«Портрет императора Павла I.» Автор: Тончи Сальватор

 

«Портрет императора Павла I.» Автор: Тончи Сальватор

«Портрет императора Павла I.» Автор: Тончи Сальватор (ит. Tonci Salvatore)

Размер: 152х109 см. Техника: Холст, масло. Время создания:Ноябрь 1798 – март 1801.

Местонахождение: Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Павел I изображен в одеянии гроссмейстера Ордена св. Иоанна Иерусалимского. На голове - мальтийская корона. На шее на золотой цепи - крест Великого магистра Ордена св. Иоанна Иерусалимского. На груди - голубая лента ордена св. Андрея Первозванного, поверх нее – пунцовый рыцарский шарф. Слева, на столе - регалии магистра. Читать примечание полностью...

Желания государя составляют всю его политику, а эти желания управляются неистовыми страстями

Записки баварца о России времен императора Павла I. // Русская старина. Том XCIX. — СПб.,1899. Выпуски 7-9. С. 359


Записка о России («Мémoire sur la Russie») написана одним из членов баварской депутации Мальтийского ордена, явившейся ко двору императора Павла в ноябре 1779 года и находившейся в России до 19-го февраля 1800 года. Во главе ее был бальи Флаксланд, а членами - граф д'Арко, граф Прейзинг и кавалер де-Брей, родом француз. Депутация, имевшая целью изъявить императору Павлу, как великому магистру Мальтийского ордена, покорность от баварского приорства, сначала принята была им весьма благосклонно, и Флаксланд был даже ежедневно приглашаем к императорскому столу, но вскоре участие баварцев в дипломатических интригах и наговоры Ростопчина, по словам аббата Жоржеля, до такой степени раздражили государя, что он перестал принимать Флаксланда и даже не дал ему прощальной аудиенции. Автор предлагаемой записки нигде не называет себя прямо, но некоторые указания дают повод предполагать, что она составлена кавалером де-Бреем, так как на нем именно лежало бремя дипломатических сношений мюнхенского двора с Петербургским кабинетом, о которых подробно говорится в «Записке». Время ее составления - конец 1800 года. Записка написана в тоне, довольно беспристрастном, и сообщает много любопытных сведений о России и русском обществе конца XVIII века, являясь, таким образом, дополнением к «Запискам» аббата Жоржеля, находившегося в России одновременно с баварской депутацией.


Е. Ш.

 

<…>Россия не имеет теперь определенной политической системы. Желания государя составляют всю ее политику, а эти желания управляются такими неистовыми страстями, что невозможно никогда на них основывать ничего положительного в политических комбинациях. Между тем, его намерения постоянно одни и те же. Ни один государь, может быть, не был так неизменно занят одной мыслью, проникнут одним чувством, и очень редко можно видеть такую изменчивость действий, соединенную так тесно с этим постоянством принципов.

Добросовестная честность, искреннее желание видеть каждого вошедшим во владение своих законных прав, прирожденная склонность к деспотизму, особый склад рыцарского ума, делавший его способным на самые великодушные и смелые решения, постоянно управляли Павлом I в его политических сношениях с другими державами. Он стал во главе коалиции по чувству, а не ради какой-либо выгоды. При своем вступлении на престол он следовал по другому пути, потому что Безбородко был еще во главе правления, а этот последний был пропитан принципами политики Екатерины II, которая почти до самой своей смерти подстрекала к действию других, сама не действуя. Может быть потому, что императрица в последние минуты жизни приняла различные меры против революционной Франции, император хотел выказать, что он не желает ничего принимать из ее проектов и намерен держаться всегда далеко от начертанных ею планов. Остаток уважения к этому министру заставил его удержать его во главе управления, но, конечно, если бы князь Безбородко прожил еще один год, он был бы отставлен.

Еще до смерти этого министра взятие Мальты привело императора к мысли, которую он впоследствии развил. Этот монарх хотел стать восстановителем Европы, защитником всех угнетенных, он считал себя в состоянии заставить все покориться его намерениям — он ошибся; он думал, что, заявляя, что он не имеет никакого интереса и никакого личного честолюбия, при выполнении своих политических планов, он увлечет и других сделать это, — он еще раз ошибся.

