Сегодня повсеместно можно наблюдать ожесточеную борьбу с прошлым. Видимо, подобная борьба неизбежна, ведь интерпретируя прошлое политики сегодняшнего дня стремятся овладеть будущим, управлять им. Именно поэтому «историю пишут победители», но пишут лишь до тех пор, пока она не вырывается из-под их власти, пока она не возвращается к той точке, где ее попытались остановить или повернуть вспять.

Подчеркнем этот момент для тех, кто, может быть, еще не понял: история обладает способностью поворачивать вспять, если ее не знают, боятся знать, понимают неверно, тем более – фальсифицируют. Сегодня военный историк по профессии, но, видимо, не по призванию, И.Копытин, подает как серьезное интеллектуальное открытие факт, что победу на муниципальных выборах в Таллинне Центристской партии принесли голоса ласнамяэских избирателей, «политически неграмотных, морально неустойчивых», не «переплетающихся» с эстонцами, в общем, маргиналов, безнадежно отставших от мейстрима. Действительно, победу центристам принесли в первую очередь эти голоса, но, во-первых, не только они, ведь в столице, по словам того же Копытина, русскоговорящих примерно треть жителей, а центристы собрали  более 44 процентов. Значит, голосовали и эстонцы. Почему и кто эти эстонцы? Тоже «недоразвитые» или имеющие склонность к «коллаборационизму»? Здесь ответ представляется достаточно простым. После обретения независимости Эстония проводит экономическую политику, однозначно направленную на защиту интересов бизнеса, прежде всего крупного (по масштабам Эстонии, разумеется), а это общественное меньшинство. Более бедная часть общества – не только русские, но и эстонцы, особенно жители провинции, пенсионеры, безработные, часть молодежи, какие-то слои интеллигенции и т.д. Все эти люди больше склонны доверять центристам как в Таллинне, так  и в Ида-Вирумаа, где русских особенно много и где очень болезненны последствия тотальной деиндустриализации. Причина в том, что Центристская партия, управляя Таллинном, равно как и Нарвой, Силламяэ, Кохтла Ярве и т.д., при всех своих недостатках, не разрывала с обществом социального контракта – стремилась хоть как-то обеспечить условия существования наименее защищенным слоям общества. На фоне других крупных партий, либо откровенно равнодушных к нуждам небогатой части общества (Партия реформ), либо подчеркивающих приоритет сугубо эстонских ценностей (Исамаа-Республика), либо декларирующих социальные приоритеты как-то слишком уж робко – социал демократы, Центристская партия выглядит наиболее социально ориентированной. Кроме того, и это хорошо известно, центристы – единственная в Эстонии партия, вырастившая в своих рядах целую группу русскоязычных политиков, в чем персональная заслуга основателя партии и ее бывшего лидера, Эдгара Сависаара. Не замарали себя центристы и русофобией, избегая откровенно антироссийской политической риторики и время от времени позволяя такие символические жесты, как строительство православного храма в Ласнамяэ или заключение соглашения о сотрудничестве с ведущей политической партией России – Единая Россия.

И все же не только поэтому ключ от политической власти в Таллинне все еще находится на Ласнамяэ. Мы продолжаем жить в глубоко разделенном обществе, разделенном не только в этническом и лингвистическом, но и в ценностно-культурном планах. Все попытки, зачастую декларативные, интегрировать или «переплести» русских и русскоязычных не просто не привели к сколь-нибудь значимому позитивному результату, но  никак не смогли остановить тенденцию к социо-культурной дивиргенции, к увеличению дистанции между эстонской и русской общинами.  Сегодня мы живем в значительно более разделенном обществе, чем 30 лет назад, и это доходящее временами до противопоставления  разделение – не просто наследие прежней эпохи, но и «успешная наработка» нынешней. Вчера и сегодня всегда взаимосвязаны. То, что происходит сегодня, как правило, имеет причины в прошлом. Поэтому представляется необходимым обращение к событиям тридцателетней давности – перестройке и ее неудаче. Тем более, что 8 декабря очередная годовщина печального и позорного финиша перестройки – Беловежских соглашений.

Какие ветры дули в 1988 году?

