Олег Басилашвили: "Я - воспитанник мхатовской школы. Если не жить на сцене, а отрабатывать номер, получится шлягер. Мне же по душе академические жанры, серьезный, основательный подход к делу"

Завершившиеся накануне в Москве гастроли БДТ имени Товстоногова словно подвели черту под растянувшимся почти на год празднованием 90-летия прославленного театра. Финальным аккордом гастролей стало чествование Олега Басилашвили, которому 26 сентября исполнилось семьдесят пять лет. Как и положено настоящему актеру, этот вечер Олег Валерианович провел на сцене, где три часа играл роль великого Нильса Бора в спектакле "Копенгаген".

- Надо полагать, всегда предпочитали длинные дистанции, Олег Валерианович? Как полвека назад пришли в БДТ, так и служите здесь, не сходите с трассы.

- Врать не буду: в 59-м и не предполагал, что задержусь тут столь надолго. Обстоятельства подобным образом сложились, в чем нет ни малейшей моей заслуги.

- Не скажите... Мало кому дано не сбить дыхания и выдержать марафон.

- Проще всего отшутиться, сославшись на банальную лень как черту характера. Дескать, неохота было заниматься сменой одного театра на другой, хлопотное это дело, суетное. Но истинная причина постоянства в ином: я работал у Товстоногова, именно ему обязан актерской карьерой, при нем БДТ стал лучшим драмтеатром страны. Не видел я резона сниматься с места. Да, меня постоянно тянуло в Москву, в которой родился и вырос, но уход от Георгия Александровича означал бы самоубийство. Потом Товстоногов заболел, оставить театр в такой момент я не счел возможным по этическим мотивам. Существуют ведь определенные обязательства перед коллегами, зрителями, репертуаром... Сейчас БДТ руководит Темур Чхеидзе, яркий и самобытный режиссер. Он совершенно не похож на Товстоногова, но работать с ним чрезвычайно интересно. Георгий Александрович еще в начале 90-х приглашал Темура Нодаровича ставить "Коварство и любовь" Шиллера. С тех пор он прижился в театре, артисты с ним породнились. Когда умер Кирилл Лавров, именно Чхеидзе предложили возглавить труппу. Это вытекало из логики жизни.

- И именно новый худрук выпустил спектакль "Дядюшкин сон", роль Князя К. в котором принесла вам "Золотую маску". Первую в карьере.

- Честно говоря, поначалу не понимал, как это играть, с какой стороны подступаться. Темур Нодарович помог разобраться, что к чему. Достоевский - трудный для меня автор...

- Не ваш?

- А Чехов мой? Вроде бы хорошо сыграл Прозорова в "Трех сестрах", роль Войницкого в "Дяде Ване" одно время была любимой у меня. Казалось, с Антоном Павловичем успех мне гарантирован. А потом случился оглушительный провал с Гаевым в "Вишневом саде". Нет, в глаза никто не сказал дурного слова, но я-то знаю: работа не получилась. Так что деление на своих и чужих весьма условно.

- Но Шекспира вы ведь откровенно не жалуете, Олег Валерианович.

- Глупо спорить, это великий писатель с массой предвидений и прозрений. Однако для меня важнее подтекст, второй слой, скрытый за словесной оберткой. Не сказанное, а прочитанное между строк. Не люблю, когда разжевывают, предпочитаю догадываться. Шекспир же зачастую буквален, строй его языка архаичен. Да, темы порой замечательные, а вот избранная форма и манера исполнения...

- Не Булгаков, словом.

- Не сравниваю величины, но Михаил Афанасьевич мне куда интереснее и ближе, это факт.

- Поэтому и за роль Воланда взялись без колебаний?

- Почему я должен был сомневаться?

- Не самый обычный персонаж, согласитесь.

- Что в нем особенного? Нормальный человек. Правда, прожил несколько тысяч лет, только и всего. Ну, еще обладает способностями, недоступными остальным. Никакого отношения к Сатане Воланд не имеет. Он лишь карает людей за зло. А Иешуа борется за добро. По сути, это две стороны одной медали.

- Но многие ваши коллеги с опаской относятся и к роману Булгакова, и к его героям.

- На мой взгляд, тут больше самопиара. Повторяю, ничего зловещего в фигуре Воланда не вижу. Он очень одинок. Тяжело жить, постоянно наблюдая человеческую подлость, глупость, алчность...

- И вам это мешает?

- Да, только век мой в сотни раз короче, чем у Воланда. Впрочем, из сказанного не следует, будто вокруг все плохо. Никогда не забуду бесед с тем же Георгием Товстоноговым, Виктором Конецким, его тезкой и коллегой по писательскому цеху Астафьевым, к которому ездил в Овсянку. Оказалось, мы на многое смотрели одинаково.