Австрия притворялась, потому что она нуждалась в нем и в его влиянии, чтобы вновь приобрести значение и рассеять тот род ужаса, который распространили по Европе военные успехи французов в 1796 и 1797 году и предприятия ее правительства в 1798 и 1799 году. Император вступал в коалицию с прямыми, честными намерениями: он объявил, что желает свергнуть беззаконное правительство Франции, и это была правда; что он ничего не хотел для себя, но все для тех, кому это принадлежало, это также — правда. Кто только знал намерения его союзников, мог предвидеть то столкновение, которое было следствием различия принципов и планов. По мере того, как события следовали друг за другом, политика прочих членов коалиции обнаруживалась, и тогда встревоженная и возбужденная честность Павла I сильно отвратила его от тех, с которыми он соединился. С этих пор император стал питать отвращение к политике. Все его речи были наполнены сарказмами против нее и ее деятелей. Он возмущался тем, что могли думать, что он поможет своими войсками осуществлению несправедливых требований и осуществлению постыдных грабительств. Он замкнулся в самом себе и высказывал полное презрение ко всему тому, что он считал зараженным противоречивыми ему принципами.

Если бы Павел I лучше знал людей и свой век, он никогда не стал бы заблуждаться, думая, что у его союзников нет личных страстей и нет других интересов, кроме интересов справедливости: тогда он стал бы между державами для достижения не абсолютного, а возможного блага. Действуя так, как он действовал, он сделал свои благородные и хорошие побуждения ненужными и даже вредными, он затронул умы и возбудил страсти, который он хотел обуздать. Наконец, запечатлевая на целой России непостоянство своего характера и обнаруживая поток самых сильных страстей, он заставить потерять ее всякое значение и всякое внешнее политическое влияние.

Как можно в действительности рассчитывать на союз, который может разрушиться от каприза, и предоставлять случайностям дурного настроения успех самых важных предприятий! Разве не заметно было также, что ни Англия, ни Австрия не заботились об удержании подобного союзника и что они ограничивались изъявлениями уважения и дружбы, не делая в действительности ни одного шага, чтобы вернуться к старым планам?

Между тем, император продолжал договариваться с различными державами. Три договора были подписаны с Баварией, Швецией и Португалией в то время, когда уже у него зародилась мысль вернуть свои войска. Это все договоры гарантий и обязательства защиты, необходимой против незаконных нападений. Они все носят печать его прямого и честного характера.

Император плохой союзник для великой державы, но он очень важный покровитель для маленькой. Он тяжелый и, может быть, вредный союзник, но, в то же время, он был бы очень опасным врагом. Это легко понять, потому что при действии в союзе с другими, малейшее несогласие, самое незначительное событие могли стать поводом к разладу, между тем, как действуя против другого, он должен или идти вперед, или признать себя побежденным.

Поэтому Австрия настолько же боится его, как союзника, насколько страшится его, как врага. Она прекрасно знает, что император не допустит ничего, что бы могло принести значительный вред ее политической безопасности, и это меня заставляет думать, что пока государь будет жить или царствовать, она откажется от всякой мысли о расширении своих пределов на восток, запад или север. Если небольшие домашние ссоры с Австрией и одни ее проекты о своем расширении к югу могли возбудить Павла I до той степени, до которой он теперь возбужден против Австрии, чего нельзя ожидать от тех мер, которые формально заденут принятия им обязательства! Манера, с которой он обращается в настоящее время с венским послом, беспримерна в истории дипломатии; слухи о суровости его отношения к гр. Кобенцелю доходят даже до Англии, но это показывает, что императора не останавливают никакие соображения, когда он считает себя задетым в самых дорогих своих принципах.

Русский император находится в настоящее время в состоянии полного озлобления против Франции, на правительство которой он смотрит, как на самозванное, но в действительности он ведет с ней войну только на одном пункте Средиземного моря (Мальта). Он на военном положении с Испанией, хотя между ними нет военных действий; он питает ненависть против Австрии, всякое сближение с которой тем более будет трудным, что можно сказать, их отдаление является результатом истинного несогласия. Он холоден к Англии и индифферентен к Дании. Он любит Швецию и Баварию. Он покровительствует сардинскому королю, потому что тот несчастен. Неаполь единственная держава, которую он действительно поддерживает, потому что ее посол высказывает сильнейшую ненависть к Австрии. Он союзник Порты, потому что в этом союзе есть нечто привлекательное для его характера. Пруссия из всех держав единственная, с которой он начал сношения, имеющие больше отношения к обыкновенному ходу политики, и это потому, что они—дело рук графа Панина, который вложил в них дух порядка и метода, его характеризующий, и принципы союза с Пруссией были те же, что и принципы его покойного дяди.

Поэтому, можно видеть, что сношения России с другими державами — сношения отдельной личности с другими; что они являются выражением чувства, а не политического соображения и расчета; что император руководится желаниями, а не планами; что он обладает пылкими чувствами, но что невозможно рассчитывать на исполнение тех его желаний, которые требуют обдуманного соглашения, рассчитанного шага и дальновидности.

Несмотря на это, для Баварии страшно важно сохранить его дружбу. 

Обсуждение закрыто

ТОП-5 материалов раздела за месяц

ТОП-10 материалов сайта за месяц

Вход на сайт