А.Вильборг и Р.Голике
А.Вильборг и Р.Голике

Тройка, семерка… Дама!

На моей книжной полке стоит некогда откопанное на книжном развале роскошное издание «Пиковой дамы» Товарищества Р.Голике и А.Вильборг в Петрограде. Товарищество было основано в 1903 году в Санкт-Петербурге путем слияния типолитографии статского и коммерции советника Романа Романовича Голике и фотоцинкографии потомственного почетного гражданина Артура Ивановича Вильборга.

Товарищество быстро получило статус Поставщика Двора Его Императорского Величества. В 1918 году «Товарищество» было национализировано и получило название «15-я государственная типография».

Однако вернемся к «Пиковой даме». Первое издание (1911) Считается лучшим дореволюционным изданием повести и вообще значительным событием русской художественной жизни. Мой экземпляр 1917 года несколько скромнее. И все же он отпечатан на дорогой бумаге верже (франц. verge — полосатая) с видимой на просвет, сеткой из резких полос (вержеров), пересеченных под прямым углом частыми, близко расположенными полосами понтюзо (франц. pontuseaux), имеет слегка потрепанную издательскую картонажную обложку, форзац из узорной цветной бумаги и роскошный фигурный обрез. Главы отделены друг от друга шмуцтитулами (нем. Schmutztitel — «грязное заглавие») с цветными вклейками, текст окаймлен орнаментальной рамкой и снабжен акцидентным набором — заставками и концовками. Но главная фишка — сюжетные иллюстрации Александра Бенуа, делающие книгу настоящим произведением искусства.


Надгробие на могиле А.В.Суворова. «Здесь лежит Суворов»

А.Бенуа. Игра

Наиболее авторитетные исследователи текста отмечают смысловую многоплановость литературной композиции «Пиковой дамы», притом, что в ее основе лежит, как говорили во времена Пушкина анекдот о графине Наталье Петровне Голициной, которая выручила проигравшегося в карты внука, назвав ему три верные карты, назначенные ей некогда в Париже графом Сен-Жерменом. Внук поставил на три карты и отыгрался. «Дальнейшее развитие повести все вымышлено», — читаем в комментариях, да так ли это?

Повторимся, повесть многоплановая, но первое, что бросается в глаза — отсутствие имен у ключевых персонажей. Нет имени у конногвардейца Нарумова, игроков Сурина, Чаплицкого и Чекалинского, а также у главного персонажа повести — Германна. (Ау, любители писать Таллин с одним «н» по правилам русского языка!) Словно спохватившись, Пушкин наделяет именем игрока Томского. Однако нужно быть внимательным читателем, чтобы сходу соединить имя князя Павла Александровича с фамилией Томский. У старухи графини Анны Федотовны и ее воспитанницы Лизаветы Ивановны есть имена, но нет фамилий.

Это тем более странно, что Нарумов и Сурин упомянуты в завязке повести, а славный Чекалинский — ключевая фигура в развязке. Не менее странно и то обстоятельство, что Лизавета Ивановна в сохранившемся наброске повести имеет полное имя — Шарлота Миллер, четвертая дочь обрусевшего немца, обанкротившегося купца второй гильдии. Герман (в наброске это пока еще имя героя и пишется оно с одним «н») живет с Шарлотой в одном дворе. «И скоро они полюбили друг друга, как только немцы могут еще любить в наше время», — замечает Пушкин. В третьем сохранившемся наброске повести Чекалинский, видимо, приняв первую весьма крупную ставку Германна, интересуется у Нарумова, как зовут его приятеля.

Объяснения феномену безымянства в «Пиковой даме», т.е. непонятке номер один — нет ни у одного из комментаторов. У меня, его тоже нет.

Во что играют у конногвардейца Нарумова, объяснять современникам Пушкина не было нужды. Для современного читателя сделаем исключение. За столом у Нарумова играют в фаро или фараон. Другие названия игры — штосс, если играют двое, или банк (банк-стол, банчок) если играют несколько человек. Чекалинский и Германн в финале повести играют вдвоем, следовательно, они играют в штосс.

А.Бенуа. Герман и графиня
А.Бенуа. Герман и графиня

Из распространенных в XIX веке коммерческих игр штосс — наиболее тупая. В ней от игрока, если, конечно, он не шулер, не требуется ни умения, ни умственного напряжения. Играют двумя колодами, причем в приличном обществе, чтобы исключить неожиданности, в игре используют только новые колоды. Чекалинский и Герман играют новыми колодами.

