Виктор Алексеевич Пальм. Фото с сайта dzd.ee, автор фото: Леонид Столович

17 сентября академику Виктору Пальму, доживи он до наших дней, исполнилось бы 85 лет, но уже полтора года между ним и всеми оставленными им на земле пролегло это маленькое «бы». Юбилейную дату одного из самых ярких, одаренных и плодотворных эстонцев второй половины 20 века практически не заметили ведущие СМИ Эстонии, по поводу чего лишний раз возникает вопрос, куда они ведущие?

Возможно, Пальма начали так быстро забывать еще и потому, что в Эстонии, с ее сдержанными красками и полутонами в целом не любят ничего яркого, выдающегося, не любят героев. А Виктор Пальм был личностью не просто незаурядной, но именно выдающейся и даже героической. Разумеется, можно возразить: у каждого времени свои герои. Но и на это напрашивается ответ: каковы герои, таковы и времена.

Виктор Пальм, несмотря на свой относительно невысокий рост и некорпулентную фигуру, был личностью крупного калибра. Как ученый-химик он получил, особенно в 70-е годы прошлого века, мировую известность, внеся совершенно конкретный и существенный вклад в химическую науку. Достаточно сказать, что Пальм входит в рейтинг 50 наиболее цитируемых советских ученых мировыми научными изданиями. В Эстонии, насколько мне известно, столь высокого признания мирового научного сообщества не удостаивался ни один ученый. Даже Ю.М.Лотман.

Полагаю, если бы Пальм занимался только наукой, его непременно вспомнили бы. Но он был личностью, по масштабу одаренности, многообразию дарований и социальной активности равновеликой героям Возрождения. Как общественный деятель, политик Пальм в эпоху Перестройки выдвинулся в первый ряд демократических лидеров всесоюзного масштаба. Достаточно вспомнить, что он входил в пятерку сопредседателей Межрегиональной депутатской группы в 1990 году. Сопредседателями это первого объединения демократов в горбачевском Верховном Совете были Сахаров, Ельцин, Попов и Афанасьев.

Пальм не стал в одну шеренгу с большинством эстонских депутатов  Верховного Совета СССР, приехавших в Москву, чтобы на всякий случай заявить о своем нейтралитете по отношению к происходящему в Москве: депутатами себя признаем, понимаем, что судьба нашего народа зависит от борьбы за демократию и против номенклатурного социализма в том органе, куда нас избрали, но на всякий случай демонстрируем свою отстраненность от его деятельности и той борьбы, которая внутри него происходит. Виктор Пальм шизофреником не был. Он мгновенно понял приоритеты: сначала демократия на всем пространстве СССР,  затем свободный выбор каждого народа. Жизнь решила иначе, менее рационально и менее справедливо.

Виктору Пальму принадлежала яркая и совершенно уникальная роль в Народном Фронте Эстонии. Мало сказать, что он был первым среди тех, кто не допустил раскола по национальному признаку внутри самого НФ, но и самым главным переговорщиком между НФ и лидерами Интердвижения и Совета трудовых коллективов, что во многом и удержало самых буйных от кровопускания. Эта история и персональная роль в ней Виктора Алексеевича Пальма достаточно хорошо известна. Но Народный Фронт не упал на эстонскую землю ниоткуда. Он появился на той почве, которую готовили и культивировали на протяжении десятков лет в Тартуском университете такие люди, как Виктор Пальм, его ближайший друг, философ Рэм Блюм, ушедший из жизни еще в 1989 году, здравствующий, к счастью и поныне экономист Михаил Бронштейн и немногие другие. Неверно думать, будто единственным и, как сегодня пытаются представить, главным источником народной энергии в Эстонии была только национальная идея – мечта о самостоятельном государстве. Огонек этой мечты, разумеется, теплился всегда, но был почти не заметен под слоем бюрократического пепла, засыпавшего все живое в «реальном» социализме. Единственной открытой оппозицией номенклатурному социализму, оппозицией тем более опасной, что опиралась она на те ценности гуманизма и демократии, которые система декларировала, но которым никогда не следовала, была позиция таких людей, как Блюм, Пальм и Бронштейн. На словах «система» и ее номенклатурные адепты были за «правду и справедливость» - за социальную активность каждого члена общества, дружбу народов, процветание, демократию участия и т.д. На деле же они пытались навязать обществу ту нехитрую мысль, что их борократическая форма правления – «самая социалистическая и самая правильная»,  и очень обижались, когда некие умники с книжками в руках доказывали им, что их демократия так же похожа на то, что об этом писали Маркс и Ленин, как луна на солнце. Автору этих строк, в студенческие годы редактировавшему русскоязычный вариант газеты «Тартуский университет», в далеком уже 1969 году довелось услышать от главного партийного начальника г.Тарту – первого секретаря горкома КПЭ – объяснение, почему нельзя публиковать в газете материал, осуждающий проявления национализма и шовинизма среди студентов ТГУ: «Вы тут все правильно пишите, но дело в том, что партия считает, что эта проблема в нашей стране давно решена. Так о чем же вы тут пишете?»

