ИСТОРИЯ

Федор Иоаннович. Гравюра XVI века. Сигизмунд III Ваза. Я Матейко. XIX век

 

 Федор Иоаннович. Гравюра XVI века. Сигизмунд III Ваза. Я Матейко. XIX век

1595 год. 28 мая (18 мая ст.ст.) в селении Тявзино был заключен договор о мире между Россией и Швецией.

«Поражение татар под Москвой обрекло на неудачу шведское наступление на Новгород и Псков. Многочисленная армия фельдмаршала Флеминга подступила к стенам небольшой крепости Гдов в окрестностях Пскова, но так и не смогла овладеть ею. Отдельные шведские отряды вышли к Новгороду. Неприятель подверг страшному разорению порубежные районы. Этим и ограничились все успехи королевской рати.

 

Столкновения на русско-шведской границе продолжались еще в течение года, после чего военные действия ус¬тупили место мирным переговорам. В мае 1595 г. русские послы подписали в Тявзине «вечный мир» со Швецией. Шведы обязались вернуть России крепость Корела, важнейший форпост обороны за Невой и последнюю русскую территорию, удержанную ими после Ливонской войны. Владея устьями Невы и Наровы, русские располагали выходами к морю. Но они не могли основать здесь свои морские гавани. Шведский флот сохранял господство на Балтике. Шведские представители добились того, что мирный договор подтвердил принцип морской блокады русского побережья в районе Ивангорода. План превращения Ивангорода в морские ворота России потерпел неудачу.

Тявзинский мир нанес ущерб экономическим интересам страны, нуждавшейся в расширении торговли с Западной Европой. Московская дипломатия пошла на уступки Швеции из-за неверной оценки ситуации, сложившейся в Восточной Прибалтике. Уния между Швецией и Речью Посполитой оказалась менее прочной, чем полагали в Москве (Флоря Б. Н. Русско-польские отношения и балтийский вопрос в конце XVI - начале XVII в. М., 1973, с. 61-62).Когда Борис убедился в этом, он отказался ратифицировать Тявзинский договор. Однако это ничего уже не меняло: балтийский вопрос остался нерешенным.

С. Ф. Платонов превозносил внешнеполитический курс Годунова. «Руководитель московской политики Борис,- писал он,- мог хвалиться тем, что заставил соседей принять возрождение политической силы Москвы после по¬несенных ею поражений» (Платонов С. Ф. Борис Годунов. Пг., 1921, с. 54). В самом деле, при Годунове Россия добилась частичного пересмотра итогов проигранной Ливонской войны. Исконно русские земли, утрачен¬ные при поражении, были возвращены России. Но страна не получила выхода на Балтийское море, жизненно важ¬ного для ее экономического развития».

Цитируется по: Скрынников Р.Г. Борис Годунов. М.: Наука, 1978. с.192

История в лицах


Московские послы шведским послам:

Сотворил бог человека самовластна и дал ему волю сухим и водяным путем, где ни захочет, ехать: так вам против воли божией стоять не годится, всех поморских и немецких государств гостям и всяким торговым людям, землею и морем задержки и неволи чинить непригоже

Цитируется по: Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Том 7, глава 3. М.: Мысль, 1991

Мир в это время


В 1814 году в свет выходит первый роман Вальтера Скотта – «Уэверли, или Шестьдесят лет назад»
Иллюстрация к роману «Уэверли» издания 1893 года

 

 Иллюстрация к роману «Уэверли» издания 1893 года

«Вальтер Скотт (1771—1832) — английский писатель, родом шотландец.

Романы Скотта распадаются на две основные группы. Первая посвящена недавнему прошлому Шотландии, периоду гражданской войны: от пуританской революции XVIв. до разгрома горных кланов в середине XVIII, — а отчасти и более позднему времени («Уэверли», «Гай Маннеринг» (Gay Mannering, 1815), «Эдинбургская тюрьма» (The Heart of Midlothian, 1818), «Шотландские пуритане» (Old mortality, 1816), «Ламермурская невеста» (The bride of Lammermoor, 1819), «Роб Рой» (Rob Roy, 1817), «Монастырь» (The Monastery, 1820). «Аббат» (The Abbot, 1820), «Воды св. Ронана» (St. Ronan’s Well, 1823), «Антиквар» (The Antiquary, 1816) и др.). В этих романах Скотт развертывает необыкновенно богатый реалистический типаж. Это целая галерея шотландских типов самых разнообразных социальных слоев, но преимущественно типов мелкой буржуазии, крестьянства и деклассированной бедноты. Ярко конкретные, говорящие сочным и разнообразным народным языком, они составляют фон, который можно сравнить только с «фальстафовским фоном» Шекспира. В этом фоне немало ярко комедийного, но рядом с комическими фигурами многие плебейские персонажи художественно равноправны с героями из высших классов. В некоторых романах — они главные герои, в «Эдинбургской тюрьме» героиня — дочь мелкого крестьянина-арендатора. Скотт по сравнению с «сентиментальной» литературой XVIIIв. делает дальнейший шаг на пути демократизации романа и в то же время дает более живые образы. Но чаще все же главные герои — это условно идеализированные молодые люди из высших классов, лишенные большой жизненности.