Технически игра выглядит так: игрок (понтер, отсюда понтировать и фразеологизм «кидать понты») и банкомет вскрывают две колоды. Игрок вынимает из своей колоды заветную карту и кладет ее перед собой рубашкой вверх. Карта накрывается ставкой — живыми деньгами или векселями, или же размер ставки пишется мелом на столе. По традиции игрок подрезает картой колоду банкомета и после этого он не вправе уже изменить свою карту — игра началась.

В классическом варианте все может решиться уже по первым двум картам. Банкомет переворачивает свою колоду рисунком вверх и сдвигает верхнюю карту — «лоб» — вправо, обнажая следующую за ней карту — «сонник». Понтер показывает свою карту. Если «лоб» совпадает по достоинству с картой понтера (масть значения не имеет), то выиграл банкомет, если совпадение в «соннике», то выиграл понтер. Если совпадений нет, то игра продолжается. В описании игры Чекалинского и Германна эта деталь отсутствует. Заветную карту Герман вскрывает только после того, как она выпадает налево.

Карта за картой колода разделяется на две кучки — вправо кладутся карты банкомета, влево — карты понтера (отсюда фразеологизм «ходить налево»). Если карта понтера выпадает налево — он выиграл, если направо — проиграл. Во время игры понтер может увеличить ставку, загнув угол карты («пароли пе») и таким образом утроить свой выигрыш в случае удачи. Естественно, что по окончании игры колода с мечеными картами вторично использована быть уже не может.


А.Бенуа. Графиня

А.Бенуа. Графиня

Когда Германн решается на игру, то он вымогает у старой графини заветные три карты Сен-Жермена, но Анна Федотовна под дулом пистолета с испугу умирает. С этого момента в повести начинаются чудеса. Лизавета Ивановна при известии о смерти графини немедленно вспоминает слова Томского о Германне: «у этого человека, по крайней мере, три злодейства на душе». Если принять обман Лизаветы Ивановны за первое злодейство, а смерть графини за второе, то о третьем злодействе автор попросту умалчивает.

Германн, не чувствуя раскаяния за свой поступок, тем не менее вину свою сознает. Замечание Пушкина: «Имея мало истинной Веры, он имел множество предрассудков». Имея предрассудки, Германн идет просить прощения у мертвой графини. Графиня из гроба, прищуривая глаз, насмешливо глядит на склонившегося над ней Германна — он, хотя и не убийца, но все же причина ее смерти. И вот вам непонятка номер два: взгляд графини виден только Германну. Обстоятельство это — видение — обыкновенно связывают с болезненным состоянием самого Германна, хотя внезапный прищур может быть объяснен посмертным сокращением мышц лица, вызванных температурным режимом в соборе.

После прощания с графиней в надежде заглушить волнение Германн напивается в трактире, но тщетно — вино лишь горячит воображение. Дома он крепко засыпает и просыпается уже совершенно спокойным. На часах без четверти три. Внезапно заявляется покойная графиня. И вот вам непонятка номер три — Германн, накануне при свете дня бурно отреагировавший всего-то на легкий прищур покойницы, теперь встречает ее среди ночи без страха, правда потом он долго не может опомниться, но это уже потом. Удивления достойна речь графини:

— Я пришла к тебе против своей воли, — сказала она твердым голосом, — но мне велено исполнить твою просьбу. Тройка, семерка и туз выиграют тебе сряду, но с тем, чтобы ты в сутки более одной карты не ставил, и чтоб всю жизнь уже после не играл.

Оказывается у покойной графини поручение к Германну! Но и в чужую волю она пытается твердым голосом вставить свое условие:

— Прощаю тебе мою смерть, с тем, чтоб ты женился на моей воспитаннице Лизавете Ивановне…

И эту часть повести — видение старухи покойницы — обыкновенно объясняют возбужденным состоянием Германна и или даже его глубоким сном под воздействием алкоголя, но меня всегда смущало это пушкинское многоточие. В набросках к повести Пушкин употребляет латинское et cetera. Например: «В одном из etc» или «Герман был твердо etc». И вдруг многоточие, как бы подразумевающее, что было сказано что-то еще, чего Германн о своем видении не записал. Возможно, он опустил в записи свой договор с тем, кто послал старуху с дьяволом.

