Звоним Вере Гориславовне накануне столь торжественной даты — она готовит таривердиевский фестиваль... и не один.

— Понравились слова Саввы Кулиша о Микаэле Леоновиче: «Тогда, в 60-е, мы все хотели перевернуть мир; было ощущение, что всё открываем заново — новое кино, музыку, литературу!» Таривердиев и правда композитор «оттепели»?

— Муж действительно человек своего поколения — поколения активных шестидесятников, с их обостренным, казалось бы, врожденным чувством свободы, с мечтой непременно сделать что-то необыкновенное. Тут все смешалось — и недавняя война, и «оттепель», и поколенческое видение своей неординарности. Скажем, он и его друг Миша Калик искренне не понимали, за что запрещают фильм «Любить»... А ведь это четыре новеллы, каждой из которой была предпослана цитата из библейской Песни Песней. Кстати, там снялся совсем молодым Александр Мень.

Свобода внутри себя — вот что такое Микаэл Леонович. «Я не принадлежу ни к какой партии, кроме одной — партии «Никонов», — шутил (он же фотохудожник, а они, как известно, делятся на никонистов и кэнонистов). Микаэл не был диссидентом. Он не был советским. Он не был антисоветским. Просто свободный человек, который до 60 лет не знал, что в Советском Союзе есть трудовые книжки.

— Так она была у него?

— Никогда. Закончив Гнесинский институт, сразу «поступил» в Союзы композиторов и кинематографистов, так и оставаясь до гроба вольным художником.

— Его внешнее величие понятно, но что лично вас в нем привлекло?

— Во-первых, он магнетически неординарный. Необыкновенно обаятельный мужчина, неповторимый. Но главное — он искал близкого себе человека, уж и не надеясь найти. То же всю жизнь преследовало и меня: найти действительно родного человека очень непросто. Даже друга найти трудно.

 

	фото из семейного архива

 

— Кстати, много ли друзей было у Таривердиева в цеху композиторов?

— Нет, немного. Например, он общался с Родионом Щедриным — были общие увлечения: вместе в Сухуми катались на водных лыжах, одними из первых вставали на виндсерферы, тренировались... Еще Микаэл Леонович очень любил композитора Валерия Гаврилина: понравились его «Скоморохи», высказывал всяческие комплименты. В ответ же Гаврилин написал: «Вы сохранили доброту, искренность и благородство, несмотря на то, что вы — музыкант».

— Так и не стало известно: кто же написал «шутливую» телеграмму от Фрэнсиса Лея? (Это после выхода «Семнадцати мгновений» в Союз композиторов поступила телеграмма якобы от французского композитора Фрэнсиса Лея с таким содержанием: «Счастлив успеху моей музыки в Вашем фильме тчк Фрэнсис Лей» — был скандал, телеграмма прошла экспертизу...)

— Ну почему же? Он в итоге признался. Это Богословский. В одном из интервью жена произнесла: «Никита Владимирович сказал, что это был он».

— Он не понял, что эта шутка так дорого будет стоить?

— Наверное. Просто для Богословского шутить было способом жить и общаться с миром. Не думаю, что он строил какие-то злые козни. Но Микаэлу Леоновичу это действительно дорого обошлось. И не только потому, что с эфиров стали убирать музыку. Хотя было расследование. Признали, что телеграмма фальшивая, сам Фрэнсис Лей написал, что он не слал никаких телеграмм. Вроде все успокоилось, но на протяжении многих лет не было концерта, где публика бы не спросила: «А правда ли, что вы украли у Лея музыку к „Семнадцати мгновениям“?» Вот и сейчас вы задаете вопрос — значит, до сих пор помните.

А мужа это очень обижало. Он же армянин, родившийся в Тбилиси, человек с высокими понятиями о чести, в другое время он просто бы вызвал на дуэль... Но тогда он сказал: «После этого я перестал любить публику» — настолько сильно ранила вся эта история...

— Он вообще мог сорваться и послать всех к черту?

— Однажды (в 1986-м) он бросил книжку члена Союза композиторов на стол, ушел и никогда ее не забирал. Тогда это было связано с балетом «Девушка и смерть», который за неделю до премьеры сняли с афиши Большого театра, хотя билеты уже продавались...

— Микаэлу Леоновичу нравились сами фильмы, музыку к которым он писал?

