В Таллинне, как уже сообщала наша газета, открылся Русский центр на базе Института Пушкина. На церемонии открытия присутствовала делегация из России во главе с Вячеславом Никоновым, исполнительным директором фонда «Русский мир», Алексеем Громыко, директором европейских программ фонда. С Вячеславом НИКОНОВЫМ беседует журналист Нелли КУЗНЕЦОВА.
— Вячеслав Алексеевич, вы, один из самых известных и уважаемых политологов в России, да и не только в России, вдруг стали исполнительным директором фонда «Русский мир», открывающим Русские центры чуть ли не по всему миру. Это закономерность или неожиданный поворот в вашей судьбе, в вашей профессиональной карьере?
— Мне интересен этот проект. Знаете, такой своеобразный вызов... Все-таки построить такую глобальную систему и важно, и интересно. И потом всегда присутствует мысль: если не я, то кто же?
Говорят, что война — слишком серьезное дело, чтобы поручать его генералам. Я думаю, продвижение русского языка в европейское, в мировое пространство — также слишком серьезное дело, чтобы поручать его филологам. К тому же я не только политолог, но и политик. Я был депутатом Государственной думы, занимал много разных должностей, в том числе и в государственных структурах.
— Иными словами, продвижение русского языка — это в определенном смысле и политическая работа? Хотя мы знаем, что фонд «Русский мир» — это негосударственная, неполитическая организация, и об этом не раз заявляли и руководители, и сотрудники фонда.
— Очень сложно сейчас найти работу, которая была бы совершенно не политической. Мы выполняем те же функции, что и, скажем, Институт Гете по продвижению немецкого языка, Институт Данте — по продвижению итальянского и Институт Сервантеса — в отношении испанского. Список можно продолжить. И в этом смысле мы не являемся чем-то необычным, уникальным, особенным.
— Нет ли тут парадокса: эстонско-российские отношения находятся на столь низком уровне, а в Таллинне открывается Русский центр. Ну, в Таллинне — это понятно. Но ведь вы собираетесь открыть Русский центр и в Тарту, который всегда считался интеллектуальным центром Эстонии, притом с неким националистическим оттенком, тем более, что и русского населения там не много...
— Ну, насколько я знаю, это все-таки город, основанный некогда Ярославом Мудрым. В нем существовала очень сильная школа русистики. Имя Юрия Михайловича Лотмана для человека, знающего и любящего русскую культуру, значит не меньше, чем, скажем, имя академика Дмитрия Сергеевича Лихачева. Конечно, сейчас эта школа уже не совсем в таком виде, как прежде, но традиции остаются. Русский язык преподается, и я уверен, будет преподаваться и впредь. В Восточной Европе, где от русского языка в 90-е годы старались избавиться, он возвращается, он вернулся почти повсеместно. В Болгарии, например, где мы недавно проводили Всемирный конгресс Международной Ассоциации преподавателей русского языка и литературы, собрались делегаты из 84 стран мира. И премьер-министр страны Сергей Станишев, выпускник исторического факультета МГУ, на чистейшем русском языке сказал, что если после распада СССР и краха социалистической системы русский по числу изучающих его в школах был лишь 14-м, то теперь он вышел на второе место. И то же происходит, по существу, везде. Я убежден, что эта тенденция будет расти, продолжаться, потому что знание русского создает в современном мире достаточно серьезные конкурентные преимущества.
— В Эстонии число желающих овладеть русским языком тоже растет. Хотя печально известные апрельские события 2007 года усугубили разрыв между эстонской и русской общинами. Европейский союз, как известно, поддержал Эстонию в этом вопросе, и многие здесь, да и в Европе, считали и продолжают считать, что этому в немалой степени поспособствовали бурные акции российской молодежи у стен посольства Эстонии в Москве. А недавно министр РФ Сергей Лавров выступил, как известно, с ходатайством по поводу возвращения возможности въезда в Эстонию лидеру «Наших» Василию Якеменко. Как бы вы прокомментировали это?
— Евросоюз всегда занимал позицию однозначной поддержки какого-либо из своих членов. И было бы странно ожидать от него чего-то другого. Так поступила бы и поступает любая организация. И я не стал бы преувеличивать значение этих акций молодежного движения в Москве. Я не считаю, что они были слишком уж продуманными, но не они предопределили позицию Евросоюза. Что касается меня, то я считаю кощунственным, когда раскапывают могилы героев войны. И так, я думаю, считают все в России. На мой взгляд, это была большая ошибка эстонских властей, которая привела к еще большему расколу общества Эстонии.