Принято думать, что автор является полновластным хозяином своим персонажам и может заставить их делать все, что угодно. Наверное, это справедливо по отношению к современным авторам ужастиков, но Пушкин-то не таков! Герой, которого он оживил силой своего воображения, начинает жить жизнью, неподконтрольной автору. И не всякого героя можно заставить сделать все что угодно. Вот и Германн, когда садится за стол, чтобы записать свое видение, зачем бы это? действует вполне самостоятельно, как бы помимо воли автора. Германнн записывает свое видение, но что станется впоследствии с этой записью читатель так и не узнает. Но зачем-то ведь он его записал? Запись видения и его дальнейшая судьба  — это непонятка номер четыре.

Сорок семь тысяч рублей поставленных Германном на тройку — деньги отнюдь немалые по пушкинским временам. Сравните со ставками в «Игроках» Гоголя, сделав соответствующую поправку на гротеск пьесы, а еще лучше сравните с ценой мертвых душ, которые скупает Чичиков. Сорок семь тысяч Германа, поставленных на кон, — это целое состояние!

А.Бенуа. Дама пик
А.Бенуа. Дама пик

С тройкой и семеркой проблем нет, а вот с тузом выходит промашка. Ставку на тройку Чекалинский принимает ласково. Выигравшая семерка смущает его. В третий раз Чекалинский бледен уже заранее, он насилу улыбается, и руки его дрожат, когда он начинает метать карты. Направо легла дама, налево туз. «Туз выиграл!» — объявляет Герман и предъявляет… пиковую даму, не понимая, как он мог обдернуться. И тут самое время разобраться в том, что же произошло.

Обдернуться Германн не мог — в этом заключается основная непонятка. Он, и это, несомненно, хладнокровно вынимает из своей колоды туза. Если бы он обдернулся и вынул из своей колоды две карты — вместе с тузом еще и пиковую даму, прилипшую к его рубашке, то был бы немедленно схвачен за руку другими игроками, внимательно наблюдающими за игрой. Скорее всего, он был бы бит еще до начала прокидки и как шулер с позором изгнан из общества. Если бы он все же обдернулся и случайно вынул из колоды две карты, оставшиеся незамеченными для игроков, то поднятая дама оставила бы на столе туза, и вновь быть Германну биту. Значит, все-таки это была одна карта — туз.

Рассмотрим еще один возможный вариант, а именно шулерский прием втирания (отсюда фразеологизм «втирать очки»). Но прием этот никогда не применялся по отношению к картинкам. Нарисовать на даме туза, которого можно «случайно» втереть в сукно, нереально. Можно, например, сделать из тройки четверку. Если у шулера выпадает четверка, он предъявляет фальшивую четверку, а если выпадает тройка, незаметно стирает карту о сукно и — вуаля! — в руках снова тройка. Для исполнения трюка нужна определенная ловкость рук, которая достигается постоянными упражнениями. Однако Германн, отнюдь не шулер!

Можно, конечно, попытаться разобрать значение трех карт в сочетании — тройка, семерка, туз. Во времена Пушкина для гадания на картах использовалась система француженки Марии Ленорман, как говорят предсказавшей Наполеону неудачный поход в Россию и одинокую смерть в ссылке. Однако, не зная сочетания назначенных и выпавших мастей, рассуждение будет иметь мало смысла.

В сухом остатке мы как будто имеем дело с предсказанием в виде программы — три карты, которые следует разыграть по одной ставке в день при условии затем уже не играть никогда. Типично дьявольские штучки! Вот и Бенуа не удержался от того, чтобы не изобразить чертей за спиной Чекалинского.

Получив на руки 188 тысяч рублей с выигрышей на тройке и семерке — внушительное состояние! — Германн вполне мог бы остановиться и более не рисковать, но он продолжает тупо исполнять программу, объявленную ему покойной графиней, причем против ее воли. Вот самое время, когда следует вспомнить о таинственном многоточии. Когда Германн играет в третий раз, программа уже дала сбой, но из-за многоточия мы никогда не узнаем, в каком именно месте он произошел.

Получается, что пушкинский анекдот значительнее своего обрамления — многоплановой литературной композиции. Предположим теперь, что роковой сбой в программе произошел в тот момент, когда покорная чужой — дьявольской воле графиня вставила в программу свои три копейки — условие жениться на Лизавете Ивановне. И, если это действительно так, то вслед за автором «Пиковой дамы» я бью в ладоши и восклицаю: «ай да Пушкин! ай да сукин сын!»

Михаил ПЕТРОВ

Обсуждение закрыто

ТОП-5 материалов раздела за месяц

ТОП-10 материалов сайта за месяц

Вход на сайт