 |
|
| «Прощание Наполеона с Александром I в Тильзите» Автор: Джоакино Серанжели |
«Прощание Наполеона с Александром I в Тильзите» Автор: Джоакино Серанжели
Размер: 351 x 510 см. Техника: Холст, масло. Время создания:1810
Местонахождение: Версальский дворец, Франция
Интимность их отношений доходила до того, что Александр часто переодевался в квартире Наполеона и пользовался его галстуками и носовыми платками
Русская старина. Том XCIX. — СПб.,1899. Выпуски 7-9. C. 97
Еще перед отъездом в Россию, после прекращения враждебных действий,
император Александр отправил королю Фридриху Вильгельму письмо, в
котором отдавал в полное распоряжение Пруссии два русских корпуса.
Выразив затем надежду, что королю удастся войти в соглашение с Францией,
Александр писал, говоря о Пруссии: «Во всяком случае и когда-бы то ни
было я готов поддерживать ее всеми моими силами, и даже моя собственная
личность—в ее распоряжении».
Как эти слова, так и вообще личные чувства Александра к Наполеону не
могли обещать продолжительная мира, в особенности, в виду вероломства
Фридриха-Вильгельма, заключившего союз с Францией против России и с
Россией против Франции. Действительно, менее чем через год после
аустерлицкого погрома Россия была вовлечена в новую войну против
Франции. Александр, с своей стороны, не остановился ни перед чем, чтоб
обеспечить за собою победу. Были приложены все усилия, чтобы возбудить в
народе ненависть против Наполеона. Каждый воскресный и праздничный
день, по окончании литургии, духовенство обязано было читать в церквах
сочиненное по этому поводу объявление Святейшего Синода, в котором,
называя Наполеона антихристом, обвиняли его в том, что он дерзает
угрожать России вторжением в ее пределы и потрясением православной
церкви.
По поводу этого послания автор труда «Император Александр Первый»
справедливо замечает, что «перечитывая грозное объявление Синода, нельзя
не удивляться искусству, с которым извращалась в этом объявлении
историческая обстановка данной минуты. Войну, предпринятую единственно
ради спасения погибавшей Пруссии, превращали в народную войну,
направленную против гонителя православной церкви, мечтавшего
провозгласить себя Мессией. «В виду подобных чудовищных замыслов,
приписываемых Наполеону, призыв ополчения делался вполне понятным
народу; но зато, когда впоследствии война заключилась дружественным
договором с Францией, последний неизбежно получал в глазах народной
массы окраску как бы посягательства на веру и возбудил общее к себе
несочувствие».
Цель, которую имело в виду воззвание, была достигнута, но тем не менее в
армии вскоре после открытия военных действий поднялся всеобщий ропот, и
ставился вопрос «для чего нам продолжать сражаться из-за личной дружбы
нашего императора к королю прусскому?» Во главе недовольных находился
цесаревич Константин Павлович, не стеснявшийся вообще высказывать свое
нерасположение к пруссакам, утверждая, что «в этом отношении он хороший
русский». После Гейльсбергского сражения цесаревич горячо убеждал своего
державного брата вступить в переговоры с Наполеоном. Между ними
произошла даже бурная сцена, но император остался непреклонен в решении
продолжать войну, несмотря на громадные потери в войсках, тяжелое
финансовое положение России, разгром Пруссия и превращение
Фридриха-Вильгельма в безземельного короля. Наконец Фридландское
поражение убедило государя в невозможности продолжать войну.
Начавшиеся вслед затем переговоры о мире привели к свиданию обоих
императоров, состоявшемуся при совершенно исключительной обстановке, на
плоту, среди Немана.
Увидев, что идти далее некуда, что продолжать борьбу нет физической
возможности, Александр не растерялся, он выступал в совершенно
неожиданной роди и поразительно быстро и ловко применился к новым
обстоятельствам, чтобы, воспользовавшись ими, тем вернее достичь
впоследствии своей затаенной цела. Еще вчера непримиримый враг
Наполеона, сегодня он превратился в его задушевного друга и поклонника.
«Скажите ему (Наполеону), поручал император Александр князю Лабанову,
ведшему переговоры о перемирии, — что союз Франции с Россией постоянно
был предметом моих желаний, и что, по моему убеждению, один только этот
союз может обеспечить счастие и спокойствие мира». Когда наконец оба
императора повстречались в Тильзите, между ними начался обмен самых
утонченных любезностей. Интимность их отношений доходила до того, что
Александр часто переодевался в квартире Наполеона и пользовался его
галстуками и носовыми платками. Александр очевидно пустил в ход в
Тильзите все искусство «прельстителя», потому что Наполеон несомненно до
известной степени подпал под чарующее обаяние личности своего
побежденного соперника. С своей стороны, Наполеон не остался в долгу
перед Александром, и, когда дело дошло до составления формального
договора, он не ввел в него многих из сделанных Александру обещаний и
позднее руководствовался исключительно статьями писанного договора, не
придавая никакого значения «прекрасным фразам», который он «расточал» в
Тильзите.
Наружно как будто восхищенный Наполеоном, в глубине души Александр не
забывал унижения Пруссии и кровной обиды, нанесенной ему Наполеоном,
победившим при Аустерлице собственно его, Александра. По свидетельству
современников, государь сказал королю и королеве прусским при заключении
Тильзитского мира: «Он сломит себе шею. Несмотря на все мои
демонстрации и наружные действия, в душе я — ваш друг и надеюсь доказать
вам это на деле». В записках баварского министра графа Манжела по этому
поводу рассказан другой подходящий случай. Разбирая русскую политику
накануне 1812 года, Манжела утверждает, что в то время нередко
припоминали слова, сорвавшиеся с уст императора Александра при
подписании Тильзитсвая договора: «По крайней мере я выиграю время».