— Скажите, а вы хорошо помните своего знаменитого деда, легендарного министра иностранных дел СССР Вячеслава Михайловича Молотова? В прошлом году, когда отмечалась 65-я годовщина начала переговоров об открытии второго фронта, у нас много говорили и писали о его беспримерном перелете через океан над воюющей Европой, над всем миром, тем более, что самолет тогда вел эстонец, летчик Эндель Пусэп. Скажите, ваш дед был столь бесстрашным человеком или это поразительное чувство долга?
— Дед говорил, что в своей жизни отбоялся еще до Октябрьской революции. Его арестовывали 6 раз, он сидел во всех основных тюрьмах Российской империи, был сослан в Сибирь и бежал оттуда.
— Знаю, что вы написали книгу о его жизни. А будет ли продолжение, ведь она, эта книга, явно не закончена?
— К сожалению, у меня нет времени писать. Издан первый том — 800 страниц, — где я описал молодые годы деда вплоть до 1924 года, до смерти Ленина.
— Вы были близки с ним?
— Конечно, это ведь мой дед, с ним связана значительная часть моей жизни, моя судьба, если хотите...
— Весной, когда Алексей Анатольевич Громыко, директор европейских программ вашего фонда, приезжал в Таллинн, начиная подготовительную работу к открытию Русского центра, мы с ним во время интервью вспоминали его деда, тоже министра иностранных дел СССР, которого в мире называли «господин НЕТ»...
— Молотов тоже имел такое прозвище. Андрей Громыко был дипломатом молотовской школы, его выдвиженцем.
— Наверное, было бы хорошо, если бы и последующие руководители страны умели говорить в случае необходимости «нет». Быть может, история повернулась бы иначе...
— Трудно сказать, что было бы лучше, что хуже. История, как известно, не знает сослагательного наклонения. Хотя я считаю, что, да, в дипломатии надо иметь позицию. Если ты не имеешь такой позиции или меняешь ее каждый день, то невозможно проводить дипломатическую линию. А она должна быть. А если уж она выбрана, то надо ее отстаивать с твердостью, как это делают все серьезные страны.
— В начале 90-х такой позиции, очевидно, не было. Мы помним, как приезжал в Таллинн Борис Ельцин, как прятали его от журналистов, как невнятен был тогдашний министр иностранных дел, тоже приезжавший тогда в Таллинн и выступавший перед русским населением.
— Да, я не уверен, что тогда у России была внешняя политика как таковая. Сейчас она появляется, я бы так сказал, она формируется. И создаются системы инструментов для защиты национальных интересов.
— Как вы оцениваете эстонско-российские отношения? Видите ли какие-то возможности для их улучшения? Для русскоязычного населения Эстонии это важно...
— Эстонское руководство однозначно ориентируется прежде всего на Вашингтон, а на Брюссель — уже во вторую очередь. И это во многом определяет заданность позиции. Всегда можно представить себе, какой будет реакция Эстонии на ту или иную международную ситуацию. Кстати, грузино-осетинские события все-таки показали в конце концов, что в Европе не любят людей, которые ставят Европу на грань большой войны. Поэтому очарование Саакашвили прошло, и я думаю, Вашингтон скоро отправит его на покой. Мавр сделал свое дело. Соединенные Штаты, как показывает практика, обычно не церемонятся со своими бывшими клиентами.
Что же касается возможностей улучшения отношений Эстонии и России, то они есть всегда, тем более, когда они находятся в столь низкой точке. В этом случае любое развитие отношений будет серьезным прорывом.
Я думаю, не только русские, но и многие эстонцы ждут нормализации отношений между нашими странами. Во всяком случае, в ухудшении, очевидно, никто не заинтересован, кроме тех внешних сил, которые привыкли действовать по принципу «разделяй и властвуй».
— Обычно всегда считалось, что большой бизнес представляет собой шею, которая поворачивает голову, то есть политику, в нужную ему сторону. Но у нас в Эстонии это не так. Большой эстонский бизнес хочет улучшения отношений с Россией, заинтересован в их позитивном развитии, а политики — нет...
— Это большая иллюзия — считать, что экономика первична. Так было написано в «Капитале», так утверждали советские учебники политэкономии периода капитализма. Если помните, там говорилось, что финансовый капитал рулит в капиталистических странах. Так думали, между прочим, и некоторые российские олигархи, которые сейчас находятся либо в изгнании, либо в тюрьме.
На самом деле, политика всегда первична, и национальный капитал обычно реализует интересы политической элиты. Это показывает история современного мира.
— Российский бизнес как-то заинтересован в Эстонии, как вы думаете?
