Встречаясь с учениками 9-го класса Кохтла-Ярвеской русской гимназии, я спросил, кто из них сможет в следующем году слушать основные предметы на эстонском языке. В ответ поднялось четыре руки. На вопрос, кто этого хочет, естественно, не поднялось ни одной. Здравомыслящий человек не предпочтет ведь иноязычное обучение родному. К этому может привести только позитивная мотивация или острая необходимость.

Заставляя молодых людей, которые в 9-м классе не знают эстонского даже на уровень В1 (т.е. понимания беседы на повседневные темы) учить гимназические предметы на эстонском языке, правительство признает, что провалилось с созданием позитивной мотивации. А таких молодых людей тысячи, поскольку средняя оценка за выпускной экзамен по эстонскому языку в 2011 году в 36 русскоязычных школах составляла менее 60 баллов. К сожалению, это реальность, которую не изменят рассуждения о том, кто в этом виноват.

И если родители таких детей борются за сохранение русскоязычных гимназий в Эстонии, нет смысла искать чью-то волосатую руку. Естественное желание каждого родителя – чтобы ребенок получил то образование, которое он способен понять.

Министерство образования считает, что таким образом иноязычный молодой человек станет конкурентоспособным на эстонском рынке труда и образования. Исследования показывают, что русскоязычные жители получают значительно меньшую зарплату даже в том случае, если все остальные данные (образование, знание языка, гражданство) у них с эстонцами равные. А хорошо говорящий по-русски гражданин Эстонии на государственной службе кажется особенно подозрительным. «Как волка ни корми, он все в лес смотрит – эта убежденность глубоко засела и в некоторых работодателях, и в высокопоставленных политиках.

Не только нехватка хороших учебников, учителей или методик, а именно отсутствие мотивации – основная причина того, почему за двадцать лет независимости уровень владения эстонским языком среди русской молодежи не улучшился. Правящая коалиция взяла курс на то, чтобы сделать владение эстонским в Эстонии остро необходимым. Об этом говорит и высказывание министра юстиции в парламенте о том, что он не видит никаких причин для того, чтобы переводить эстонские законы на русский язык, и отказ правительства поддержать законопроект социал-демократов о добавлении русскоязычной (и англоязычной) инструкции к лекарствам, продающимся в Эстонии.

Почему соцдемы против такой политики и говорят об интеграции в существенном значении этого слова? Почему мы видим путь к выучиванию эстонского языка именно в улучшении мотивации обучения в детсаду и основной школе, а не в принудительном обучении в гимназии? Из абстрактного гуманизма, страха перед Россией или же желания перебить на выборах голоса у Центристской партии?

Нет, мы все убеждены, что нынешняя политика дает результат, противоположный желаемому, т.е. она вредна и опасна именно для Эстонии и самих эстонцев. Во многих школах возникают потемкинские деревни, где за эстоноязычным фасадом скрывается преподавание предметов на русском языке. Как признаются латышские коллеги, именно к такому результату привела их школьная реформа. Тем самым школьников учат, что государство необходимо обманывать, а школа является местом, где учат лицемерить.

Что касается происходящего там обучения языку, лучше, чем Ханнес Тамъярв, вряд ли кто-то сможет сказать: «Если нас чему-то заставляют учиться, то эта учеба превращается в одну вечную вражду. И результат – когда как, иногда скверный, иногда нулевой. Но хуже всего, что иногда со знаком «минус», поскольку противостояние этой теме возникает быстро». Это означает, что, если владение языком и улучшится, этому может сопутствовать гнев против эстонского языка и эстонского государства. По крайней мере, у поколения, на котором испытают реформу, сломав их судьбу через колено.

По данным недавнего исследования интеграции, у нас возникла значительная группа (14%, самые молодые) русских, которые знают эстонский язык лучше среднего, но и к Эстонии относятся более враждебно. «Пусть убираются туда, где можно прожить без эстонского языка!» - скажет на это обычный эстонец. И наиболее способная часть уезжает (вместе с наиболее способными эстонцами). Но тем, кто менее способен, некуда ехать (они же тут родились!), и они остаются, с фигой в кармане, ждать более далеких от нас в этническом и религиозном смысле мигрантов, которые будут притекать на опустевший рынок труда.

Подлинным результатом отношения «пусть убираются» стало то, что между двумя переписями число эстонцев в Эстонии уменьшилось больше (40 500), чем число русских (30 000), т.е. не принесло никакого результата. Гораздо более беспокоит тот факт, что за 20 лет независимости число лиц с российским гражданством в Эстонии выросло и достигло 100 000. В Эстонии граждан России пропорционально больше, чем в любом другой стране мира. Выходит, что, опасаясь пятой колонны («волк в лес смотрит»), мы сами ее создаем.