Вторая основная группа романов Скотта посвящена прошлому Англии и континентальных стран, преимущественно средним векам и XVIв. («Айвенго» (Ivanhoe, 1819), «Квентин Дорвард» (Quentin Durward, 1823), «Кенильворт», (Kenilworth, 1821), «Анна Гейерштейнская» (Anne of Geierstein, 1829) и др.). Здесь нет того интимного, почти личного знакомства с еще живым преданием, реалистический фон не столь богат. Но именно здесь Скотт особенно развертывает свое исключительное чутье прошлых эпох, заставившее Ог. Тьерри назвать его «величайшим мастером исторической дивинации всех времен». Историзм Скотта прежде всего внешний историзм, воскрешение атмосферы и колорита эпохи. Этой стороной, основанной на солидных знаниях, Скотт особенно поражал своих современников, не привыкших ни к чему подобному. Данная им картина «классического» средневековья («Ivanhoe» — «Айвенго», 1819) в настоящее время сильно устарела. Но такой картины, одновременно тщательно правдоподобной и раскрывавшей такую непохожую на современность действительность, в литературе еще не было. Это было настоящим открытием нового мира. Но историзм С. не ограничивается этой внешней, чувственной стороной. Каждый его роман основан на определенной концепции исторического процесса в данное время. Так, «Квентин Дорвард» дает не только яркий художественный образ Людовика XI и его окружения, но вскрывает сущность его политики как этапа в борьбе буржуазии с феодализмом. Концепция эта может быть неверна, как неверна она в «Айвенго», где центральным фактом для Англии конца XIIв. выдвинута национальная борьба саксов с норманнами, но все же исторический подход к прошлому, историческая концепция «Айвенго» оказалась необыкновенно плодотворной для науки истории, — она была толчком для известного французского историка Ог. Тьерри. При оценке Скотта надо помнить, что его романы вообще предшествовали работам буржуазных историков. Изо всех романов Скотта особенную историческую ценность имели «Шотландские пуритане» (Old Mortality, 1816), которых, по свидетельству Лафарга, особенно любил Маркс. Здесь Скотт развертывает яркую картину классовой борьбы в Шотландии при последних Стюартах, в конкретных образах показывая социальные корни пуритан и их противников роялистов. Но здесь же особенно ярко сказывается тенденциозность Скотта. Представителя крайнего революционного пуританства, Бальфура, он изображает как кровожадного злодея. В то же время Скотт не отказывает ему в некотором мрачном величии. Эстетически любуясь им, но морально осуждая, он все свои политические симпатии отдает умеренным обеих партий — искателям компромисса. Эта тенденция проникает все романы Скотта, характеризуя его как представители буржуазии, готовой на постепенное осуществление реформ, чтобы избежать народных волнений. Отрицательное отношение к тирании, к клерикализму (при просвещенно-либеральной идеализации «истинной религии»), к феодальной анархии, к солдатчине, к судебному формализму и т.п. делали Скотта политически актуальным для всех прогрессивных читателей тех стран, где борьба за «европейские» порядки была еще на очереди. При всей антиреволюционности Скотта в его произведениях можно найти даже оправдание восстания против особенно уродливых форм феодального угнетения (образ Робин Гуда и его соратников в «Айвенго»). Отсюда большая популярность Скотта среди континентальной демократии и любовь к нему таких людей, как Белинский.


Ограниченность историзма Скотта, тесно связанная с его политической позицией, заключается в том, что, если Скотт видит в прошлом зачатки последующих эпох вплоть до настоящего, то он неспособен видеть в настоящем зерна будущего, видеть настоящее в его (хотя бы и не революционном) развитии. В единственном почти современном ему романе «Антиквар» (действие происходит в 1790-х гг.) наиболее интересная часть — изображение пережитков и осколков прошлого в современности. Это делает роман Скотта низшей стадией по отношению к Бальзаку. Однако Бальзак является прямым продолжателем Скотта, а в первых своих вещах («Шуаны») — его непосредственным учеником.


Влияние Скотта было огромно. Механически с подражания его методу бесчисленны (в России Загоскин, Лажечников, «Князь Серебряный» А.К.Толстого и т.д.). Творчески использовали исторический роман С. многие крупнейшие писатели разных стран — Фенимор Купер в Америке, Манцони в Италии, Виктор Гюго («Собор Парижской богоматери»), в России Пушкин («Капитанская дочка») и Гоголь («Тарас Бульба»). Критическая оценка метода Скотта имеет большое значение для развития советского исторического романа».

Цитируется по: Литературная энциклопедия: В 11 т. Том 10. М.: Художественная литература, 1937