События последних недель явились отличной иллюстрацией к теме двойных стандартов в Эстонии. С одной стороны, Государственная прокуратура начала производство по уголовному делу в отношении АО Delfi, которое опубликовало на своем портале частную переписку «дозоровцев» Максима Ревы и Александра Коробова. Из эстонских СМИ на это отреагировало только ERR. С другой стороны, высшие чины государства выступили с резким осуждением нарушения тайны переписки. Но не по поводу публикации Delfi, а по поводу переписки эстонского еврочиновника, найденной у центристов.

Двойные стандарты были настолько наглядными, что редактор электронной версии «День за днем» Олеся Лагашина даже воскликнула: «Когда Ансип начнет заступаться за «Ночной дозор»?» Конфликт между кривой рожей и ее отражением в зеркале был представлен во всей красе

.

Шаманские заклинания эстонских высших чинов про «демократия в опасности» выявили также то, на что мало кто обратил внимание – чины вообще плохо понимают, о чем говорят. Вот, например, фрагмент интервью Ансипа BNS: «Без приватности нет свободы. Нарушение свободы сообщений является тяжким нарушением свободы личности, она подрывает устои нашего общества и государственного строя. Я категорически осуждаю такие действия».

- А теперь, Ансип, выйди к доске и объясни классу, что такое «свобода сообщений».
- Я учил...

«То, что из бывших комсомольцев получаются никудышные демократы (и цепкие бизнесмены) – общеизвестно.»

И заявление Ансипа – очередное тому подтверждение. Ибо такой вещи, как «свобода сообщений» - не существует.

Что такое тайна – это...

Существует «тайна переписки (корреспонденции, связи)». «Тайна» - юридическая категория (тайна исповеди, тайна усыновления, государственная тайна и т.п.), форма информационного запрета, оппозиционная «свободе» - так же, как «право» оппозиционно «обязанности». Оппозиции эти всегда выстраиваются вокруг «ценностей».

Как и со многими другими демократическими ценностями, с тайной переписки в «демократической» Эстонии беда. Хотя бы потому, что нет самой дефиниции этой тайны. Есть «почтовая тайна» в Законе о почте, имеющая лишь касательное отношение к тайне переписки, и есть длинные рассуждения в Законе о защите личных данных. Небесполезные, надо сказать, рассуждения, но пользоваться ими поставили кучку дармоедов из Инспекции по защите данных, и апеллировать к ним без толку – говорю на основе богатого личного опыта.

Зато описание сути запрета (тайны) есть в ФЗ РФ «О почтовой связи»: согласно этому закону информация о почтовых отправлениях, телефонных переговорах, телеграфных и иных сообщениях, а также сами эти отправления (сообщения) могут выдаваться только отправителям и адресатам. Задержка, осмотр и выемка почтовых отправлений и документальной корреспонденции, прослушивание телефонных переговоров и ознакомление с сообщениями электросвязи, а также иные ограничения тайны связи допускаются только на основании судебного решения.

«Тайна переписки – одна из самых динамично развивающихся демократических категорий; динамика ее развития прежде всего продиктована развитием техники и информационных технологий.»

«Доиндустриальный» подход к рассмотрению жалобы Максима Ревы попытался продемонстрировать окружной прокурор Райнер Амур; с его точки зрения «АО Delfi было бы ответственным в том случае, если бы письмо Максима Ревы, которое было адресовано Александру Коробову, попало бы до получения его Коробовым во владение АО Delfi и было бы опубликовано». В жалобе, составленной мной в Государственную прокуратуру, мне пришлось указать, что электрон движется со скоростью 300 000 км/сек, и за это время «попасть во владение» АО Delfi и еще и быть опубликованным электронное письмо никак не могло...

Помимо этого, в проблематике тайны переписки, как на оживленном перекрестке, сошлись проблемы разделения частного и публичного, авторского права, частной розыскной деятельности, защиты личных данных, регулирования деятельности СМИ, и т.д. и т.п. Причем все это в глобальном масштабе – достаточно привести в пример лишь один феномен WikiLeaks.

