 |
|
| Сергей Середенко |
Статья вторая: Разбор критики
Лето кончилось и начались конференции соотечественников. Одна из самых обсуждаемых тем – Указ о создании Фонда защиты прав соотечественников. Недавно его обсуждали аж в Южной Америке, а буквально на днях – на заседании Всемирного координационного совета российских соотечественников в Страсбурге. Продолжим обсуждать и мы.
И начнем с того, на чем остановились прошлый раз – с критики, или, как мы тогда дипломатично выразились – "с сомнений".
Итак: «Участники секции высказали сомнение в правильности того, что карт-бланш на создание фонда выдан МИД России и Россотрудничеству, структуре ему родственной. Известно, что работу по защите прав соотечественников МИДу вести не с руки, эта работа часто конфликтна и входит в противоречие с основной функцией внешнеполитического ведомства.
Судьба и эффективность Фонда будут зависеть от того, в чьи руки будет передано управление Фондом – кто будет его руководителем, какие конкретные задачи будут пред Фондом поставлены, будет ли при этом учтен опыт уже зарекомендовавших себя правозащитных структур соотечественников. Участники секции убеждены, что важнейшей функцией должно стать ведение мониторинга ситуации в странах, и предупредили, что Фонд может захлебнуться в просьбах о помощи, если не будет сепарировать вопросы, которые разрешаются в правовых, судебных системах стран проживания соотечественников».
Напомним, что перед нами – выдержка из коммюнике юбилейных научных чтений Института стран СНГ, состоявшихся сразу же после подписания Указа о создании Фонда. В рамках этого мероприятия прошло заседание секции «Современная диаспоральная политика России и соотечественники ближнего зарубежья», на которой, как было особо отмечено, практически все участники «высказали свои соображения об объявленном 25 мая (накануне юбилейного празднования Института) создании Фонда поддержки и защиты прав соотечественников, проживающих за рубежом».
Когда начиналась работа по разборке «портфеля», то было отмечено, что многие предложения высказываются в форме критики, что характерно и для материалов данного экспертного совещания. А что же непосредственно предлагалось участниками чтений?
Одно из генеральных предложений было сформулировано так: «Участники секции единодушны в том, что Россия не использует те возможности, которые у нее есть на постсоветском пространстве, для активной защиты важнейших для соотечественников позиций: повышения статуса русского языка, защиты права на образование на родном, русском языке. Есть недавний пример эффективного решения вопроса о Черноморском флоте в обмен на газ. Если бы Россия увязывала свои экономические соглашения со странами СНГ и Прибалтики с блоком вопросов, важных для проживающих там соотечественников, ситуация была бы иной и на Украине, и в Казахстане, и в Прибалтике, говорили все участники дискуссии».
«Нефть (газ, уголь и пр.) в обмен на соотечественников», как тезис, всплывает постоянно. По сути, речь идет о том, чтобы выкупать (обратно) права соотечественников. Тезис для меня лично крайне спорный – что-то вроде выплаты выкупа террористам. Вдохновляет к новым терактам. Но спорить не буду – предложение высказано. Если же доводить это предложение до логического конца, то получается, что деньги Фонда нужно вкладывать не в правозащитные процессы, а в конверты, адресованные (эстонским, латышским, украинским и т.д.) политикам с тем, чтобы они НЕ принимали законы, дискриминирующие российских соотечественников. И соблюдали собственные конституции, а также нормы международного права. Мечта любого ультранационалиста.
(Отмечу в скобках, что пример «Черноморский флот в обмен на газ» не совсем корректен. Это – понятная сделка, так как у ЧФ нет формального права стоять в формально украинском Севастополе. Надо договариваться. В случае же с соотечественниками у них очень часто есть формальные права, которые нарушаются. Поэтому и говорю о выкупе этих прав обратно).
Также в виде критики были сформулированы и «Несколько причин неэффективности российской помощи соотечественникам»:
1) нет критериев отбора партнеров среди соотечественников. Часто поддержку получают организации и их лидеры, выступающие с нападками на Россию;
2) оказание помощи не предусматривает информационной поддержки мероприятий, проводимых на средства России, из-за этого она часто остается неизвестной для русского населения стран проживания, замыкаясь на узкий круг активистов;
3) помощь выделяется только на отдельные мероприятия, но не на деятельность по проектам. Гранты Фонда «Русский мир» очень долго оформляются и имеют громоздкую отчетность, которую общественным организациям сложно подготовить;
4) координационные советы, созданные в странах, занимаются распределением финансовой помощи, перед ними не ставится задача быть проводниками интересов России и защиты прав соотечественников.