Что следует сделать иначе, чтобы увеличить число русских, лояльных к Эстонии, желающих получить эстонское гражданство и владеющих эстонским языком?

Прежде всего, следует сделать обучение эстонскому языку бесплатным для каждого желающего, как это принято, например, в Скандинавии. Необходимо прекратить относиться к гражданству как к «высшей награде Эстонской Республики», т.е. почти навстречу каждому, кто изъявил свою добрую волю, и стимулировать такое желание.

Это могло бы означать, например, отмену требования о сдаче письменного экзамена от людей, кому за 65 (а не за 82, как сейчас!), возможность сдавать экзамен по конституции на родном языке (важно ведь содержание!) и, может быть, предоставление гражданства тем, чьи дети, приобрели эстонское гражданство. Индрек Тедер и Рейн Таагепера сделали еще несколько предложений на эту тему, которые все натолкнулись на противодействие правящей коалиции, которую, кажется, мучит страх, что каждый иноязычный гражданин Эстонии даст лишний голос Центристской партии.

Было бы глупостью вводить какие-то национальные квоты на общественной службе, но нынешняя ситуация, при которой даже уполномоченному по равноправию не остается ничего иного, кроме как обвинить МИД в дискриминации по национальному признаку, выявившейся при отборе кадров, неразумна. (В центральном аппарате МИДа лишь у 3% работников можно «заподозрить» неэстонское происхождение, а в Госканцелярии этот процент ниже двух!). Социологи назвали это «феноменом стеклянного потолка», который мешает нашим инородцам подняться по карьерной лестнице. К сожалению, такая ситуация, как и анализ всего нашего законодательства и его применения, с точки зрения национальной политики никого не волнует. Крайне необходимо было бы восстановить должность министра по делам народонаселения вместо с его бюро в Ида-Вирумаа, хотя бы для того, чтобы и у «них» был свой министр.

Обмен группами учеников между Ида-Вирумаа и Центральной Эстонией, к сожалению позабыт. Стажировка русских педагогов в эстонских школах (и наоборот) оказалась лишь одноразовым экспериментом. Серьезное укоренение эстоноязычного гимназического обучения означало бы для иноязычных учеников не только создание учебной литературы, которой сейчас практически не существует, но и создание различных учебных групп, использование помощников учителей.

Нарве нужен отдельный план развития, который поддерживался бы на государственном уровне. Третий по величине город Эстонии с точки зрения социокультурной инфраструктуры стал похож на вымирающий монофункциональный поселок.

Социальный взрыв при сохранении такой тенденции неизбежен. Нарва – не Эстония, и не Россиия, а Советской Союз, так охарактеризовал этот город один петербургский социолог, исследовавший ее население прошлым летом.

Для положительного развития эстонской политической элите нужна смелость взглянуть правде в глаза и признать, что наше географическое месторасположение и национальный состав – это неизбежность, которая нам не по зубам. Следовательно, нет смысла дольше переживать ее и демонстрировать миру как ужасное несчастье. С этим следует смириться и увидеть в этом нашу возможность.

Эстония могла бы стать необходимым и компетентным плацдармом для ЕС и НАТО, искренне нуждающихся в экономической интеграции и стратегическом партнерстве с Россией. С внутриполитической точки зрения это означало бы, прежде всего, признание того, что восстановление русской интеллигенции полезно и важно для Эстонии.

Но именно к вытеснению этой социальной группы (на Запад!) мы особенно приложили руку. Помимо отстранения от государственных должностей и уничтожения высшего образования, почти ликвидированы русскоязычные СМИ. А это означает рабочие места для образованных людей! Даже такими учреждениями, как Русский театр и Радио 4 у нас годами почему-то руководят эстонцы (ну да, за «волком» же надо присматривать…) Наряду с изменением менталитета на такую интеграционную программу понадобятся, конечно, и деньги. Но если подумать совершенно спокойно, от кого или за кого мы обороняемся, и вложить, к примеру, 5% от расходов на оборону (примерно 18 миллионов евро в год в «ослабление пятой колонны»? Это антигосударственное мышление?

И наконец – поскольку я, будучи членом Рийгикогу, более в курсе происходящего в Ида-Вирумаа, я был сподвигнут выступить с данными рассуждениями именно отношением эстонцев из Ида-Вирумаа. Там, где эстонцы находятся в меньшинстве, а эстонский язык местами изгнан, можно было бы предполагать особую напряженность и желание отомстить.

На самом деле, напротив: эстонец из Вирумаа относится к национальному вопросу прагматично и позитивно. Он ежедневно видит вокруг себя русских и понимает, что к ним необходимо подходить по-особому. Именно в Ида-Вирумаа на самом деле пришли к пониманию тревог и страхов другого. В остальной Эстонии продолжается безответственное в отношении судьбы народа и государства, запугивание «русской картой». Может, стоит сделать из «русской карты» козырь?