На бумаге все выглядит гладко и безупречно, и есть лишь одно слабое место: пулевое отверстие в правом боку Лермонтова. Чтобы оно там появилось, нужно чтобы правая рука с пистолетом была вытянута вверх достаточно долгое время для того, чтобы Мартынов успел оценить ситуацию, т.е. выстрел Лермонтова в воздух, принять решение, снова прицелиться и спустить курок. Для того чтобы после выстрела в воздух рука опустилась вдоль туловища, нужны доли секунды. После этого естественного движения пуля Мартынова попала бы в руку, но Лермонтов будто нарочно подставляет правый бок под прицельный выстрел противника. Зачем?

Едва ли Мартынов в тот момент мог адекватно оценить обстановку и принять единственно правильное решение. Первое, что приходит на ум: он действует автоматически по заранее намеченному плану. Так был ли план?

Кое-что проясняет дуэль Лермонтова с Эрнестом де Барантом. Положение в обществе де Баранта совпадает с положением Дантеса, оба французы, оба сыновья дипломатов, но до Дантеса уже не дотянуться. Поединок с де Барантом состоялся на рассвете 18 февраля 1840 года за Чёрной речкой на Парголовской дороге довольно близко к тому месту, где стрелялись Пушкин и Дантес. Кроме того, Лермонтов и де Барант стреляются из той же дуэльной пары пистолетов, из которой был убит Пушкин.

	Николай Соломонович Мартынов

К моменту дуэли с де Барантом Лермонтов как будто еще не выбрал межу местью и суицидом. В страстном желании мести нас убеждает эпиграф к знаменитому стихотворению «Смерть поэта», взятый из неопубликованной рукописи А.А.Жандра и представляет собой вольный перевод из первого акта пьесы Жана Ротру «Венцеслав»:

Отмщенье, государь, отмщенье!
Паду к ногам твоим:
Будь справедлив и накажи убийцу,
Чтоб казнь его в позднейшие века
Твой правый суд потомству возвестила,
Чтоб видели злодеи в ней пример.

Мощным источником суицидального мотива могло послужить единственное извещение о смерти Пушкина, напечатанное в пятом номере «Литературных прибавлений», автором которого был редактор журнала Владимир Федорович Одоевский:

«Солнце нашей поэзии закатилось! Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в средине своего великого поприща!.. Более говорить о сем не имеем силы, да и не нужно: всякое русское сердце знает всю цену этой невозвратимой потери, и всякое русское сердце будет растерзано. Пушкин! наш поэт! наша радость, наша народная слава!.. Неужели в самом деле нет уже у нас Пушкина! к этой мысли нельзя привыкнуть! 29-го января 2 ч. 45 м. пополудни».

Не исключено, что для Лермонтова извещение стало чем-то вроде оракула, указывающего поэту кратчайший путь к земной славе, а именно – быть убиту на дуэли иностранцем. Жизнь других поэтов после смерти Пушкина – это пожизненное прозябание в его тени. Смерть от рук иностранца, прибывшего в Россию «на ловлю счастья и чинов» немедленно делает Лермонтова подобным, если не равным Пушкину. Вот почему Лермонтов ищет ссоры с де Барантом, но, оказавшись с ним лицом к лицу, не может сделать однозначный выбор между местью и самоубийством.

В наличии плана меня убеждает история поединка двух персонажей из повести Лермонтова «Герой нашего времени». Фактически это готовый сценарий дуэли:

«Драгунский капитан, разгоряченный вином, ударил по столу кулаком,
требуя внимания

– Господа! – сказал он, – это ни на что не похоже. Печорина надо проучить! (…) Грушницкий на него особенно сердит – ему первая роль! Он придерется к  какой-нибудь глупости и вызовет Печорина на дуэль... Погодите; вот в этом-то и штука... Вызовет на дуэль: хорошо! Все это – вызов, приготовления, условия – будет как можно торжественнее и ужаснее, – я за это берусь; я буду твоим секундантом, мой бедный друг! Хорошо! Только вот где закорючка: в пистолеты мы не положим пуль. Уж я вам отвечаю, что Печорин струсит – на шести шагах их поставлю, черт возьми! Согласны ли, господа?

– Славно придумано! согласны! почему же нет? – раздалось со всех
сторон.

– А ты, Грушницкий?
(…) после некоторого молчания он встал с своего места, протянул руку капитану и сказал очень важно: "Хорошо, я согласен"».

И это уже не шутка: компания затевает бесчестный поступок – потешную дуэль с целью унизить и обесчестить Печорина. Из шести видов дуэли на пистолетах выбран третий «Дуэль на месте с последовательными выстрелами». При нормальном течении обстоятельств стреляются минимум на 15 шагах, а право первого выстрела определяется исключительно по жребию. Шутники из повести местом дуэли выбирают скалу и барьер на шести шагах.

 

Печорин, знающий о проказе драгунского капитана и согласии на бесчестный поступок Грушницкого, внезапно ужесточает условия поединка: стреляться на шести шагах, но стоя на краю скалы, чтобы при малейшем ранении противник упал бы с высоты и разбился. Доктор удалит пулю и таким образом скоропостижную смерть можно будет объяснить неудачным прыжком. И вот что в этот момент происходит с Грушницким:

«Лицо его ежеминутно менялось. Я его поставил в затруднительное положение. Стреляясь при обыкновенных условиях, он мог целить мне в ногу, легко меня ранить и удовлетворить таким образом свою месть, не отягощая слишком своей совести; но теперь он должен был выстрелить на воздух, или сделаться убийцей, или, наконец, оставить свой подлый замысел и подвергнуться одинаковой со мною опасности. В эту минуту я не желал бы быть на его месте».

Как видим, сам Лермонтов отлично разбирался в последствиях бесчестного поведения на дуэли и последствиях первого выстрела в воздух. Вот, что в повести происходит дальше:

«– Вы счастливы, – сказал я Грушницкому, – вам стрелять первому! Но помните, что если вы меня не убьете, то я не промахнусь – даю вам честное
слово.

Он покраснел; ему было стыдно убить человека безоружного; я глядел на него пристально; с минуту мне казалось, что он бросится к ногам моим, умоляя о прощении; но как признаться в таком подлом умысле?.. Ему оставалось одно средство – выстрелить на воздух; я был уверен, что он выстрелит на воздух! Одно могло этому помешать: мысль, что я потребую вторичного поединка.

– Пора! – шепнул мне доктор, дергая за рукав, – если вы теперь не скажете, что мы знаем их намерения, то все пропало. Посмотрите, он уж заряжает... если вы ничего не скажете, то я сам...

– Ни за что на свете, доктор! – отвечал я, удерживая его за руку, – вы
все испортите; вы мне дали слово не мешать... Какое вам дело? Может быть, я хочу быть убит...

Он посмотрел на меня с удивлением.

– О, это другое!.. только на меня на том свете не жалуйтесь...»

Мартынов в черкеске - той что была на нем в вечер дуэли

Должно быть, современники поэта читали это место в повести, которая вышла отдельным изданием за год до смерти поэта, с чувством величайшего недоумения: условия дуэли чудовищны своей жестокостью, противники, которым положено во время поединка молчать, обмениваются репликами, один стыдит другого, оба пререкаются с секундантами, и т.д. Все участники дуэли ведут себя бесчестно, включая Печорина и доктора.