин надеялся получить свою "долю" иным путем - сначала как советскую "сферу влияния", а позднее под прикрытием "добровольного присоединения", как это случилось, например, с балтийскими странами. Однако какими бы мотивами ни руководствовался Сталин в 1939 году, соглашение с нацистской Германией оказалось шагом к большой войне. Между пактом от 23 августа 1939 года и нападением Германии на Польшу 1 сентября 1939 года  - связь прямая.

- Согласны ли вы с версией, по которой антигитлеровская коалиция не сложилась летом 1939 года из-за отказа Англии удовлетворить территориальные претензии СССР?

- Идея антигитлеровской коалиции в том формате, как она обсуждалась в ходе трехсторонних переговоров между Советским Союзом, Великобританией и Францией в 1939 году, была обречена с самого начала. Точнее, ни о какой антигитлеровской коалиции речь тогда вообще не шла. Обсуждались возможности создания так называемой системы коллективной безопасности в Европе. Одним из элементов этой системы должны были стать гарантии "малым" странам со стороны "больших", которые брали первых под свою защиту в случае агрессии. Советская сторона по­пыталась добиться для себя статуса гаранта безопасности для стран Балтии, что предполагало в том числе советское военное присутствие в этих странах. Резко негативная реакция на эти предложения Латвии и Эстонии во многом определила позицию Англии и Франции. Но разногласия по поводу гарантий и гарантов не были главной причиной срыва переговоров. Переговорщики так и не смогли найти общий язык. Впрочем, как показывают документы, и не особенно старались его найти.

- Некоторые исследователи считают, что Сталин в августе 1939 года не имел плана захвата Прибалтики. Этот вывод соответствует действительности?

- Идея "освобождения" территорий, когда-то принадлежавших Российской империи и затем утраченных большевиками, начинает появляться уже в середине 1930-х годов. Но пока неявно и без указания конкретных адресатов, подлежащих "освобождению". Просто есть такая идея и тоска по империи. Политбюро же занимается более конкретными вещами, и в их число попадает такой предмет, как отношения с ближайшими соседями. Попадает не случайно. В январе 1934 года Германия и Польша заключают договор о ненападении. Германо-польский союз меняет баланс сил в Восточной Европе, что заставляет СССР искать новых союзников. В том же январе 1934 года Политбюро принимает первое решение "О Прибалтике". Это означает, что Москва стремится активизировать свою политику в регионе: для начала пригласить в гости лидеров стран Балтии, наладить экономические связи, культурный обмен, рассмотреть перспективы военного сотрудничества. Никаких намеков на создание "красной империи" в этих планах нет. Все меняется в 1939 году, после заключения советско-германского пакта идея имперского реванша начинает обретать плоть и кровь. Это, однако, не значит, что Сталин изначально имел четкий план по "захвату" новых территорий. Он скорее действовал ситуативно, реализуя свою имперскую идею в пошаговом режиме и в разных формах. Сначала создание советских военных баз в Эстонии, Латвии и Литве на основании двусторонних договоров о взаимопомощи 1939 года. Потом под нажимом ультиматумов будет осуществлен московский сценарий "народных революций", и, наконец, завершится эта история присоединением балтийских стран к Советскому Союзу.

- Не ослабляла ли эта "ситуативность" обороноспособность страны?

- Осуществляя аннексию, Сталин руководствовался в том числе и военно-стратегическими соображениями, как он их понимал. Правда, эффект от такого "укрепления обороноспособности" оказался скорее обратного свойства, что стало ясно уже в ходе первых военных действий. Но дело даже не в стратегическом просчете Сталина. Сам по себе проект восстановления империи оказался весьма затратным и неэффективным. Я имею в виду в первую очередь даже не материальные затраты, хотя перечню взаимных исков и претензий, кажется, не будет конца. Балтийские страны так и не стали и не могли стать полноценной частью Советского Союза. Советская власть просуществовала там пятьдесят лет, а в результате Прибалтика была самой "несоветской" частью СССР.