Это бюрократическое смешение желаемого и действительного погубило и еще погубит не одну только советскую власть, но самые разные власти, носителям которых начинает казаться, что если мир еще не рухнул, так это исключительно благодаря их, начальствующих бюрократов, стараниями. Бюрократу, как некогда писал совсем еще юный К.Маркс, всегда кажется, что общество живет исключительно милостью начальства.

У Виктора Пальма была настолько благополучная личная анкета, усиливаемая несомненными дарованиями, что утвердившаяся в результате инкорпорации в Эстонии советская власть просто мечтала видеть юношу Пальма в собственных рядах. То, что для многих эстонцев, переживших 1940 год,  было трагедией, для некоторых сулило блестящие возможности. Словом, «чин следовал ему…».

Я никогда не знал школьного учителя Алексея Пальма, но, думаю, это был замечательный человек. Он вырастил сына, и этот сын стал для Эстонии Виктором Пальмом. Алексей Пальм имел собственные взгляды, и эти взгляды были социал-демократическими. Иными словами, его отношение к эстонской действительности 20-30-х годов было критическим. Я слышал, что среди эстонской интеллигенции в довоенной Эстонии подобные взгляды не были чем-то исключительным. Но своему талантливому сыну учитель Пальм прививал не только критическое отношение к текущей действительности, которую в сегодняшней Эстонии нередко живописуют как «утерянный рай», но и честно-рационалистический взгляд на мир вообще. Уже в 14 лет Виктор Пальм был не только социалистом по убеждениям, но и ориентированным на науку рациональным скептиком по образу мыслей. Поэтому он приветствовал смену власти в Эстонии, даже пропагандировал за ее приход, какое-то время надеясь, что это власть трудового народа. Поэтому в 14 лет он стал комсомольцем, а в 17 – бойцом Эстонского стрелкового корпуса. Из войны вышел живым, да еще и с наградами. Еще солдатом поступил на химический факультет Таллиннского политехнического института, как-то мимоходом выиграл республиканский литературный конкурс. Все ему удавалось. Его активно втягивали в политическую жизнь: новой власти позарез были нужны такие – преданные, умные и честные парни. Какое-то время заведовал отделом студенческой молодежи ЦК комсомола Эстонии. Потом неожиданно все это бросил и удрал в Ленинград, учиться на химика в Ленинградском университете и заниматься делом, т.е. наукой. Этот поворот свершился благодаря второй натуре Виктора Пальма – его замешанной на совести интеллектуальной одаренности. Раньше многих юноша Пальм понял, что такое сталинский Советский Союз, но в отличие почти от всех, кто это понял, он не стал шарахаться в другую крайность, где солью земли считают только людей избранных, а простых – в лучшем случае гумусом для этих первых. Пальм распрощался с иллюзиями по поводу сталинского социализма, но остался коммунистом-демократом, считавшим, что власть народа – это когда каждый человек имеет право и возможность участвовать в общих делах и решать собственную судьбу. Этот демократизм был для Пальма не только делом его ума, но и сердца. Он был первичным и естественным стержнем его мировоззрения. Поэтому личность академика Виктора Пальма представляется уникальным сочетанием высочайшего интеллекта с острейшим чувством справедливости. Это сочетание объясняет многое в его характере и поступках.

Обычно крупный ученый, добившись научного результата, большую часть жизни пожинает плоды, коллекционируя должности, награды, удовольствия и прочее. У Пальма просто не было этапа почивания на лаврах. Став академиком, он продолжал делать науку. Но и в самые интеллектуально плодотворные годы тратил себя на борьбу с лысенкизмом, попытками властей «тихо» вернуться к Сталину, наобоснование с помощью математических моделей  возможности и необходимости рынка при социализме, на пропаганду взглядов отнюдь не марксиста Карла Поппера (помню его блестящий цикл лекций о методологии науки), на критику трудовой теории стоимости К.Маркса… Он всегда стремился охватить многое, многим увлекался, иногда ошибался, но всегда оставался кристально честным, открытым рациональным аргументам, невероятно доступным и абсолютно бескорыстным. Таких людей, как Виктор Пальм, никогда не рождается много. Тем, кому посчастливилось хоть как-то соприкасаться с ним или просто жить в одно с ним время в Тарту, знают и понимают, что такие люди, как академик Пальм, реально формировали ту богатую возможностями духовную среду, которую до сих пор вспоминают как «тартуский дух» - сочетание интеллектуальных исканий, духовной свободы и уважения к людям. В конечном счете, критерий исторической значимости каждой личности лежит в душе любого из нас и заключается он в ответе на простой вопрос: сделало ли меня общение с этим  конкретным человеком лучше или хуже или ничего не дало? Убежден, что своей жизнью академик Пальм помог многим стать лучше и прожить собственную жизнь достойнее.

Е.Голиков

Обсуждение закрыто