Отдельные моменты декабря 1924 года кажутся подозрительно схожими с событиями апреля 2007-го. фото с официального сайта фильма «Декабрьская жара» Фильм «Декабрьская жара», вышедший на экран в минувшие выходные, не только рассказывает о событиях без малого девяностолетней давности, но и призывает задуматься о том, сколь хрупкой может оказаться грань, отделяющая факт существования государственности от возможности ее утраты.

1 декабря 1924 года — дата, не говорящая современному жителю Эстонии практически ничего. После того, как в начале девяностых годов в область смутных воспоминаний отправился стоявший некогда на троллейбусной остановке напротив Балтийского вокзала посвященный событиям более чем восьмидесятилетней давности памятник, в городском пейзаже о них не напоминает ничто. Впрочем, не стоит удивляться, если попытка государственного переворота, предпринятая в свое время местными коммунистами при активной поддержке товарищей из Коминтерна, станет в ближайшее время вновь известной самой широкой публике. Фильм «Декабрьская жара», выпущенный на экраны в рамках празднования девяностолетия ЭР, способствует тому самым непосредственным образом.

Разговоры о необходимости снять ленту, способную стать достойным продолжением традиции, заданной фильмом «Имена на мраморной доске», велись давно. Сложно сказать, какой могла стать она, не случись в апреле минувшего года печально знаменитые «бронзовые ночи». Однако их актуальность отбросила на «Декабрьскую жару» недвусмысленный отблеск: мысль о беспорядках, спровоцированных при непосредственном участии восточного соседа, звучит с экрана едва ли не в полный голос. Заслоняя при этом собственно кинематографические детали: сюжет, игру актеров, работу операторов, замысел сценаристов. Отбросить политизированную «злободневность» «Декабрьской жары» едва ли возможно. Но попробовав хотя бы на некоторое время позабыть о ней, говорить о ленте объективно значительно легче.

Итак, дано. Пара молодоженов, из которых он — офицер армии Эстонской Республики, она же — работница центрального телеграфа. Беззаботно относящийся к своим обязанностям начальник таллиннского гарнизона и живущий идеалами недавно завершившейся Освободительной войны генерал Пыдер. «Разжигатели пожара мировой революции» товарищи Зиновьев и Куусинен в едва успевшем стать Ленинградом Петрограде и их преданные «товарищи на местах». Семья рядовых таллиннцев — пекарь, его жена и ребенок, волей случая оказавшиеся в самой сердцевине исторических событий. Высший свет Таллинна начала двадцатых годов — и самое дно городской жизни: пролетариат, которому, как можно судить по работе костюмера, нечего терять, кроме поношенных свитеров.

Сюжетная линия картины незамысловата: поддавшись уговорам супруги, молодой офицер соглашается уволиться из армии и перебраться в Париж. В тот самый момент, когда молодожены садятся в уносящий их к заветной мечте поезд, Балтийский вокзал оказывается в руках бунтовщиков. Глава их, по случайному совпадению, оказывается давним знакомым жены главного героя. При этом — испытывающим к ней чувства личного характера. Но дело революции — прежде всего: взятая в заложницы красавица должна передать в Россию телеграмму, призывающую на помощь «восставшему таллиннскому пролетариату» Красную армию. Главному же герою предстоит нелегкая задача — спасти супругу, оказавшуюся в руках злоумышленников. Причем — в ситуации, когда само существование привычного уклада жизни находится на кону ведущейся игры…

Видеть в «Декабрьской жаре» верную в мельчайших подробностях картину того, что в реальности происходило на таллиннских улицах в ночь на 1 декабря 1924 года — занятие малоперспективное. Такое же, пожалуй, как и попытка разглядеть в «Последней реликвии» пособие по изучению Ливонской войны и церковной реформации. Жанр фильма, по мысли его создателей, балансирующий на грани между исторической драмой и экшн-лентой, то и дело склоняется к последнему. Что, в свою очередь, оправдывает некоторую дидактичность картины, четкое разделение на «хороших» и «плохих» парней, утрированность характеров. Глядя на разворачивающееся на экране действие, забываешь о том, что некоторые мелькающие в кадре здания были выстроены после Второй мировой войны, а международные экспрессы в начале двадцатых годов дальше Риги не курсировали. Фильм захватывает — и это, безусловно, один из его главных плюсов.

Любил ли в действительности прикладываться к «монопольке» генерал Пыдер, убил ли на самом деле оказавшегося в здании вокзала министра путей сообщения перешедший на сторону бунтовщиков офицер, завершилась ли передача злополучной телеграммы «российским товарищам» издевательской концовкой, ставящей крест на попытке вмешаться в дела иностранного государства, — для картины подобного жанра не суть важно. Важнее другое — стремление передать атмосферу ночи, чудом не ставшей для существования Эстонской Республики роковой, дух города начала двадцатых годов, внушить зрителю мысль о сопричастности к глобальным историческим событиям. И, наверное, в очередной раз напомнить, что Эстония — общий дом для всех живущих в ней: фраза рядового эстонской армии «извините, но русский здесь я, а там — там большевики», пускай и в наивно-патриотическом ключе, призвана, вероятно, служить тому подтверждением.

Видеть в «Декабрьской жаре» киноэпос — явное преувеличение. Относиться к фильму как к безусловному достижению кинематографистов — вернее. Посмотреть его на большом экране стоит — как стоит посмотреть вышедшего с ним практически параллельно российского «Адмирала». Особенно — зрителю, помнящему то, как изображались на экране события тех же лет, увиденные со стороны «красных» несколько десятилетий тому назад. Если ленте удастся вызвать интерес к декабрьским событиям 1924 года и желание ознакомиться с ними на более серьезном уровне — за ее создателей можно искренне порадоваться.