Не только для эстонской экономики в целом замаячила угроза возврата в лихие 90-е. История с баром The Lost Continent показывает, что руководство некоторых «точек общепита» может вернуться к старым добрым обычаям и ограничить общение на русском языке в сфере услуг.
Но имеется и существенная разница. Если в начале 1990-х некоторые продавцы и официанты по-русски говорить просто не хотели, то теперь многие из них действительно русским не владеют. В 20-е и 30-е годы прошлого века в столице в любом солидном магазине можно было изъясниться на эстонском, русском и немецком. Сегодня немецкий заменил английский, но солидных магазинов и кафе, видимо, стало гораздо меньше.


Эстонские законы гарантируют право быть обслуженным на эстонском языке. Использование других языков не возбраняется, но и не требуется. Это, как говорится, дело вкуса и результат политики владельцев заведения в отношении найма персонала. В свое время иностранных экспертов очень удивляло нежелание Эстонии оставить вопрос использования языков в торговле и обслуживании на откуп рыночной стихии. Для представителей Языковой инспекции такой подход был просто оскорбителен. В итоге основное внимание владельцев уделяется, как правило, эстонскому языку претендента на работу: это именно то, из-за чего ему могут устроить неприятности. Вопрос о владении другими языками решается по остаточному принципу, хотя в Таллинне найти продавца со знанием двух-трех языков совсем несложно.

Есть в истории с баром The Lost Continent еще один интересный аспект. Журналисты сразу заподозрили, что вывешенное им объявление («обслуживаем только на эстонском и английском») на самом деле стремится ограничить клиентуру из числа местных русских. Почему? И зачем тогда вывешивать такое объявление на эстонском? Как-то странно уведомлять человека о чем-то на языке, которым он не владеет. В итоге разразился скандал, объявление быстро сняли. Но неприятный осадок остался.

Публично были высказаны предположения, что в данном случае мы столкнулись с практикой американских питейных заведений 30-50-х годов двадцатого столетия в отношении т. н. цветных. Эти подозрения можно было бы сразу отмести, если бы не одно «но». В столице действительно есть места, где русскоязычные чувствуют себя не очень уютно. В Таллинне можно найти заведения, где отказ от обслуживания на русском – прямое указание менеджера (некоторые, как Мартин Хельме, даже не скрывают этого от журналистов). Понятно, что в такие места стараются не ходить даже те русские, которые хорошо владеют эстонским.

В 2008 году Агентство ЕС по фундаментальным правам опрашивало по вопросам дискриминации русских в Таллинне, Риге, Даугавпилсе, Вильнюсе, Висагинасе и Хельсинки. Выяснилось, что каждый десятый живущий в этих городах русский избегает посещать некоторые заведения, боясь, что с ним там будут плохо обращаться из-за его национальности.

Остается верить, что подобные «отдельные недостатки» эстонской сферы обслуживания можно вылечить рыночными мерами. Отказаться от русских клиентов в Таллинне могут себе позволить либо самые самонадеянные, либо самые «идейные» торговцы. Как быстро они почувствуют на себе холодное дыхание кризиса? Это во многом зависит от самоуважения местных русских.