Захват Гривицкого редута под Плевной.
Художник: Дмитриев-Оренбургский Николай Дмитриевич (1837-1898)
111 × 192 см. Холст, масло. 1885
Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи, Санкт-Петербург
Казалось, огонь наш не остановит напора пяти таборов, чуявших победу и добычу
Нужно удивляться способности турок быстро отступать, на ходу стрелять
и весьма умело подбирать своих раненых и убитых. Это обстоятельство,
подмеченное нами, отчасти объяснило первоначальное наше недоумение:
почему потери турок почти всегда казались меньше наших и меньше
ожидаемых по рассчету. В добычу атаковавшим достались десятки ящиков с
патронами, галеты и баклаги с водой, на которую накинулись солдаты и
офицеры, томимые жаждой. Передохнув немного, роты передовой лннии начали
разбираться, но едва поднялись из-за насыпей, как были осыпаны слева
пулями во фланг. Роты опять прилегли, Глаз не различал ясного очертания
окопов, но лишь по дыму было видно, что слева отдельные группы
неприятельских стрелков унизывали хребты, седловины и скаты их на крайне
волнистой местности. То был, очевидно, правый оборонительный фланг.
Видя потери, командир батальона выделил снова из строя перемешавшихся
трѳх рот вторую стрелковую роту, которая, отодвинувшись несколько вперед
и влево, рассыпалась и взяла в свою очередь во фланг беспокоившего нас
неприятеля. Командир роты поручик Тарасевич, как увлекающаяся натура
охотника, стал с ружьем в руках, за ореховым деревом и будучи прекрасным
стрелком намечал по выбору жертвы. Но спустя минуть 5 не стало уже
биться благородное сердце любимого в полку товарища—он был убить пулей в
голову. Несколько раньше рассказанного, именно в то время, когда 2-й
батальон вел молодецкую атаку, на 2-ю линию окопов, командир полка,
вернувшийся от 1-го батальона, стоял на возвышении у шоссе со своим
штабом и, заметив раньше других укрепленную позицию на правом
неприятельском фланге к западу от деревни Гривица, откуда и
обстреливался 2-й батальон во время и после атаки,—послал спешное
приказание через адъютанта удлинить 3-му батальону левый фланг боевого
порядка, держась левым флангом шоссе. Спустя четверть часа майор Барашев
рассыпал 3-ю стрелковую роту в цепь, а сам, находясь при остальных 2-х
ротах своего батальона, переходил уже через северную окраину деревни
Гривица, где пришлось 3-й стрелковой роте штыками выбивать засевшую в
домах неприятельскую роту, которая по выходе из деревни, снова крепко
залегла в ближайших за деревней окопах, но преследуемая настойчиво
стрелками, была почти вся уничтожена. Это обстоятельство подтверждает и
турецкий автор Таль-Эт в своем сочинении. То была храбрая турецкая рота
Симского резервного батальона. Все вышеизложенное произошло в исходе
8-го часа утра. 1-й батальон в это время успел продвинуться по густым
зарослям еще несколько вперед и вправо, упершись правым флангом к обрыву
оврага, по которому протекал левый приток Буковлекскаго ручья, но все
же батальон этот оставался уступом сзади. Ему приходилось сдерживать
попытки трех таборов атаковать во фланг нашу батарею, которая боролась
уже с двумя батареями. К означенному времени полк не имел общего резерва
и растянулся в одну линию на протяжении почти двух верст. Общее
управление ходом боя стало затруднительным. Командир полка считал левый
свой фланг обеспеченным высылкой 3-го батальона, но видя остановку 2-го
батальона, помчался к нему и личным энергичным приказанием поднял его и
повел на следующий третий ряд окопов, за которыми ясно виднелось
укрепление (Иосгадское) и рядом с ним влево батарея. Батальон, не
успевший еще разобраться в рядах, нестройно двинулся вперед учащенным
шагом. Оставшиеся в строю офицеры приводили в порядок расстроенные роты,
потерявшие уже более четверти своего состава. Командир полка со своим
штабом и командир батальона находились между цепью и передовой линией.