- Например?

- Скажем, на леность, присущую нашему народу, на его нежелание принимать подлинное участие в судьбе страны. Когда я об этом только думал, Астафьев уже открыто говорил и писал, за что в какой-то момент даже лишился персональной надбавки к пенсии. Так Виктора Петровича наказывали за свободомыслие. Вернее, воображали, будто наказывают...

- Не пожалели, Олег Валерианович, что столько времени и сил потратили на политику?

- Считал это долгом. Вспомните, что происходило на рубеже 90-х годов. Советский Союз был обречен, но угроза распада висела и над Россией. Требовались решительные шаги, реальные перемены. Я не мог стоять в стороне, активно включился в депутатскую работу. Другой вопрос, как позже распорядились одержанной тогда победой. Но это происходило уже без моего участия. Все-таки я никогда не пересекал грань, не менял профессию, всегда оставался артистом.

- Хотя, наверное, могли пойти по стопам деда-архитектора?

- Едва ли. Такая мысль меня не посещала. А вот дедушка строил много, это правда. Сергей Ильинский не был великим зодчим, скорее крепким профессионалом. Типичный разночинец, выходец из поповской семьи. Обожал живопись, неплохо рисовал, окончил училище с большой серебряной медалью, возводил в Москве доходные дома, храмы... Большинство зданий уже разрушено, но кое-что сохранилось до сих пор.

- Правда, будто второй ваш предок, чью фамилию носите, владел крупными земельными наделами в Грузии?

- Смотря с чем сравнивать. Да, у него была кое-какая земля. До поры, пока не пришла советская власть и не объяснила, мол, надо делиться с теми, у кого ничего нет. Дед махнул рукой: "Забирайте все!" Оставил себе лишь участок с домом, в котором родился мой отец. Я приезжал в те места несколько лет назад. Мне даже предлагали отстроиться заново, обещали помочь. Наше родовое село Карби находится на границе с Южной Осетией, в августе прошлого года ему крепко досталось от российской артиллерии и авиации...

- Еще говорят, дедушка Басилашвили арестовывал будущего вождя народов Сталина, когда тот был еще тифлисской шпаной.

- Эту историю выдумал мой отец. Он слыл большим шутником. Всерьез утверждал, будто Москву основал грузинский князь Гюрги Хармдзелидзе, которого позже якобы переименовали на славянский манер. Хармдзелидзе ведь переводится как Длиннорукий...

- И ваша попытка покушения на Василия Сталина тоже плод воображения?

- Меня едва не обвинили в том, чего и не думал совершать! Но этого вполне хватило бы, чтобы сесть в ГУЛАГ. Зимой 1952 года мы с товарищем вступились в метро за девушек-контролеров, которым хамили два пьяных мужика. На беду, это оказались чекисты. Они отобрали у нас с Юркой паспорта и под дулом пистолета повели в ближайший околоток. Там составили бы протокол, обвинив в подготовке теракта против советских руководителей, и - пиши пропало. Могли даже шлепнуть на месте. При попытке побега. К счастью, по дороге нам встретился начальник тех гэбистов, он понял ситуацию и пожалел пацанов. Отпустил, словом. Мы бежали по ночной Москве так, что пятки сверкали. Надолго я запомнил ту историю!

- Когда вам в последний раз было по-настоящему страшно?

- В марте 91-го. На Манежной площади тогда собралось полмиллиона народу, а окружение Горбачева науськивало его силой разогнать митинг. Крови пролилось бы море! Мы не допустили этого и опять-таки под дулами увели людей от Кремля. Неприятное, скажу вам, чувство, когда в тебя целятся из автоматов... Все, с тех пор страха почти не испытывал. Видимо, выбрал свою норму. Впрочем, и в 91-м больше боялся, что пострадают безвинные.

- Одни позволяют себе смалодушничать, другие - нет. У каждого из нас, как у вашего Бузыкина из "Осеннего марафона", есть свои нерукопожатные персонажи, но многие ли способны проявить принципиальность в нужный момент?

- Без хвастовства скажу: устоял, хотя психологически шаг дался мне непросто. Все вокруг тянули к тому типу руки, я же демонстративно не подал. Подозреваю, ему было глубоко наплевать на мой демарш, но я ведь делал это для себя. Пошел на принцип... Вспоминаю и другую ситуацию. В декабре 94-го мне собирались вручать в Кремле орден. Уже опубликовали указ, официально все объявили. А за неделю до этого началась война в Чечне. И я стал размышлять: может, прямо на церемонии сказать Ельцину, что думаю о происходящем, и отказаться от награды? Не успел принять для себя решение, как раздался телефонный звонок, и помощник Бориса Николаевича произнес: "Если захотите обратиться к президенту, то, пожалуйста, после". Словно мысли мои прочел!