— Ну, говорить о том, что существует большой экономический интерес у России в целом, было бы, наверное, значительным преувеличением. Но у кого-то из бизнесменов он, очевидно, есть. Есть интерес к Эстонии как к транзитной стране, стране портов.
Но вообще-то все сейчас будет зависеть от тенденций мировой экономики. Сейчас она оптимизма не внушает.
— И все-таки каков ваш взгляд на перспективы? Сколько, по-вашему, будет продолжаться кризис? Говорят, он теперь не только экономический, но в определенном смысле и мировоззренческий...
— То, что происходит сейчас, это, конечно, экономический кризис. Но он сопровождается тем, что рухнула вся мировая экономическая система, которая существовала до сих пор и базировалась на неолиберальном вашингтонском консенсусе, рухнула так же, как и символы этой системы — инвестиционные банки. Они просто прекратили свое существование. Это кризис, как писал недавно известный журналист Томас Фридман в «Вашингтон Пост», порожденный американским гением, который изобрел огромное количество отравленных финансовых инструментов. И это правда, конечно. Истоки кризиса там, в США. И я думаю, выход из кризиса будет в огромной степени зависеть от Соединенных Штатов. Потому что именно от Америки в значительной мере зависит мировой спрос. Этот спрос падает, и поэтому по цепочке кризис дотянулся уже до каждого. И сколько будет продолжаться спад в Соединенных Штатах, сказать сейчас никто не может. Поскольку ни Бушем, ни Обамой не предложены какие-либо рецепты выхода из кризиса, кроме того, чтобы включить печатный станок. Я думаю, весь 2009 год пройдет под знаком кризиса. Будет ли найден выход в 2010 году?
Я не вижу, как Америка может вернуться на путь роста. Но обнадеживает то, например, что Китай сейчас предпринимает активные антикризисные меры, прежде всего запуская внутренние источники спроса с тем, чтобы переключить свой огромный экспортный потенциал внутрь страны и тем самым поддержать экономический рост.
— А Россия?
— Россия тоже проводит ряд антикризисных мероприятий. В этом году кризис, конечно, сильно скажется на экономике. Рост ВВП будет не 8,5%, как ожидалось, а только 6,5%. А в будущем году — не больше 3%. Но общего спада в России не должно быть. Есть спад в определенных отраслях промышленности, например, в металлургии, поскольку она в огромной степени работала на Европу, на Америку, которые сейчас ничего не покупают. Но в целом финансовые ресурсы у государства сейчас большие, накоплены немалые резервы.
— Кстати, если уж вы говорите, что кризис дойдет до каждого, а в этом трудно сомневаться, то позвольте задать вопрос, который, несомненно, интересует многих наших читателей. Что будет с пенсионными выплатами? В Эстонии немало людей, которые получают российскую пенсию. Многие напуганы дефолтом 98-го года...
— Пенсионные выплаты будут идти в положенные сроки. И будут индексироваться с поправкой на инфляцию. Но многое будет зависеть от курса рубля, от того, как он будет соотноситься с обменным курсом эстонской кроны. Сейчас она, как известно, привязана к евро. А евро относительно рубля скорей растет. То есть это может вызвать эффект через известную девальвацию рубля. Но дефолта в России, конечно, не будет.
Пока еще последствий кризиса нет. Никакие бюджетные статьи не сокращались. Наоборот, бюджет оказался не выбранным полностью.
— Хочу вернуть вас к Русскому миру, Вячеслав Алексеевич. Каким вам видится будущее Русского рассеяния? Возможно ли, на ваш взгляд, объединение? В каком виде?
— Я не думаю, что Русское рассеяние когда-нибудь объединится. Русский мир очень расколот. Есть даже такая поговорка: когда русские оказываются за рубежами своей Родины, они строят два храма, в один они ходят, в другом не бывают никогда. Разные поколения русской эмиграции плохо общаются друг с другом. Хотя какие-то признаки объединения в последние годы появились. То же воссоединение Церквей — событие, безусловно, историческое. Оно превращает — впервые! — Русскую православную Церковь во вселенский феномен.
Но это, конечно, не исчерпывает всего Русского мира. Он не только православный, он в нашем понимании многонационален, многоконфессионален, он может даже не говорить по-русски. Мы нашли, например, очень энергичную и влиятельную русскую общину в Парагвае. Предки ее, именно русские в свое время создали или были очень причастны к созданию государственности Парагвая, его науки, армии. Нынешние потомки уже не говорят по-русски, но считают себя русскими, ходят в православную церковь. И так во многих частях мира.
— Словом, будущее покажет?
— Конечно...