Едва батальон продвинулся на сотню шагов вперед, неприятель заметил
атакующих и довел до крайнего напряжения не умолкавшую и перед этим
стрельбу. Ружейную трескотню дополнял гул орудий, визг и грохот
разрывавшихся снарядов. Надлежало же пройти более чем полуверстное
расстояние по открытой местности, на которой, казалось, не было живого
места, и каждый шаг наступающего отмечался убылью строя. Но движение
продолжалось, хотя медленнее уже прежнего: роты начинали
останавливаться, залегать, подыматься и снова идти. 2-я стрелковая рота,
с потерей своего командира, наступала нерешительно, слабо отвечая на
огонь неприятеля, наконец, совершенно остановилась, будучи неожиданно
встречена с левой стороны близким огнем из скрытого раньше от наших
взоров окопа. Заметив это, командир полка подскакал к 5-й роте и двинул
ее вперед на окоп, откуда, не выждав удара, неприятель бежал врассыпную,
после чего 5-я рота вошла в цепь, удлинив левый фланг. Одновременно с
этим командир батальона рассыпал и 6-ю роту в интервалы 2-й стрелковой
роты, и наступление вновь началось под прежним убийственным огнем. К
этому периоду боя относятся наибольшие потери с нашей стороны, особенно в
штаб-офицерах—почти один за другим убыли из строя: ранеными—начальник
стрелков майор Гринцевич и майор Бельский,—убитыми: командир полка
полковник Клейнгауз и майиор Цеханович. Все они пролили кровь на глазах
2-го батальона.
Вспоминая трагическую кончину храброго полкового командира, удивляешься невольно тому самообладанию, какое проглядывало в натуре этого благородного человека и начальника. Будучи ранен первоначально пулею в шею, он вынул платок и спокойно сам перевязал свою рану, оставаясь в седле; но повязка не остановила крови и рана видимо беспокоила его; тогда он слез с коня, но едва коснулся одной ногой земли, как был поражен осколком снаряда в левый висок; последний глубокий вздох, как сожаление о чем то недоконченном; что собирался еще совершить, но жизни уже не стало.... Одновременно с этим был также убит на правом фланге и командир 1-го батальона подполковник Диаконов, с потерей которого, а равно за убылью многих офицеров, батальон несколько расстроился и по частям начал присоединяться к правому флангу 2-го батальона. Итак за убылью пяти штаб-офицеров и почти трети обер-офицеров и нижних чинов, наступила критическая минута для нашего центра, тем более, что и 3-й батальон, находившийся уступом на левом фланге, также ослабевал, сдерживая натиск тройных сил неприятеля и повторявшиеся несколько раз атаки черкесской конницы, которая стремилась охватить левый фланг. Заметив наше замешательство, турки начали сами переходить в наступление: густые, нестройные колонны их, прикрытые стрелковыми цепями, выдвигались из-за укрепления. Цепь 2-го батальона залегла и открыла частый огонь. Командир батальона подполковник Ксирихи, подтянув к цепи 8 роту, которая вскоре и открыла беспорядочную залповую стрельбу, сам оставался при 7-й роте и решительными мерами приводил ее к порядку, ибо она, за выбытием из строя своего ротного командира капитана Буйвида, несколько расстроилась. Между тем турки уже были близко: начинались слышаться ободряющие их крики «Алла» и затрубили сигнальные рожки. Казалось, огонь наш не остановит напора пяти таборов, чуявших, очевидно, победу и добычу. Прежнее робкое „Алла" взрывом раздалось в груди фанатиков, и они бросились в штыки. Но в эту решительную минуту явилась на выручку наша батарея. Подобно урагану, она на карьере вынеслась к правому флангу и снялась на линии цепи. Не прошло и десяти секунд, как батарея окуталась облаком дыма и обдавала в упор синие массы турок во фланг…