Что из этого можно вычленить? Предложение НЕ копировать формы и методы работы Фонда «Русский мир»? Понятно. Прописать «критерии отбора партнеров среди соотечественников»? Получится или помпезно и непрактично («справка о духовной связи с Родиной»), или глупо («справка из КС о том, что за отчетный период не выступал с нападками на Россию»), или не получится вовсе. Поставить перед КС в разных странах задачу защиты соотечественников? А они это умеют? Судя по всему, нет. Иначе откуда, например, такой орган, как Правозащитная группа Совета общественных организаций Латвии?
Вот и у меня получилась какая-то критика критики… Заразно это, что ли?
Впрочем, за пунктами 2) и 3) проглядывает глубокая мысль о том, что следует определиться с единицей измерения деятельности Фонда. Эксперты полагают, что это не «отдельные мероприятия», но «проекты». Я бы предложил еще шире – «конфликты». Потому как зачастую прекращение проекта по решению конфликта отнюдь не означает прекращения самого конфликта. Конфликты эти имеют четко очерченный верхний уровень – «страна»; при определенной типичности проблем соотечественников решения этих проблем – разные, и во многом определяются именно особенностями местного законодательства.
«Конфликтный» подход позволит избежать многих ошибок, свойственных «проектному» подходу. Конфликт требует осмысления того, как его разрешать. И лишь после того, как обозначены пути решения конфликта, его можно разбивать на проекты. Собственно же проектный подход грешит тем, что он изначально не ставит перед собой задачу решения конфликта.
Приведу пример этой логики. Конфликт – ликвидация русской школы Эстонии. Цель – сохранение русской школы Эстонии. Соответственно проекты – анализ латвийского опыта, выработка стратегии, возможные судебные процессы по отмене решений о закрытии русских школ, лоббирование законодательства, медийное обеспечение (на необходимость которого справедливо указали эксперты), организация родительских и ученических, а также учительских обществ, курсы для учителей по «самообороне» и т.д. и т.п. Причем явно к этому надо добавить что-то еще, потому что в Латвии, несмотря на весь проявленный героизм и жертвенность (не шучу), русскую школу так и не отстояли – отсюда на первом месте анализ латвийского опыта.
При конфликтном подходе сразу видно, какой из проектов внутри конфликта является приоритетным по важности, а какой – вторичным. Более того, конфликты по напряженности и масштабу сравнимы и между собой. При проектном же подходе крайне часто удовлетворяются лишь «вторичные» заявки, а «первичные» даже не заявляются, потому что нет исполнителей.
Впрочем, вполне возможно, что употребленные экспертами «проекты» - лишь дань определенной практике, и конфликтный подход им отнюдь не чужд. Потому как была представлена и «самая острая проблема соотечественников», и «чего ждут соотечественники ближнего зарубежья от России». Основные типовые конфликты были сформулированы как «вытеснение русского языка из образования и информационной сферы» и «ассимиляция русского населения в странах ближнего зарубежья».
Если вернуться и вспомнить о том, что, по мнению экспертов, «важнейшей функцией (Фонда) должно стать ведение мониторинга ситуации в странах», то как раз каталог конфликтов с указанием их масштаба и напряженности в каждой проблемной стране и должен стать основой для распределения денег. Потому что мониторинг ради мониторинга уже, в общем, никому не нужен.
И здесь следует отметить принципиальное, на мой взгляд, отличие Фонда от Фонда «Русский мир». Если основная цель последнего сформулирована как пропаганда русского языка за рубежом, то Фонд, как следует из Указа, имеет задачей оказание соотечественникам «поддержки, необходимой для защиты их прав и законных интересов в странах проживания». Если говорить в коммерческих категориях, то «Русский мир» занят выходами на новые рынки и укреплением позиций на имеющихся, а Фонд – борьбой против вытеснения с рынка. Отсюда критерий оценки работы Фонда – разрешение конфликтов.
Когда же конфликт можно считать разрешенным? Хороший вопрос. Точка «0» в каждом конфликте – субъективна. Возможные варианты: возвращение угнетателей соотечественников в правовое поле, приведение национального законодательства страны проживания в соответствие с конституцией, в соответствие с международным правом… Уголовное преследование угнетателей… Международные санкции…
В 2004 году я предложил сформировать соответствующий «русский стандарт» качества жизни соотечественников за рубежом.
В принципе, на ту же тему высказались и эксперты на рассматриваемом нами мероприятии. Если суммировать эти предложения, то в такой «русский стандарт» входит, прежде всего – присутствие в законодательных органах стран проживания соотечественников «русских партий», а также общинное финансирование со стороны бизнеса.
Пропорциональное представительство соотечественников в парламентах собственных стран и «социальная ответственность» местного бизнеса действительно могут рассматриваться как элементы стандарта качества. А вот как этого добиться – тема для отдельного разговора.
Продолжение следует