- По вашим данным, на присоединенных к СССР территориях после 1939 года начинается строительство аэродромов, взлетно-посадочных полос и так далее. Подобные меро­приятия могут свидетельствовать о создании плацдарма для нападения на Германию?

- Мнения по этому поводу высказываются разные. Но у нас пока мало документов, позволяющих судить о конкретных военно-стратегических планах советского руководства в тот период. Можно только сказать, что идея наступательной войны советским военным стратегам была отнюдь не чужда.

- Каковы данные о количестве репрессированных в утративших независимость странах при сталинской и гитлеровской власти?

- И советизация, и нацистская оккупация стоили их гражданам огромных жертв. Репрессии нацистов носили главным образом характер геноцида и были направлены в первую очередь на уничтожение еврейского населения. Жертвами холокоста в Литве стали более 200 тысяч человек, в Латвии - 70 тысяч, в Эстонии было уничтожено около двух тысяч евреев и цыган. В числе жертв нацистской оккупации были советские активисты. В Литве, например, в течение 1941 года от рук нацистов погибли две тысячи коммунистов и бывших советских работников. О размахе репрессий в сталинский период можно судить по статистике МВД. В течение 1944-1952 годов в Литве, например, было репрессировано более 270 тысяч человек, из них арестовано 130 тысяч, выслано в ходе депортаций 126 тысяч и убито 20 тысяч человек. Среди убитых были главным образом участники антисоветского вооруженного сопротивления.

- Латвийские историки считают, что приход немцев в Латвию в 1941 году спас многих латышей от очередной советской депортации.

- Первая массовая депортация из Латвии, как и из Литвы и Эстонии, была проведена 14 июня 1941 года - за неделю до нападения Германии на Советский Союз. Послевоенный опыт свидетельствует, что депортации использовались сталинским режимом как один из инструментов советизации. Но рассуждать в этой связи о нацистах как "спасителях" аморально, если вспомнить о многочисленных жертвах нацистской оккупации.

- Соответствуют ли действительности данные о том, что в 1940-1941 годах, до начала войны, в Эстонии было осуждено около 1500 человек, более 9000 было депортировано в Сибирь?

- Первый советский год в Эстонии тоже был связан с репрессиями и расстрелами - не случайно он остался в памяти эстонцев как "страшный год". В 1940-1941 годах военными трибуналами на территории Эстонии были приговорены к высшей мере наказания более 300 человек. Среди главных формулировок обвинения - "измена Родине" и "шпионаж".

- Не следует ли Европе отмечать 23 августа 1939 года как дату начала конца двух тоталитарных режимов?

- У нас и так слишком много новых дат - разобраться бы с теми, что есть. А если всерьез, то, если какое событие и определило конец тоталитарных режимов, то это война и 1945 год. Нацистский режим пал в полном смысле этого слова, для сталинского этот рубеж стал началом конца.

- Как вы относитесь к нынешним попыткам "овладеть прошлым" с политическими целями?

- Попытки политизировать историю были, есть и будут. Только метод "овладения прошлым" не имеет отношения к истории, если заниматься ею профессионально. Жаль, что это как-то подзабыли некоторые мои коллеги, переквалифицировавшиеся в политиков.

- Вы как-то сказали, что историки в странах Балтии находятся под более мощным государственным прессом, чем наши исследователи. Создание у нас комиссии по борьбе с фальсификациями не говорит ли о том, что ситуация развивается по схожему сценарию?

- Ситуация схожая, но неодинаковая. Все-таки у нас пока еще сохраняется значительная часть профессионального сообщества, не обремененная членством во всякого рода государственных комиссиях. А значит, более независимая. Историков в странах Балтии меньше, и многие из них одновременно служат "комиссарами", то есть работают в комиссиях при президентах, парламентах. Совмещать профессию и комиссарство трудно. В этом смысле я им сочувствую.