Не так давно наша президент, Керсти Кальюлайд, поделилась с публикой воспоминаниями детства, о том, как она была приучена думать одно, а делать и говорить совершенно другое. Объясняла госпожа президент подобное печальное обстоятельство, разъедающее нравственные устои личности, условиями оккупации, в которых, якобы, прошли ее детство и юность. Впечатления детства не проходят бесследно. Часто неосознанно, они оказывают влияние на наше поведение на протяжении всей жизни. От этого никуда не денешься. Госпожа Кальюлайд вполне отвечает политологическим стандартам, согласно которым политический лидер должен быть похожим на своего среднестатистического избирателя, иными словами, быть носителем одного с ним коллективного бессознательного. Это бессознательное, корни которого сформировались задолго до прихода в Эстонию власти советов, заставляет эстонца интерпретировать практически любые проявления несправедливости окружающего мира как направленные лично против него как эстонца. То в нашей тогдашней жизни, что сильно не устраивало и многих русских, многих стремившихся думать представителей разных национальностей советского общества, что они считали необходимым исправить, изменить, госпожа Кальюлайд в качестве носителя и выразителя эстонского коллективного бессознательного понимала тогда и интерпретирует сегодня как порожденное такими вот русскими специально для того, чтобы ее, эстонку, лишить свободы, унизить и оскорбить. Так рождается оппозиция «мы – они»: вы виновны в том, что мы были оккупированы. Вы нас оккупировали, вы лишили нас счастья общения со свободным миром, вы не позволяли нам быть самими собой, эстонцами, и т.д. Общая беда, общая проблема нашего тогдашнего общества – тотальный бесчеловечный, выдававшийся за «реальный социализм» бюрократизм,  экономическая неэффективность, отгороженность от внешнего мира, идиотские ограничения индивидуальных прав и свобод - сегодня подаются так, будто все эти беды свалились только на одну часть общества – оккупированных, а другая часть, сиречь оккупанты, издевалась над первой и всех этих проблем не знала.

Подобное странное, если не сказать, лживое, противопоставление сегодня не просто разделяет общество Эстонской Республики, став основой для двух противоположных интерпретаций нашей общей недавней истории, но и порождает новые, ничем не оправданные несправедливости по отношению к неэстонской части населения. Чтобы оправдать недемократичную политику по отношению к неэстонскому населению сегодня, прибегают к идеологизированной и мифологизированной версии истории, событий начала перестройки в Эстонии. Проще всего заявить, что «все русские» или «их абсолютное большинство» были на стороне «оккупационной Советской власти», следовательно проводимая в Эстонии национальная политика не только законна, но и справедлива. Сегодня предпочитают не вспоминать первоначальное полное название Народного Фронта – Народный Фронт в поддержку перестройки. Почему он был так назван? Совсем не для того, чтобы замаскировать «истинные намерения» этой возникшей снизу массовой демократической организации. В то время пусть и не всем, но многим лидерам НФ  было ясно, что без глубоких демократических перемен, без победы демократии в Москве невозможны не только национальная независимость, но и демократическое будущее эстонского народа, а что такое государственная самостоятельность без демократии, очень хорошо известно из нашего общего советского прошлого. Диалектика момента состояла в том, что бороться за собственные национальные интересы эстонский народ в то время – в 1988-91 годах – мог и должен был не против Москвы, а вместе с демократическими силами России и всего Советского Союза. Именно поэтому многим видным представителям эстонского народа, эстонской интеллигенции,  входившим в Народный Фронт или поддержавшим объединение Vaba Eesti, на первых порах казались несерьезными разговоры о государственной независимости Эстонии. Более того, они представлялись провоцирующими и потому вредными.

Вспоминаю время подготовки к Пленуму творческих союзов Эстонии весной 1988 года. Хорошо известно, что пленум, проходивший 1-2 апреля 1988 года, снял пелену страха и молчания с эстонской интеллигенции. В связи с этим поделюсь совершенно личным воспоминанием. Готовил пленум Совет по культуре, состоявший из председателей всех творческих союзов Эстонии. Совет предложил сделать четыре доклада: о положении в Эстонии – Марью Лауристин, об экологической ситуации – академик Эндель Липпмаа и о национальной ситуации. Здесь было два содоклада – Клара Халлик анализировала этно-культурные проблемы эстонского народа, а меня попросили рассказать о проблемах неэстонского населения и о политике межнациональных отношений. Готовя свой доклад я пытался обосновать мысль о том, что эффективной и справедливой национальной политики в республике добиться невозможно, если не изменить национальную политику на уровне Советского Союза. Я не только выдвинул этот тезис, но и решил предложить несколько реальных механизмов его реализации, например, ввести пост секретаря ЦК КПСС по межнациональным отношениям, изменить характер представитьельства союзных республик в общесоюзных органах власти и т.д. Разумеется, ни я, ни другие  выступавшие не намекали на возможность выхода Эстонии из состава СССР, а мне и тогда, и сейчас «развитие методом развала» не казался разумным и  оптимальным. Но мои коллеги, повторяю, заслуженные и титулованные деятели культуры, не в шутку разволновались по поводу моих идей и очень меня просили их убрать из текста выступления, приговаривая: «То, что происходит в Москве, от нас совершенно не зависит. Лучше этого не трогать.»