Отделить частное от публичного

WikiLeaks поставил перед миром совсем новую проблему и дал ей свое оригинальное прочтение: если «государственная тайна» создана на деньги народа, то правом на эту информацию народ обладает в большей степени, чем государство. От себя добавлю, что до понятия «народная тайна» еще никто не додумался; да, если следовать логике WikiLeaks, то американцы имеют право знать, о чем пишут их дипломаты, но почему об этом должны узнавать латыши? Недаром американские прокуроры примеряли к Ассанжу именно Акт о шпионаже.

«Следует отметить, что к частным данным WikiLeaks относится с гораздо большим пиететом, чем к публичным»

– из крупных «частных» скандалов можно привести лишь публикацию банковских данных, слитых одним швейцарским банкиром, и то эти данные прошли предварительную «обработку» и были опубликованы лишь те из них, которые явно «дурно пахнут». Кстати, некоторые государственные службы проявили к этим данным интерес, и WikiLeaks официально передал их.

Но в любом случае WikiLeaks четко обозначил проблему отделения частного от публичного. Проблему, которую в Эстонии в упор видеть не хотят. Оправдываясь в интервью ERR, главный редактор Delfi Урмо Соонвальд заявил: «В лице опубликованной переписки (так в оригинале – прим. авт.) не может быть речи о нарушении частного права лиц, переписка не была частной, а также отсутствовала отметка о том, что речь идет о сообщении, содержащем конфиденциальную информацию». Интересно, если переписка между Ревой и Коробовым не была частной, то какой же она была?

И совсем другой подход – к обнаруженной у центристов переписке еврочиновника, которая вдруг стала «частной». Тут, кстати, еще надо разбираться, но у американцев есть на этот счет четкий стандарт – если отправлено в рабочее время и с рабочего компьютера, то – не частная.

Применительно к электронной почте нарушение тайны переписки может быть, по всей видимости, трех видов: перехват сообщений, взлом почтовых ящиков (в терминологии ФЗ – «выемка») и обнародование их содержимого. Время самой «переписки», то есть прохождения сообщения от отправителя до адресата, сократилось до секунд, перлюстрация в классическом виде перестает быть, зато актуализируется проблема сохранности почтового ящика. В моем, например, во «входящих» больше 5000 писем и больше 3000 – отправленных. Последний – вообще отдельный challenge для «тайны переписки», так как в XIX веке использование выражения «хранилище для отправленных сообщений» явно обеспечило бы мне место в психушке...

Журналистика – отдельный разговор

Отдельный вопрос, который встает в случае с центристами – является ли наказуемым владение чужой перепиской? Пресса уже разобралась, что переписку им принесли – сами они никаких противоправных действий не совершали. Кроме того, что не донесли об этом «куда надо». АО Delfi же, наоборот, действие совершило – опубликовало переписку. И должно быть за это наказано. Если, конечно, полиция доверяет авторитету Ильвеса и Ансипа...

«Главный же вопрос – а когда «тайна переписки» может быть нарушена? Ибо абсолютных прав и свобод, равно как и «тайн», не существует.»

Российский закон, как мы видели, отводит это в компетенцию суда. Эстонский закон не говорит вообще ничего, но описывает условия, при которых личные данные могут быть обнародованы без согласия их правообладателя. Это может быть сделано «с журналистскими целями», если для этого есть «перевешивающий публичный интерес и это находится в соответствии с принципами журналистской этики».

Все три критерия по своей определенности сравнимы с кофейной гущей. Запись в Facebook делается мной с «журналистскими целями» или нет? Я – очевидный редактор своего «боевого листка», а мои friends – читатели. «Журналистская этика» в Эстонии – вообще загадка. «Кодекс журналистской этики», ссылки на который постоянно всплывают в СМИ – корпоративный документ. Причем, как я недавно выяснил, корпорация, которая его приняла – не Союз журналистов, а... Союз газет. Союз журналистов оперирует своим, международным документом, и совершенно не склонен петь осанну «Кодексу журналистской этики», который составили для журналистов... их работодатели.

Кстати, «Кодекс журналистской этики» действительно достоин нареканий и прямо противоречит закону. В частности, вместо «публичного интереса» он оперирует «интересом публики», что совсем не одно и то же: «публичный интерес» - это не интерес публики, а интерес к публичным ценностям. Но это тема, достойная отдельного разговора.