— Он любил все фильмы Михаила Калика. Это правда был человек его интонации. Работали душа в душу. Вообще нравились фильмы 60-х — особая эстетика, и уже в 70-е она ушла... Ездил в киноэкспедиции, катил на съемках «Юности наших отцов» операторскую тележку, потому что сам знал о той музыке, которая в нем для этого эпизода сидит. Нравилась и «Ирония судьбы»: когда фильм несколько лет не показывали на Новый год — в связи с антиалкогольной кампанией, мы сами его ставили и смотрели.

— Он был близко знаком и с Тарковским, но... сотрудничества не получилось.

— Микаэл Леонович должен был писать музыку к фильму Андрея «Скрипка и каток», но что-то не сложилось. Союз не состоялся. Но мне кажется, логически это оправданно — так и надо: Микаэл Леонович был настолько яркой личностью, что это вошло бы в диссонанс с остроличностной эстетикой Тарковского.

— «Сталкер» стал провидческим предначертанием Чернобыля; были ли в творчестве Таривердиева подобные вещи?

— Вся его музыка — совершенно визионерская. Он видел свою судьбу вперед. Даже его органная симфония «Чернобыль» предрекла Фукусиму. Слушая его, детально видишь картины крушения этого мира... Его музыка по сути своей документальна, только это — документ будущего. Причем «Чернобыль» был написан разом, спустя полгода после поездки туда, не специально, не «по плану», — он никогда музыку из себя не вымучивал. Просто эта тема его уже преследовала... и помню, как он сел, сыграл, а уж после этого стал записывать партитуру карандашом ТМ-2. «Вы ждете Апокалипсиса? Апокалипсис идет».

— Часто задавался «модный вопрос»: мог ли Таривердиев уехать на Запад? Знаю даже ответ: «Не уеду, здесь мой любимый диван». Но вот вы можете себе представить его уехавшим? Он бы прижился?

— Микаэл Леонович впервые поехал в Америку после того, как 12 лет был невыездным. И его, после вручения премии Американской академии музыки, пригласили в Голливуд делать большую шикарную картину — он очень хотел, пошел в посольство, чтобы ему продлили визу... а там сказали: вы уезжайте, а мы вас вызовем. Так и не вызвали. Я это к тому, что он бы там на 100% не то что прижился, а был бы востребован куда больше, чем здесь. Его музыка, изысканная, профессиональная, мелодичная и запоминающаяся при этом, — это же идеал, у него бы там совсем по-другому сложилась судьба. Но... нет, не представляю его там. Он должен был прожить жизнь здесь. Не мог оставить ни маму, ни сына. Должен был написать «Чернобыль». Пришел с определенным заданием в этот мир. Понимал это всем своим организмом — и... принял судьбу. Судьба его музыки не связана с сиюминутным успехом и тягой к каким-то материальным благам.

— Ну а если б совсем тучи сгустились?

— Нет, уехать — не его поступок. Бежать куда-то... Нет, всю жизнь — и в этом его счастье — он прожил как свободный человек. Красивый.

— Любил элегантно одеться...

— Ну конечно! Но в Советском Союзе это было проблемой. Поэтому покупали костюмы «Москвошвея», а сидели на нем как будто от Диора. Настолько он природно пластичный. «Ну, Микочка, ты где это купил? — спрашивали про синий пиджак с золотыми пуговицами. — В Париже?» А я его купила на Ленинградском рынке... Свойство человека — быть элегантным во всем.

 

	Вознесенский сравнивал Микаэла с Матиссом. Фото из семейного архива.

 

— Совсем мало слышал о его сыне...

— Он живет в Москве. Профессиональный военный, закончивший Рязанское десантное училище. Афганистан прошел. Служил здесь в разных местах. Демобилизовался. Работал на телевидении. Писал рассказы, романы. Очень небанальный человек. Вижу его редко. Чаще, чем с ним, общаюсь с его дочерьми...

— Благодаря вам, вашему органному конкурсу народ открыл в Таривердиеве не только кинокомпозитора...

— Что ж, симфония для органа «Чернобыль» по определению не может соперничать с «Семнадцатью мгновениями весны». Но сейчас, слава богу, музыка мужа все более выходит из чемоданов. Органную уж точно исполняют по всему миру. Или, например, в этом году прозвучал его Первый скрипичный концерт, который наконец нашел адекватного солиста — Гайка Казазяна. Скоро состоится премьера Второго скрипичного концерта — силами екатеринбургских музыкантов...

— Микаэл Леонович посылает вам какие-то знаки?

— Я постоянно живу в соприкосновении с ним. В его музыке. Мне даже кажется часто, что люди, появляющиеся около меня, — это муж их посылает. Так и вижу его сейчас на любимом диване...