Такой была ситуация перед пленумом. Но пленум начался с яркого и смелого выступления приглашенного из Москвы знаменитого драматурга Михаила Шатрова, автора замечательных пьес о В.Ленине и большевистской революции. Шатров рассказал о политической борьбе в Москве, подчеркнул, что страна в очередной раз пытается сделать выбор между бесчеловечным сталинизмом, превратившим людей в рабов молоха-государства, и политикой, цели которой в начале ХХ века сформулировал В.Ленин: пролетарское государство – это самоуправляющаяся республика трудящихся, в которой отсутствует эксплуатация не потому, что всей собственностью владеет государство, а потому, что через советы, составляющие хребет политической системы, народ реально управляет собственной жизнью. Гражданская война, затем сталинская контрреволюция превратили страну советов в диктатуру никем не назначаемых чиновников. Перестройка, говорил Шатров, возможно, последняя попытка вернуть власть народу, поэтому вопрос о судьбе демократии как практического народовластия заключает в себя и все прочие вопросы, в том числе и справедливое решение национальной проблемы, которая в условиях дефицита демократии не то что решена, даже не может быть правильно поставлена.

Через две недели после Пленума творческих союзов родился Народный Фронт Эстонии в поддержку перестройки (Rahva Rinne perestroika toetuseks). Уже в названии НФ ясно просматривалась основная на тот момент политическая развилка эстонского общества: демократия народа или диктатура чиновников. Решить эту проблему путем разделения Советского Союза на национальные составляющие было, на мой взгляд, контрпродуктивно, поскольку оставалась опасность возникновения на месте кремлевского бюрократического монстра множества, возможно, еще более уродливых бюрократических «кремлей» в ставших формально самостоятельными государствами национальных частях СССР. Да и сколько таких «государств» может возникнуть? Но инициатор перестройки, генсек ЦК КПСС М.С.Горбачев упустил момент для проведения демократических преобразований, которые необходимо было начинать с самой КПСС. Затягивание кризиса, как правило, ведет к поляризации общественных сил и ослаблению центральной власти, что и происходило в нашей тогдашней стране. Поскольку кремлевские перестройщики не смогли запустить механизм демократического обновления, в обществе, в том числе в эстонском, возникла следующая развилка – противопоставление центра и республик. Внутри Эстонии конституировалось политическое движение, выдвинувшее на первый план не модернизацию бюрократического «реального» социализма, не демократизацию политической системы, а национальную независимость. Именно с таким лозунгом выступила Партия национальной независимости Эстонии (ERSP), объявившая о своем существовании в августе 1988 года. Любопытно, что конституирование ERSP произошло через четыре месяца после создания Народного Фронта, хотя сама идея независимости была продекларирована еще в январе того же 1988 года и первоначально осталась практически незамеченной. Появление этой первой действительно оппозиционной силы в Эстонии сопровождалось рядом странностей. 1. Первоначально она не встретила массовой поддержики и даже интереса со стороны эстонцев. 2. В отношении ее власти, в том числе КГБ, не торопились включать механизм репрессий. 3. Идея ERSP была обнародована в январе, а партия консолидировалась в августе, через 8 месяцев. Складывается ощущение, что кто-то намеренно тянул с реализацией этой «рабочей заготовки», которая была пущена в дело уже после создания НФ, а, возможно, и по причине его создания. 4. Как уже было отмечено, НФ первоначально провозгласил свою приверженность целям перестройки, т.е. демократической трансформации Советского Союза, и тем не менее мгновенно получил массовую поддержку как эстонского, так и  значительной части русскоязычного населения. Но появление ERSP, происходившее на фоне перестроечного пустоговорения, начало менять ситуацию и внутри НФ, где все громче раздавались голоса в пользу национальной независимости. Другим фактором, определявшим сдвиг НФ в сторону национальноцентристской проблематики, было поведение компартии Эстонии (КПЭ), фактически впавшей в состояние ступора, как только появился НФ. Беспомощная пассивность руководства КПЭ также стала одной из причин стремительного сдвига политических настроений в Эстонии, в том числе и в НФ вправо, в сторону национальных целей и ориентиров. Эта же пассивонсть стала причиной и постепенно нараставшего раскола внутри КПЭ и ее аппарата, где часть партчиновников все более открыто солидаризировались с линией оппонента М.С.Горбачева в ЦК КПСС Е.Лигачева, а другая все еще уповала на  Горбачева.

Оглядываясь сегодня на те, уже далекие времена, приходишь к мысли, что замысел демократизации, очеловечивания социализма, не был фатально обречен на поражение ни в Москве, ни в Таллинне. С одной стороны, его погубила традиция своего рода бюрократической дисциплины: сам М.Горбачев слишком полагался на всемогущество своей должности, а сторонники генсека на местах, в том числе в Эстонии, умирали от страха, боясь спровоцировать консервативных противников перестройки, и сложа руки ждали, что произойдет в столице. Таким образом, была упущена возможность создания единого демократического блока в лице КПЭ и НФ, с другой, трусливое промедление привело к развалу самой КПЭ, произошедшему, увы, не только по принципиальным соображениям, но и по национальному признаку. Вторая очень важная причина – идейно-теоретическая слабость инициаторов и руководителей перестройки в Москве и их сторонников в Эстонии. Дальше общих слов о демократии, «новом мышлении» и о желательности «больше социализма» они не пошли. Одним из редких исключений в массе наивных и неумелых перестройщиков был профессор Тартуского университета Рэм Наумович Блюм.

Продолжение следует...

Обсуждение закрыто