ИСТОРИЯ

В бронзовом веке гранитные скалы Танумы представляли собой береговую линию фьорда, протяженностью до 25 километров. Вдоль этой линии расположены гранитные скалы с тремя тысячами наскальных рисунков – петроглифов. Петроглиф – это не просто наскальный рисунок углем или охрой, петроглиф – это рисунок, который изящно высечен в твердом граните. Возраст петроглифов в Тануме от 2600 до 3800 лет – очень даже почтенный, можно сказать библейский возраст.

Разумеется, осмотреть все рисунки в течение одного дня просто невозможно, поэтому Питер выбрал место, в котором сосредоточена морская тематика. Некоторые рисунки слегка подкрашены красной краской для удобства исследователей и туристов. Особенную гордость Питера вызывает рисунок, на котором изображено кораблекрушение – столкновение двух лодок. Рядом высечена ладонь руки, стопа, собачка, пара странных рогатых животных – у каждого по пять ног и длинный хвост. Хотя пятая с виду конечность вполне может быть другой, не менее важной частью тела.

Надо сказать, что Швеция полна загадочных артефактов. В Лидчопинге (Lidköping) на берегу озера Вянерн (Vänern) мне уже показывали вполне реалистичное изображение велосипеда на надгробии 13 или 14 столетия. Однако я все же поразился, когда Питер обратил мое внимание на пароход – ровесник египетских пирамид. Помню, я даже пожалел, что до Танума еще не добрался исследователь палеоконтактов с внеземными цивилизациями Эрих фон Денникен.

	Лодка. Танума. Фото автора
	Кораблекрушение. Танума. Фото автора
	Пароход. Танума. Фото автора
	Рогатые животные. Танума. Фото автора

О пароходе из Танумы я вспомнил, когда наткнулся на рассказ искусствоведа Юри Куускемаа о пшеничном зерне из городища Иру. В рассказе Куускема фигурирует не собственно зерно, а всего лишь его отпечаток, но сути дела это не меняет:

«Мы на берегу реки Пирита, примерно в километре от устья реки. Заросший частично травой, а частично деревьями и кустарником пригорок находится как бы в петле, огибаемой рекой. Место это сейчас не очень примечательно, но в нашей истории оно в какой-то мере, я бы даже сказал, святыня. Когда в 1930-е гг. здесь проводились археологические раскопки, был найден, кстати, один черепок так называемой шнуровой керамики. А шнуровая керамика и так называемая гребенчатая керамика – керамические изделия, украшенные штампованными следами веревки или гребня – считаются принадлежностью финно-угорских племен. Черепку, о котором я говорю, около 4 тысяч лет. К вящему удивлению археологов, на этом черепке во время обжига отпечаталось зерно – зерно пшеницы. Представьте себе, пшеничное зерно возрастом 4 тысячи лет! И это свидетельствует о том, что уже в то далекое время наши предки начинали потихоньку заниматься и земледелием. Занятие земледелием – это, конечно, одна из таких революций древности, которая привела к формированию современного уклада жизни».

Как опытный рассказчик Юри Куускемаа правильно расставляет акценты: опечаток пшеничного зерна на осколке керамики, которому 4 тысячи лет, позволяет сделать вывод о том, что предки современных эстонцев уже тогда занимались земледелием. Отсюда просто напрашивается вывод о том, что древние эстонцы в зоне неустойчивого земледелия и Нечерноземья опередили многие народы Северной Африки, Передней Азии и Европы, находившиеся в более выгодных климатических условиях, т.е. совершили сельскохозяйственную революцию, которая привела к формированию современного уклада жизни.

Есть от чего испытать гордость за предков, однако, есть и заковырка: возникновение земледелия влечет за собой появление излишков еды, излишки еды требуют учета, необходимость учета излишков способствует возникновению счета, возникновение счета неизбежно влечет за собой появление письменности. Бывали, конечно, и бесписьменные цивилизации, оставившие архитектурные шедевры мирового класса, но это скорее исключение из правила. Говорят, что во времена первой Эстонской Республики предпринимались безуспешные попытки обнаружить протоэстонскую письменность – зерно есть должна быть и письменность!

Я не зря вспомнил о петроглифах из Танумы, потому что с той стороны Финского залива они есть, а на этом берегу их нет, т.е. они есть, но выше и ниже Эстонии. Но зато в Эстонии зарегистрировано более 1700 камней, претендующих на жертвенное назначение, Из них примерно 400 камней в народном сознании обладают магической силой. Отличительный признак жертвенного камня искусственное углубление на его макушке. Я никогда специально не занимался изучением жертвенных камней, но был свидетелем тому, как на городище Соонтагана современные язычники приносили камню жертву из воды и ржаного хлеба. Зрелище надо сказать презабавное.

Могильник в Йыкляхтме

Из ближайших к Таллинну священных камней укажу на парочку рядом с Петербургским шоссе. Нужно проехать мимо Маарду и за его границей развернуться в обратную сторону. Полкилометра не доезжая границы Маарду, справа на обочине лежит один священный камень, метрах в двадцати, в поле – второй.

Однако с фактическим отсутствием протоэстонской письменности не все так просто. Не возникнув до Рождества Христова, письменность не появилась и в первом тысячелетии новой эры. К началу второго тысячелетия древние эсты – maarahvas – имели родоплеменной строй, собственные верования, старейшин, строили укрепленные городища, уверенно обрабатывали металл, занимались земледелием, но не испытывали никакой нужды в письменности. То ли излишков не было, то ли древние эсты попали в исключение из общего правила, то ли главному эстонскому историку Марту Лаару ничего об этом не известно.

В работе Юрия Лотмана «Несколько мыслей о типологии культур» находим:

«Члены "бесписьменного" коллектива ежечасно оказывались перед необходимостью выбирать, но выбор этот они осуществляли, не ссылаясь на историю, причинно-следственные связи или ожидаемую эффективность, а как это делают многие бесписьменные народы, обращаясь к гадателям или колдунам. По сути дела, необходимость "посоветоваться" (с врачом, адвокатом, старшим) представляет рудимент той же традиции. Этой традиции противостоит кантовский идеал человека, который сам решает, как ему мыслить и действовать».

В понимании Лотмана история является побочным продуктом возникновения письменности, где письменность – это форма коллективной памяти. Кстати, именно это обстоятельство исчерпывающе объясняет назидательный и просветительный характер речей президента Эстонии Тоомаса-Хендрика Ильвеса. Будучи лишен реальной власти, он исполняет одновременно несколько ролей – колдуна, гадателя, старейшины, pater patriae, не подозревая, что всему виной отпечаток пшеничного зерна на обломке керамики, найденном в городище Иру.