- Промолчали в ответ?

- Что тут скажешь? Человек продемонстрировал поразительное чутье, мигом перехватив инициативу!

- Для того и учили!

- Фронда должна быть конструктивной. Глупо попусту трепать языком. Если уж решил не брать орден, иди до конца. Вот только до какого?

- Кстати, о языке. Ваша мама ведь занималась составлением пушкинского словаря?

- Участвовала в редактировании первого тома, написала ряд статей для трех остальных. Многолетний тяжелый труд...

- К чему веду? Язык Александра Сергеевича может в скором времени серьезно измениться, если пройдут предложения упростить правописание и разрешить "плавающие" ударения.

- Идеи подобных нововведений время от времени возникают. И мама с коллегами когда-то ратовала за реформу орфографии, предполагавшую отказ от большего числа исключений из правил, коих в русском языке пруд пруди. Вот почему мы пишем "заяц", а говорим иначе? Если бы удалось изменить начертание слов на бумаге, школьникам стало бы намного легче учиться, исчезла бы путаница.

- Как слышится, так и пишется?

- Ну да! Но тогда, полвека назад, на реформаторов обрушились с жесткой критикой. Для мамы все закончилось больницей и инфарктом... Ясно одно: в лингвистике руководящей директивой ничего изменить нельзя. Точки расставит время. А оно летит очень быстро! Вдруг поймал себя на мысли, что Ксения, младшая дочь, недавно родившая мне внучку, не видела моих главных театральных ролей. Ни "Дядю Ваню", ни "Ревизора", ни "Пиквикский клуб". Мала была, когда играл. Боюсь, внучка, которой сейчас семь месяцев, может и вовсе не запомнить деда на сцене.

- Как зовут кроху?

- Мариника. Дочка хотела Марию, муж - Нику. Получилась Мариника. А я, признаться, называю ее Никитой.

- Вот подрастет и скажет соседям по зрительному залу: "Это играет мой дедушка". Чем не соблазнительная картинка, Олег Валерианович?

- Вашими устами да мед бы пить! Пока Никита ничего не говорит. Вот через годик, наверное, уже станет узнавать деда на телеэкране.

- По старым работам?

- Есть и новые. Вот сыграл члена политбюро брежневского ЦК в сериале "Вербное воскресенье". Еще снялся в картине "Марево" о молодых годах Гоголя. Правда, фильм почему-то никак не дойдет до экрана. Имеются и другие интересные предложения, о которых пока говорить рано, сначала надо пройти пробы.

- Сомневаетесь в себе?

- Знаете, сколько раз меня не утверждали на роли? Со счета сбиться можно! Гайдай активно зазывал в "12 стульев", настаивал, чтобы к съемкам сбросил лишний вес. Я разработал специальную диету и за два месяца похудел на тридцать килограммов, но Остапа сыграл Гомиашвили. Я должен был сниматься у Хейфица в "Ионыче". Фильм переименовали "В городе С." и пригласили на главную роль Папанова. Помню, не удержался, позвонил режиссеру и сказал, мол, теперь картина точно провалится. Удивительно, но оказался прав. А сколько было историй, когда и меня не брали, и кино удавалось? В театре мы четыре года играем "Квартет". Думал, спектакль станет моим прощанием со сценой. У Кирилла Лаврова так и произошло, "Квартет" оказался его лебединой песней. А у меня появился "Дядюшкин сон". Недавно прислали еще две пьесы. В принципе материал любопытный, с ним можно работать.

- Чхеидзе показывали?

- Пока нет, но продюсер настаивает! Марк готов вложить деньги в постановку на сцене БДТ с правом трижды в год организовывать коммерческие гастроли. Собственно, как и с "Квартетом".

- Наверное, хорошо знакомую роль можно играть на автопилоте, так сказать, на классе, мастерстве?

- Нет! Категорически! Подобно Лелику Табакову, я - воспитанник мхатовской школы. Если не жить на сцене, а отрабатывать номер, получится шлягер. Мне же по душе академические жанры, серьезный, основательный подход к делу. Когда собирался сниматься в фильме "Противостояние", специально два года стажировался в розыске, изучал работу сыщиков. Это, на мой взгляд, и есть профессиональное отношение.

- Так, наверное, и положено марафонцу.

- Ему важно силы рассчитать на всю дистанцию, второго дыхания дождаться. Впрочем, рассуждаю об этом вполне дилетантски. Какой из меня бегун?

- Осенний.

- Если только... Хотя на самом деле я больше лето люблю.

Санкт-Петербург - Москва