Архивные материалов

Details

Category: Блог Михаила Петрова (Таллин, Эстония)

Published: Tuesday, 07 February 2012 16:40

Written by Михаил ПЕТРОВ

Зимний дворец. Фото автора

Сколько прекрасных творений было инспирировано этими пронзительными пушкинскими строками. Да вот, взять хотя бы стихи Николая Агнивцева:

Скажите мне, что может быть

Прекрасней «Невской перспективы»,

Когда огней вечерних нить

Начнет размеренно чертить

В тумане красные извивы?!..

Скажите мне, что может быть

Прекрасней «Невской перспективы»?..

Скажите мне, что может быть

Прекрасней майской белой ночи,

Когда начнет Былое вить

Седых веков седую нить

И возвратить столетья хочет?!..

Скажите мне, что может быть

Прекрасные майской белой ночи?..

Скажите мне, что может быть

Прекрасней дамы Петербургской,

Когда она захочет свить

Любви изысканную нить,

Рукой небрежною и узкой?!..

Скажите мне, что может быть

Прекрасней дамы Петербургской?. .

Но сейчас не об этом, хотя стихи Агнивцева просто вопиют о том, чтобы про них не забывали. Первая часть «Медного всадника» посвящена наводнению, которое у Пушкина предстает настоящим апокалипсическим потопом. Он не был свидетелем знаменитого петербургского наводнения 7 ноября 1824 года, поэтому при недостатке собственных впечатлений позволил себе некоторые поэтические вольности.

Гробы с размытого кладбища

Плывут по улицам!

Народ

Зрит Божий гнев и казни ждет

Увы! всё гибнет: кров и пища!

 Где будет взять?

В тот грозный год

Покойный царь еще Россией

Со славой правил. На балкон,

Печален, смутен, вышел он

И молвил: «С Божией стихией

Царям не совладеть». Он сел

И в думе скорбными очами

На злое бедствие глядел.

Литературовед Петр Бартенев рассказывал слышанную им от очевидцев наводнения историю о том, как один из всплывших гробов прошиб раму в нижнем этаже Зимнего дворца и был внесен водой в комнату Государя. Очевидно, что история эта ходила из уст в уста задолго до того, как ее записал Бартенев, родившийся в 1829 году. Видимость достоверности рассказу Бартенева придает то обстоятельство, что страдавший рожею на ноге Император Николай I, жил в нижнем этаже дворца. Рожа – это инфекционное заболевание, название которого происходит от французского rouge, т.е. красный. Именно болезнь объясняет трудности, возникавшие у Государя при пользовании лестницами.

Для меня интерес представляет вторая часть этой петербургской повести, описывающая последствия потопа, судьбу Евгения и его ужасный сон. Про сон Евгения не писал разве что ленивый. В его основе лежит знаменитый петербургский анекдот о майоре Батурине, относящийся к 1812 году. В виду надвигающейся армии Наполеона Бонапарта Император Александр I повелел эвакуировать ценности, в том числе конную статую Петра Великого. Майор Батурин рассказал князю Голицыну свой сон о том, как он стоит на Сенатской площади и смотрит на статую Петра. Внезапно статуя съезжает с гранитной скалы и скачет на Каменный остров, где тогда жил Император Александр I. Петр корит Александра за развал России и обещает ему, что городу быть, пока его статуя будет оставаться на своем месте.

Сон безумного Евгения внешне повторяет сон майора Батурина, за тем исключением, что сон Батурина носил пророческий характер, а сон Евгения – это всего лишь часть его безумия. Безумие Евгения обыкновенно воспринимается как нечто само собой разумеющееся и его причинам не придают какого-то особенного значения. Похоже, что Пушкин несколько перемудрил с эклектикой, соединяя в одном произведении разнородные идеи и сюжеты. Между тем в основе второй части истории лежит распространенный античный сюжет, основанный на греческих представлениях о загробной жизни, дороге в царство мертвых и о том, что с этим связано.

Путешествие Евгения в поисках возлюбленной Параши на остров в устье Невы – это путешествие Орфея за своей возлюбленной Эвридикой в царство мертвых, в Аид:

	Медный всадник. Фото автора.

Еще кипели злобно волны,

Как бы под ними тлел огонь,

Еще их пена покрывала,

И тяжело Нева дышала,

Как с битвы прибежавший конь

Евгений смотрит: видит лодку

Он к ней бежит как на находку;

Он перевозчика зовет —

И перевозчик беззаботный

Его за гривенник охотно

Чрез волны страшныя везет.

И долго с бурными волнами

Боролся опытный гребец,

И скрыться вглубь меж их рядами

Всечасно с дерзкими пловцами

Готов был челн — и наконец

Достиг он берега.

Все настолько прозрачно, что даже странно, как этого не замечают. Нева предстает в образе реки Ахерон, ведущей к входу в преисподнюю (остров). В греческой мифологии название Ахерон носит река в подземном царстве, через которую Харон перевозит в челноке души умерших. В подземный Ахерон впадают две реки подземного царства — Пирифлегетон и Коцит. Чем не два рукава Невы — Малая Нева и Малая Невка, образующие часть стрелки Васильевского острова и впадающие в Невскую губу между Петровским и Крестовским островами?

Теперь о беззаботном перевозчике. Харон действительно беззаботный перевозчик. Он сам отбирает, кого следующим разом повезет в подземное царство. Никто не может вступить в его челн, не заплатив за перевоз одного обола. Эту мелкую медную монетку греки клали под язык умершим. А у какой души обола не было, та была обречена ждать сто лет на берегу, пока Харон не перевезет ее на другой берег бесплатно. А все потому, что Харон перевозит только те души, чьи тела обрели покой в могиле.

Харон взимает плату с Психеи. Фрагмент картины Джона Стенфора.